Диссертация (1136345), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Заметим, что в силуисторических особенностей развития политологии в США, американскимполитологам, занимающимся судами, выбор объекта своих исследований тожеобъяснять не приходится, потому что рубрика, по которой проходят вСоединённых Штатах политические исследования судов — а именно,государственное право (public law) — традиционно дисциплинарно относитсяименно к политологии, а не к юриспруденции. Это связано с тем, что первыекафедры политологии «отпочковывались» в американских университетахименно от юристов: так, например, произошло с первой Школой политическойнауки, созданной в Колумбийском университете в 1880 году. Как известно,школу возглавил Джон Бёрджесс, которого руководство Колумбийскогоуниверситета несколькими годами ранее пригласило на работу из Амхерстскогоколледжа.
Связано это назначение было с тем, что между Бёрджессом и деканомюридического факультета в Колумбии Теодором Дуайтом возникли разногласияна тот счёт, должна ли учебная программа по праву включать в себягосударственное право. Исходом этих разногласий стало выведение частидисциплиниз составаполитическойнауки.государственноеполитической50правонаукиюридическогоВчислеибылэтихфакультетадисциплинюриспруденция,вскореввыделенкоторымотдельнуюоказалисьвотдельныйшколутакжерамкахишколыдепартамент50.Schubert G. Future of Public Law // George Washington Law Review.
1965. Том 34. С. 594; Бёрджесс,31Впоследствии произошедшее таким образом в конце XIX века дисциплинарноеделение было закреплено институционально и воспроизводится в американскойакадемической организации до сих пор51.Пример американского дисциплинарного развития иллюстративен.Теоретически, мы могли бы подойти к вопросу о том, следует ли относитьизучение судов к предмету политологии, с двух сторон.
Первый способ состоялбы в том, чтобы посмотреть, чем на деле занимаются политологи и, такимобразом, что относит к предмету политологии само политологическоесообщество. Сделать это можно было бы, в частности, изучив набор курсов,которые преподаются в рамках политологических учебных программ, или жеоценив интересы научного сообщества по публикациям в основных научныхжурналах. Руководствуясь этой логикой, мы пришли бы к выводу о том, чтосуды и, в особенности, вопросы конституционной организации и прав человека(как раз-таки относящиеся в американской традиции к сфере государственногоправа, public law) входят в область ведения политологии не только вСоединённых Штатах, но также и в России.
В то же время, такой подход, хотяон, наверное, и более корректен с точки зрения социологии науки, обладает темважным недостатком, что делает саму затею весьма тавтологичной: разумеется,дисциплинарное деление является социальным фактом, но ведь и сам этот фактхоть отчасти должен корениться в существующих представлениях о делениинаучного знания на предметы отдельных дисциплин.
К тому же, суды (как вроссийской, так и в американской традиции) интересуют не толькополитологов, и определить, какие именно характеристики судов интересныразличнымдисциплинам,пользуясьтольколишьданнымподходом,невозможно.51впрочем, был верен своим юридическим корням и основную задачу политологии формулировал так —«предоставить полный общий обзор всех элементов внутренней и внешней политики государства,отталкиваясь от триединой основы Истории, Права и Философии», см.
Haddow A. Political science inAmerican colleges and universities, 1636-1900. New York: Appleton-Century company, 1939. С. 180; цит. по:Pritchett C.H. Public Law and Judicial Behavior // The Journal of Politics. 1968. Том 30. № 2. С. 481.См. The Pioneers of Judicial Behavior. / ред. N. L. Maveety. University of Michigan Press, 2009.32Второй способ состоит в том, чтобы стартовать из какого-тодостаточно общего допущения о предмете политологии и вывести из него болеечастный ответ о том, насколько и в каком качестве могут быть интересны дляполитологии суды.
У этого второго способа также есть недостатки (основнойсостоит в том, что собственно вокруг определения политики ведутся споры52),но мы попытаемся их преодолеть, отталкиваясь от наиболее консервативногопонимания политики и рассчитывая на то, что читатель согласится принятьпредложенную аксиоматику.Возьмём за отправную точку классическое определение, данноеМаксом Вебером, который призывает понимать под политикой «толькоруководство или оказание влияния на руководство политическим союзом, тоесть в наши дни — государством», затем определяет само государство как«человеческое сообщество, которое внутри определённой области (успешно)претендует на монополию легитимного физического насилия», и, наконец,заключает, что политика, таким образом — это «стремление к участию вовласти или к оказанию влияния на распределение власти...
