Диссертация (1137017), страница 10
Текст из файла (страница 10)
Такаяустойчивостьделаетихкрайне важным имощным инструментомсоциального контроля.Вкачествекатализатораизобретениятрадицийисследователирассматривают радикальные социополитические трансформации, связанные49с разрушением старых социальных форм и установлением новых.Появляющиеся в этих условиях общественные структуры требуют новыхформ легитимации, которые в идеологической сфере устанавливаются, впервую очередь, с помощью новых способов проработки прошлого –изобретенных традиций [Хобсбаум 2000: 51-52].
При этом возможнымпредставляется сохранение старых традиций с наполнением их новыхсодержанием.Такойреформистскийпутьпозволяетподдержатьопределенную историческую преемственность и основанную на нейсоциальную прочность, при этом постепенно замещая старый социальныеформы и структуры новыми.
В этом смысле изучение изобретенныхтрадицийявляется важным источником информации о социальныхизменениях, могущим дать больше информации, нежели традиционныеисторические исследования.Использование этой концепции позволяет осмыслить и объяснить, вчастности, трансформации топонимических ландшафтов в ситуацияхрадикальных социальных преобразований. Так, исследователи обращаются кпонятию изобретенных традиций, описывая топонимические чистки впостколониальных и постсоциалистических странах [Vuolteenaho, Berg 2009].Кроме того, она задает критическую оптику анализа различных способовпроработки прошлого, манифестированных в официальных символическихландшафтах, частью которых является топонимия.1.3.
Критические топонимические исследованияНа пересечении трех рассмотренных теоретических пластов в конце1980-х – начале 1990-х годов оформляется интерес к критическомуосмыслению топонимических практик. В фокус исследований помещаютсясоциополитическиеаспектыпрактикнаименования/переименованиягеографических объектов, которые до этого не привлекали вниманиеисследователей. В данном параграфе мы подробно рассматриваем эти50исследования и предлагаем их классификацию в зависимости от способовтеоретической концептуализации и подходов к эмпирическому анализу.Первые работы, посвященные критическому анализу топонимическихпрактик, относятся к концу 1980-х – началу 1990-х годов и, в первуюочередь, связаны с именем израильского социального географа М.
Азарьяху[Azaryahu 1986, 1990]. В них исследователь концептуализирует названиягеографических объектов как «политические символы, которые являютсяотражением и манифестацией определенной политической идентичности»[Azaryahu 1986: 581]. В этом определении Азарьяху осуществляет переход отисторико-культурного подхода к топонимическим исследованиям, которыйзанимал доминирующее положение в культурной географии во второйполовине XX века, к критическому подходу, в фокусе которого находится нетолькореконструкциясуществованияназваний,историческогоноиконтекстаполитическийвозникновениясмыслсамихиактовнаименования/переименования. При этом новаторство этих ранних работ побольшейчастиограничиваетсяпостулированиемпринципиальнополитического характера географических названий, а также особенностьювыбора эмпирических кейсов: объектами анализа становятся топонимическиеизменения, сопровождавшие смену политических режимов.Кроме того в работе 1990 года Азарьяху также вводит метафору«городского текста», которая впоследствии стала одним из центральных месттопонимических исследований в культурной и социальной географии.Азарьяху отмечает, что названия улиц и других территориальных единицслужат одним из ключевых элементов конструирования историческихполитик и образуют на определенной территории связную совокупность, дляобозначения которой применительно к городам используется понятиегородского текста.
Сам городской текст представляет собой «репрезентациюпрошлого, ограниченную героями и героическими событиями» [Azaryahu1990: 33]. В соответствии с логикой метафоры эмпирический анализ51предполагает определенный способ прочтения топонимического ландшафта,цель которого состоит в реконструкции его политического смысла.ВболеепозднейработеАзарьяхууточняетнекоторыесвоиформулировки и определяет городской текст как «культурный конструкт,который отсылает к определенному социальному и моральному порядку,выраженному в репрезентации лежащей в его основании «теории мира»,которая обосновывает и оправдывает его» [Azaryahu 1992: 351].
Кроме тогоперечисляются некоторые наиболее существенные его характеристики, такиекак отсутствие временной направленности и селективность, выраженная втом, что на городской карте отражаются имена героев и названия побед, ноне антигероев и поражений. В этой работе также наиболее отчетливопроступает интенция автора к отстройке от традиционных топонимическихисследований, где названия улиц и других территориальных единицрассматриваются как непроблематичные обозначения определенных частейпространства.Одной из знаковых для критически ориентированных топонимическихисследований является также работа израильских географов С.
