Диссертация (1102082), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Кроме того, в пушкинскойпоэтике, по замечанию Д.Н. Медриша, «слово (а тем более изречение) помнит освоем происхождении» 68.После этих отступлений становится понятным сочетание «змеиные да грудибелые», кроме того, вторая деталь былины, на которую стоит обратить внимание вритуальном контексте, связана с поэтикой власти Мать-сыра земли:И бей копьем да во сыру землю,Сам копью да проговаривай:Расступись-ка, матушка сыра земля,На четыре расступись да ты на четверти!Ты пожри-ка эту кровь да всю змеиную!» 69Культурный герой вступает в договор/брак с Мать-сыра землей и побеждает Змея,перед этим находясь в его крови («стоял у крови ты трои суточки» 70), после чегоземля принимает («пожирает») кровь змеиную. Осуществляется как бы единениеЗемли и Змеи – женский архетип связан как со змеиной символикой, так и сземледельческими культами.
Ретардация в фольклоре, особое внимание кСмирнов В.А. Сказка о медведихе // Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция: вопросы поэтики(архетипы «женского начала» в русской литературе 19 – начала 20 века). Иваново: Юнона, 2001. С. 32.68Медриш Д.Н. У истоков пушкинских изречений // Московский пушкинист VIII. Ежегодный сборник. М.:Наследие, 2000. С. 165.69Былина. С. 53.70Там же.
С. 53.6729состязанию, агону со зверем-тотемом (в данном случае Добрыни со змей) связанос ритуалом. Это является, по мнению Г.Д. Гачева, «общим» местом для мировогоэпоса в целом: «чтобы с удовольствием и пониманием читать в древних эпосах, уГомера и в былинах, длинные и «однообразные» описания последовательностиснаряжения, одевания героев на битву, самого ритуала битвы, – надо подозреватьв этих материальных вещах, телесных жестах высокий духовный смысл имиросозерцательное ритуальное значение, т.е. воспринимать в них не простофизическое действие, но священнодействие» 71.Устанавливая типологические соответствия с греческой мифологией,находим три ипостаси богини плодородия Артемиды: лань, медведица и змея.Можно с уверенностью говорить, что данные воплощения женского архетипаприобрели мировое культурное распространение, о чем свидетельствуютисследования в области славянских древностей Б.А.
Рыбакова72. Поцеловать змею– значит приобщиться к ее силе и мудрости 73. По мнению М.Б. Плюхановой,рассмотревшей повесть о Петре и Февронии в контексте времени созданиясуществующей макариевской агиографической школы 74, данное произведениенаполнено деталями, которые ритуально маркированы и последовательны.Учитывая это суждение, не может остаться не замеченным и сюжет, связанный сАгриковым мечом.Меч находится в «непривычном» месте, в храме: «И показал ему в алтарнойстене в нише между двумя глиняными плитами лежащий меч» [334]. Прояснить«темное» место с сюжетом о мече поможет параллель с западноевропейским«бретонским» куртуазным романом XII в.
С одной стороны, казалось бы, какдалеки между собой светский роман и древнерусская повесть, однакоЕ.М. Мелетинский в своей монографии о средневековом романе Запада и ВостокаXI — XII вв., показал, что средневековый роман наполнен разнымимифологемами, генетически связан с ирландскими мифами, культурнымиГачев Г.Д. Содержательность художественных форм (Эпос.
Лирика. Театр). М.: Просвещение, 1968. С. 105 – 107.Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.С. 82 – 89.73Смирнов В.А. «Софийный эйдос» в поэме М. Цветаевой «Переулочки» // Константин Бальмонт, МаринаЦветаева и художественные искания XX века: Сб-к науч. тр. Иваново, 1988. Вып. 3. С. 83.74Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб.: Акрополь, 1995.717230героями: «Все эти мифы «вычитываются» из дошедших до нас эвгемеризованныхирландских мифов, принявших вид псевдоисторических преданий о заселенииИрландии, и из ирландской героической сказки с мифологическим фоном (циклыКухулина, Финна и т.д.), разумеется при соответствующем освещениисравнительным материалом» 75.
Обращает на себя внимание «копье Луга, мечНуаду и кричащий под ногами законного короля камень Фал – их талисманы» 76. Втаком контексте точность описания местонахождения Агрикова меча вдревнерусском тексте не вызывает сомнения и «недоумение» относительнонеправдоподобности совмещения меча с храмовым топосом отпадает, ведь мечнаходится между двумя глиняными плитами и предназначен он исключительнодля князя Петра. Кроме того, в этом вопросе точны фольклористы, указывающиена генетическую связь Агрикова меча из повести с волшебным мечом из сказки оДобрыне Никитиче: «Случайно по указанiю одного мальчика этотъ агриковъмечъ, оставшiйся послѣ битвы богатырей, нашли въ церкви и братъ князяцаревичъ зарубилъ змеѣя.