внутри государствамежду группами людей, которые оно в себе заключает»53. В дальнейшем врамках этого определения происходили всевозможные вариации, связанные стеми частными задачами, которые решали отдельные исследователи. Так, каквидно, Вебер делает акцент на осуществлении и распределении именногосударственнойвласти.Впоследствиижевластьбыла(несколькорасширительно) приравнена к влиянию, а акцент на государстве размылся, и впопулярном определении политики, данном Гарольдом Лассуэллом в 1936 году,ни власть, ни государство вообще не упоминаются, а суть политикиопределяется как то, «кто получает что, когда и как».
В свою очередь, цельполитологии Лассуэлл формулирует как «изучение влияния и тех, кто его5253См., например, Warren M.E. What is Political? // Journal of Theoretical Politics. 1999. Том 11. № 2; LeftwichA. What is Politics: The Activity and its Study.
Cambridge: Polity, 2004.Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. , 1990. С. 644–646.33оказывает» («influence and the influential»)54.Далее от этого широкого определения началось обратное движение ктому, чтобы его сузить и конкретизировать.
Сам же Лассуэлл в 1950 годупризнал, что цель политологии — в том, чтобы эмпирически изучать «то, какскладывается и распределяется власть»55. Роберт Даль предложил вернуться квеберианскому определению власти как способности одного игрока заставитьдругого сделать что-то, чего тот иначе не стал бы делать56. Параллельнодалевским попыткам более строгой операционализации власти, Дэвид Истон в«Политической системе» определил политику как систему «взаимодействий,через которые в обществе властно распределяются ценности»57.Все они по-прежнему считали, что включать в это уравнениегосударство — контрпродуктивно. Даль стремился к тому, чтобы дать наиболееуниверсальное определение и операционализацию власти, не ограничиваясьрамками власти государственной58. Истон был настроен более воинственно иутверждал, что «исторически существует две основных школы мысли: однаизучает политическую жизнь, отвечая на вопросы о природе и характеристикахгосударства; другая — о распределении и использовании власти»59, и явносчитал, что следует бороться за то, чтобы вторая победила первую60.
Однако, востальном к началу 1960-х годов постепенно сложился своеобразный консенсусна тот счёт, что к предмету политологии должны относиться получение иосуществление власти, что, в сущности, совпадает с первоначальнымвеберианским определением политики. Единственная значимая поправка к этойформулировке сегодня состояла бы в том, чтобы к получению и использованиювласти добавить её удержание, или «выживание» во власти.
Этот аспект, в54555657585960Lasswell H.D. Politics: Who gets what, when, how. Cleveland, Ohio: Meridian, 1958 [1936]. С. 7.Lasswell H.D., Kaplan A. Power and society: A framework for political inquiry. New Brunswick: TransactionPublishers, 2013 [1950].Dahl R.A. The concept of power // Behavioral Science. 1957. Том 2. № 3. С. 201–202.Easton D.
The political system. New York: Alfred Knopf, 1953.Dahl R.A. Указ. соч. 1957. С. 201.Easton D. Указ. соч. 1953. С. 106.Easton D. The political system besieged by the state // Political Theory. 1981. Том 9. № 3.34частности, получил особое значение, когда политология более пристальнозанялась изучением недемократических режимов61.Не настаивая на непреложности данной позиции, заметим, что онаосвящена авторитетом целого ряда выдающихся мыслителей, внутренненепротиворечива и, что важнее всего, удобна для установления того, какиеэмпирические объекты и в каком качестве могут быть отнесены к предметуполитологии.
Так, отталкиваясь от этой позиции, мы можем сказать, что судыдолжны интересовать политологов в той степени, в которой они участвуют восуществлении, получении и сохранении власти, и должны изучатьсяполитологией в одном из этих трёх качеств. И действительно, рассмотримнекоторые из тех сюжетов, которые были затронуты во введении.
Например,феномен юридизации, то есть «перехода власти от легислатур к судам и другимправовым институтам»62, с политологической точки зрения интересен в первуюочередь тем, что суды начинают сами осуществлять власть, становясьсамостоятельным субъектом политики — именно поэтому они должныизучаться политологами. А, в свою очередь, феномен учреждения судов внедемократических режимах — например, ради поддержания дисциплины вправящих кругах, как это предполагается теорией Магалони63 — интересенпотому, что суды становятся политическим инструментом в руках действующихполитиков, и тут, помимо вопроса о том, зачем в действительности данноеправительство прибегло к применению именно этого инструмента, интереснотакже то, насколько успешно этот инструмент может использоваться дляудержания власти, и от чего зависит его эффективность64.61626364Bueno de Mesquita B.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
