Диссертация (1137593), страница 13
Текст из файла (страница 13)
В то же время,стремление предложить формально-логическое обоснование для наук о культуре неразрывно связано у Риккерта с пониманием человека как духовногосущества, движимого ценностями и производимым ими интересом. Исторические индивидуумы могут существовать лишь постольку, поскольку человеческое бытие ценностно нагружено, и проникнуть в царство ценностейозначает в то же время понять развитие исторической действительности.Следуя за философией ценностей Лотце, Риккерт строит антропологию, в которой человек предстаёт как коммуницирующее с «материальными» ценностями существо, не ограниченное чисто формальным нравственным законом.Такое существо неизбежно находится в ценностном поиске, пытается про62никнуть в царство ценностей, и в этом состоит его духовное развитие.
Соединяя философию ценностей с наследием немецкого историзма, Риккерт даёт эскиз философии истории, которая кульминирует в идее «воли к разуму»как наиболее всеобщей ценности. В отличие от жёстких детерминистских систем, Риккерт оставляет историю открытой и непредзаданной, однако местоэмпирических наук о культуре в его архитектонике всё же неотделимо от места, которое занимает философия духа. Объективность науки о конкретнойдействительности покоится на процедуре отнесения к ценности, которая вконечном итоге зависит от единства царства ценностей и неизбежности реализации высших ценностей в ходе исторического развития.Г. Вагнер утверждает, что «в баденском неокантианстве речь не идёт окаком-либо, пусть даже модифицированном, кантианстве, но об амбивалентнойпозиции,котораяхотяируководствуетсятрансцендентально-философскими и кантианскими соображениями в терминологическом и программном отношении, но её глубинная структура определяется неосхоластической метафизикой» [Wagner 1987: 11].
За такого рода характеристикойважно не упустить, что основанием для разделения наук здесь всё же является трансцендентальная теория познания, и науки о культуре моделируются всоответствии с кантианским образцом науки. Иными словами, речь идёт отом, чтобы усматривать в риккертовом понимании «науки о действительности» не неудачный проект кантианского обоснования исторического познания, но существенный конфликт между разными взглядами на роль субъектав гуманитарной науке – трансцендентально-философским и философскоисторическим 19.Эти подходы различаются образом субъекта в его отношении к действительности. Для трансцендентальной философии действительность всегда19Ласк говорил в этом же смысле об «аналитическом» (кантианском) и «эманатистском» (гегельянском)подходах к образованию понятий и решению проблемы дуализма понятия и эмпирической действительности [Lask 1902: 81; см.
также: Beiser 2011: 446-447]. О Ласке как посреднике между неокантианством и феноменологией см. разные трактовки Ф. Дастюр [Dastur 1998] и Ф. Байзера [Beiser 2011: 452 ff.].63остаётся не только непосредственно недоступной, но чуждой разуму. В теории Канта доступность допонятийной действительности неизбежно приводила бы к включению всего бытия в имманентную сферу опыта и отказ оттрансценденции. И хотя Риккерт утверждает, что бытие не может бытьтрансцендентным, в его системе это соображение остаётся в форме указанияна иррациональность и непреодолимость разрыва между сознанием и действительностью. Таким образом наука отделяется от метафизических спекуляций и определяется поле методологических проблем частных наук.
Применительно к наукам о культуре к числу таких проблем относится совершенствование методов объективного познания, исключающих субъективнуюоценку; разработка более тонких понятий, позволяющих схватить индивидуальное в действительности; поиск механизмов преодоления ценностных разрывов между субъектом и объектом.Для философии истории, напротив, залогом познания конкретной действительности является возможно более тесный контакт с ней, который возможен, только если сущность познания культуры совпадает с сущностью самой культуры, если историческая аналитика действительности требуетсяобъективным историческим развитием. Различие между естествознанием инаукой о духе оказывается гораздо более серьёзным, чем между наукой и философией.
Неслучайно субъективные переживания, специфицированныеДильтеем как собственная предметная область наук о духе, у Риккерта оказываются в сфере компетенции философии (поскольку рассматриваются какакты наделения ценностью), так что наивысшей близости к действительностии подлинного исторического знания достигает именно философия. Потребность в науке о духе заявляется самим субъектом истории, и независимо оттого, как понимается этот субъект – как народ, как европейская цивилизацияили как человечество в целом – исследователь ищет гарантии познания вединении с ним.64Философия Риккерта как эпистемологическое обоснование наук окультуре содержит внутренний конфликт, который этим наукам предстоитразрешать: как сохранить необходимую дистанцию по отношению к действительности, но при этом не потерять опору в виде универсальных ценностей,дающих сверхиндивидуальному субъекту возможность рационально постичьдуховную жизнь? С одной стороны, стремление удержать за познанием культуры статус объективной науки означает его очищение от любой самоочевидности и любых метафизических гарантий прозрачности ценностного мира.