Объ этомъ агриковомъ мечѣ повѣствуетъ сказка оДобрынѣ Никитичѣ, который побѣдилъ имъ Тугарина Змѣевича (сказочноеолицетворенiе темной силы)» 77.Воин должен добыть себе меч, чтобы приобщиться к сакральным знаниям –былинный мир и древнейшие культы, которые лучше всего сохранились вкеннингах скальдической поэзии, демонстрируют нам этот ритуальный жест.Такая неожиданная этнографически далекая параллель необходима нам в силутого, что у варягов существовал культ коня, смежный в семантическом плане скультом змеи, и характерный обряд воинского посвящения, в которомопределяющим элементов всего действа было нахождение/добывание себе меча 78.Перенося все это на древнерусский текст, конечно, с определенными оговорками,пониманием того, что литература XV — XVII вв. отличалась особыммировоззрением, становлением и выработкой миропонимания с личностнымМелетинский Е.М.
Западноевропейский «бретонский» куртуазный роман XII в // Мелетинский Е.М.Средневековый роман. Происхождение и классические формы. М.: Наука, 1983. С. 68.76Там же. С. 68.77Рязановский Ф.А. Демонологiя въ древне-русской литературѣ. М.: Печатня А.И. Снигиревой, 1915. С.
48.78Мелетинский Е.М. «Эдда» и ранние формы эпоса. М.: Наука, 1968. С. 255 – 257.7531началом в системе ценностей 79, по мнению А.Н. Ужанкова, обнаруживаемдейственность типологического метода, позволяющего более глубоко понять всюсложность взаимодействия двух культурных платформ, христианской ифольклорной (языческой, мифологической), на которых зиждется повесть о Петреи Февронии. И все это, возможно, казалось бы излишним, если разобранные намидетали «оставить» в большом культурном семантическом пространстве, однаковажен и тот факт, что князя Петра исцеляет именно женщина, которая не простомудра, но еще и в некотором роде воинственна своим духом, а также говорит на«запутанном языке».
Здесь можно провести достаточно прозрачную параллель сбылинным эпосом (русская традиция), со скифскими мифами, как этоосуществляет в своих работах Е.М. Мелетинский 80, и генетически важнымобразом «поляницы удалой», получившим свое развитие в эпической и сказочнойтрадициях, усвоивших весь архаический комплекс представлений о ВеликойБогине, деве-дарительнице (коней). Это еще раз подчеркивает архаичностьвзглядов на акт творения, связанный с культом коня, змеи, животного-тотема,сопряженного одновременно в одних случаях с женским божеством, в других –Мировым древом, тождественным Великой Богине 81.Конечно, автор повести всех этих научных коннотаций знать не мог, однакообращает на себя внимание тот факт, уже ранее нами отмеченный, что Феврония«благословляет» палки, на которых держался котел с едой, и они вырастают в«большие деревья с ветвями и листвой» [342].
В исследованиях, посвященныхэтой повести, большое внимание уделяется или последним частям произведенияили же местам в тексте, связанным с мечом, веретеном, зайцем, палками,комментируемым, заметим, с точки зрения бытовой действительности 82. ЗдесьУжанков А.Н. Генезис литературных формаций (Развитие мировоззрения и русской литературы XI – первойтрети XVIII века) // Ужанков А.Н. Историческая поэтика древнерусской словесности. Генезис литературныхформаций.
Монография. М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2011. С. 258 – 260.80Мелетинский Е.М. Указ. соч. С. 254 – 255.81Речь идет об особых изображениях на предметах культа, чье «воплощение <…> древнего индоарийского образамирового древа, тождественного образу великой женской богини, заместителем которой чаще всего выступаетконь» говорит об «орнаменте», сопровождающем акт творения. См.: Шауб И.Ю. Культ Великой Богини у местногонаселенияСеверногоПричерноморья.//Скифскийквадрат,№3,1999//http://stratum.ant.md/03_99/articles/shaub/shaub_00.htm82Ужанков А.Н.
Повесть о Петре и Февронии Муромских (Герменевтический опыт медленного чтения). Ч. 1–2.URL: www.pravoslavie.ru.; Бедина Н.Н. К вопросу о внутреннем сюжете «Повести о Петре и Февронии7932необходимо отметить также, что заяц, прыгающий перед Февронией, можетвосприниматься или как свадебный заяц (один из вариантов прочтения), или жекак животное-тотем, связанный с первопредками (заяц как воплощение предка,духа заимствован западными славянами от немцев 83), что тогда указывает наприобщенность Февронии к сакральным знаниям. Таким образом, все деталиприобретают ритуальный характер, направленный на выявление подлинной,небесной сути женщины, а также демонстрируют инициацию, смерть –возрождение героя мужчины – князя Петра.Исследователи, сопоставляющие западноевропейское рыцарство и русскуюбылинную традицию, пришли к выводу, что «вероятно, представлениям опоединке со Змеем предшествовали представления о поединке либо бракебогатыря со змеей» 84, а значит, возможна модификация, «преломление»глубинной фольклорной традиции в древнерусской литературе, которая, отрицаявнешний фольклор, вобрала в себя народные архетипические представления.Кроме того, еще раз вернемся к одной детали – к «непонятному» непонятомуПетром языку Февронии.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