Коэна и Н.Килиота, посвященная исследованию переименований на территориях,которые были захвачены Израилем в ходе арабо-израильского конфликта в1967 году [Cohen, Kiliot 1992]. Определяя топонимы как «неотъемлемыеэлементыполитическихландшафтов»[Cohen,Kiliot1992:653],исследователи концептуализируют их как символы, играющие важнейшуюроль в жизни обществ. Центральным для этой работы становится понятие«политическоголандшафта»,которыйрассматриваетсякакпродуктправовых и политических решений, направленных на кристаллизациюопределенной идеологии в символической сфере.
Теоретическую рамкуподобных размышлений задает концепция идеологии, предложенная К.Гирцем и предполагающее изучение того, как символы функционируют вопределенном социокультурном контексте. В отличие от марксистского52подхода идеология здесь рассматривается как выражение групповойсолидарности [Гирц 1998].В 1990-х годах появляется целый ряд работ, направленных нараскрытиеполитическихпереименованияимпликациейгеографическихактовобъектов.наименованияБольшинствоэтихиработпосвящены эмпирическому анализу конкретных кейсов, связанных с«топонимическими чистками» в постколониальных странах [Yeoh 1992,1996; Berg, Kearns 1996; Myers 1996; Herman 1999]. Так, социальный географБренда Йеох в своих работах, посвященных анализу топонимическихпрактик в постколониальном Сингапуре, проблематизирует наименованиекак «социальную активность, которая является воплощением борьбы законтроль над средствами символического производства» [Yeoh 1992: 313].
Всоответствиистакойинтерпретациеймасштабныепереименования,последовавшие за обретением Сингапуром независимости, трактуются какуничтожение памяти о колониальном режиме и легитимация новойнациональной идентичности. При этом исследовательница показывает, чтоанализ топонимических практик не должен быть ограничен уровнемофициальнойтопонимии.Интереспредставляеттакжеизучениеальтернативных «городских текстов», представленных в дискурсе жителей.Сингапур в этом контексте является наглядным примером несовпадениюдвух дискурсов, когда местные жители вместо официальных английскихнаименованийиспользовалисобственныетопонимическиесистемы,отражающие другие способы восприятия социальной реальности. Здесь Йеохвторит американскому географу Риве Берлэнт-Шиллер, которая в одной изсвоих работ показала, что изучение официального топонимического пластанепозволяетраскрытьсоциокультурныминекоторыеаспектаминоменклатур,иуказываетнарассмотренияальтернативныхважныеаспекты,(вос)производстванеобходимостьмоделейсвязанныетопонимическихвключениявосприятиясвфокустопонимическихландшафтов [Berleant-Shiller 1991].53Новозеландские географы Л.
Берг и Р. Кирнс в своей работеанализируют кампании по переименованию географических названий вНовой Зеландии в 1989-1990 годах [Berg, Kearns 1996]. Рассматриваятопонимы как часть проекта социального производства пространства (поЛефевру) и символического конструирования значений мест, они определяютпрактикинаименования/переименованиякакпрактикинормализации:«названия являются частью как символического, так и материальногопорядка, который обеспечивает нормализацию и легитимацию тем, ктодоминирует в политике репрезентации мест» [Berg, Kearns 1996: 99]. Приэтом исследователи фокусируются, в первую очередь, на роли названий вконструировании националистических идеологий (политик идентичности),апеллируя к понятию воображаемых сообществ Б.
Андерсона. На примереНовой Зеландии показывается, как происходит натурализация идеологиигегемонической белой маскулинности, которая способствует маргинализациитех, кто ей не соответствует, и в первую очередь коренных жителей НовойЗеландии – Маори, и, таким образом, носит расистский характер. Важнойособенностьюэтойработыявляетсято,чтоисследователинеограничиваются анализом картографического материала, а обращаютсятакжекизучениюофициальныхпостановленийНовозеландскогогеографического совета – органа, занимающегося вопросами наименования ипереименования географических объектовАмериканский социальный географ Г. Майерс в своей работе исследуеттопонимический ландшафт одного из районов Занзибара и на его примерераскрываетполитическийсмыслколониальныхипостколониальныхпереименований [Myers 1996].
Топонимические практики в этой работерассматриваются как инструмент выстраивания символических границ,способствующих фрагментации городских сообществ и закрепляющихсуществующие практики физической сегрегации в городском пространстверазличныхсоциальныхслоев.Приэтомпомимоофициальноготопонимического пласта в фокус исследователя попадают неофициальные54практики наименования, которые накладываются на гегемонический дискурси способствуют его размыванию. В итоге формируется то, что он назвал«альтернативнымиландшафтами»,которыестановятсяточкамисимволического и материального напряжения в борьбе за переопределениеправа на город [Myers 1996: 244].Особый интерес также представляет работа американского антропологаЭ. Такер, где она исследует кейс, связанный с переименованием одной изулиц Варшавы в 1994 году в честь активиста профсоюза «Солидарность»Ежи Попелушко [Tucker 1998].