Однако этот путь ведёт к скептицизму, так как отсутствие минимальногоценностного консенсуса между субъектом и объектом познания делает их акты смыслополагания закрытыми друг от друга. С другой стороны, нацеленность на более тесный контакт с действительностью означает выход за пределы неокантианского схематизма, отказ от ценностной нейтральности и активное вовлечение науки в движение истории. Однако этот путь ведёт к стиранию границы между науками о культуре и философией истории.1.3 Социальная наука как наука о действительностиНесмотря на то, что к началу XX в., когда спор о разделении наук достиг своего пика, уже существовали достаточно влиятельные позитивистскиепроекты социальной науки, в этот период их теоретико-познавательный фундамент подвергся существенному пересмотру. Каким бы ни было влияниепозитивистской социологии О.
Конта и её трансформации Г. Спенсером,вплоть до XX в. социологии не удалось институционализироваться в качестве академической дисциплины. Попытки заложить новый эпистемологический фундамент для социальной науки и тем самым развернуть перед ней позитивную исследовательскую программу, не сводимую ни к одной другойобласти знания, в значительной степени были обусловлены стремлением добиться её признания как науки.Мы не ставим себе задачу обзора всех возникших в начале ХХ векапроектов, однако следует отметить, что многие из них были основаны на раз65личных версиях неокантианской философии, которая в описываемый периодявлялась одним из наиболее влиятельных течений в европейской мысли.Обычно анализ значения неокантианских теоретических ходов для оформления социальной науки проводится на уровне отдельных авторов или национальных социологических школ.
Редкой попыткой усмотреть систематическую роль неокантианских теоретико-познавательных решений в оформлении социальной науки в целом можно считать работу Дж. Роуз, утверждающую, что социология как наука возможна только как неокантианский проект[Rose 1995(1981)]. Важным начинанием Роуз следует считать попытку найтиобщее (неокантианское) основание в проектах М. Вебера и Э. Дюркгейма, вкоторых принято видеть два наиболее влиятельных и в то же время радикально противоположных подхода к обоснованию социальной науки. Не разделяя содержание аргументов, которые Роуз выдвигает в ходе такого сопоставления, мы всё же постараемся выделить некоторые существенные общиечерты в теоретико-познавательных воззрениях Вебера и Дюркгейма и продемонстрировать, что они носят неокантианский характер.Обстоятельный анализ такого рода потребовал бы предварительногосопоставления немецкого и французского неокантианства, которое отсутствует в работе Роуз.
В рамках неокантианства выделяется целый ряд школ,существовавших относительно автономно и заметно расходившихся друг сдругом как в отношении теоретических основоположений, так и в отношениинаправлений исследования. Тем не менее, общим для всех них было то, чтона роль prima philosophia в них выдвигалась теория познания, ориентированная строго антиметафизически; причём эта теория в конечном итоге становилась мостом к метафизике [Makkreel, Luft 2010].Многие авторы проявили восприимчивость к утверждениям Конта онеобходимости построения новой науки, но были настроены критически вотношении позитивистского эпистемологического фундамента контовскойсоциологии, из-за которого она в итоге трансформировалась в религию. С66этим связано и явное нежелание ряда авторов принимать неблагозвучныйтермин «социология», а также последующие попытки представить дело так,будто Конт и Спенсер вовсе не занимались собственно социологией 20.
В результате новая наука в этот период не имела устоявшегося названия. Однакои после реабилитации термина «социология» он лишь отчасти покрывает новую область; главным образом, применительно к конкретным исследованиям. Термин «социальная наука» и в настоящее время остаётся более общим, вособенности при обозначении «философии социальной науки» как отдельнойсферы исследования философских оснований этой дисциплины (см., напр.:[Bohman 1991; Hollis 1994; Fay 1996; Sayer 1992]) 21.В поиске решений, способных очистить социальную науку от мессианства (с которым в этот период прочно связывалась «социология»), и преподнести её как собственно позитивную науку, способную на получение объективного знания, неокантианство выглядело наиболее очевидным путём.
Егоотличал подчёркнутый отказ от метафизики при обосновании познания,нацеленность на анализ метода конкретных наук, внимание к проблеме априорноговпознаниииодновременночувствительностькдуховно-исторической среде человеческого познания (в наибольшей степени характерная для баденской школы). Всё это делало неокантианство перспективным ресурсом даже несмотря на то, что сами неокантианцы выражали скепсис в отношении контовской социологии 22.Одним из немногих, кто изначально особенно активно продвигал термин «социология» в германских академических кругах, был Зиммель.
Однако Л. Фон Визе, находившийся под большим влиянием Зиммеля,долгое время предпочитал говорить об «учении об обществе». Впоследствии он в русле зарождавшейсянемецкой истории социологии доказывал, что Конт и Спенсер занимались преимущественно наукоучениеми философией истории, но никак не социологией [von Wiese 1931: 56-65, 110-111].20Отчасти это связано с особенностями словоупотребления в различных языках. Так, в английском термин«social science» подчёркивает именно научный характер дисциплины, противопоставляя её «humanities» илидаже «arts» и тем самым как бы закрепляя достижения участников спора о методе [Makkreel 1969].21Риккерт видел в социологии прежде всего естественную науку (как и в психологии) и в этом качестве вынужден был признать за ней формальное право на существование; правда, идея закона в области общественной жизни выглядела для него малоинтересной [Риккерт 1997: 347].