Диссертация (1102082), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Кроме того,творческие лаборатории С.А. Есенина и В.В. Маяковского так или иначе связаныс этим периодом русской литературы, со «Словом о полку Игореве», к которомучасто обращались поэты Серебряного века. А если мы затрагиваем проблему5253Лихачев Д.С.
Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. С. 67.Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор. Л.: Наука, 1974. С. 8.24фольклоризма в творчестве поэтов на глубинном уровне, то необходиморассмотреть вопрос о взаимодействии мифа – обряда – литературы и впространстве тех источников (литературных), к которым обращались поэты XX в.(хотя бы в теоретическом плане). К тому же, сплав языческих и христианскихэлементов значим для всей русской культуры, народного мировоззрения 54. Всвязи с этим важно замечание В.Я. Проппа о взаимодействии двух систем:«Ранняя, первая литература сплошь или почти сплошь есть фольклор <…>Правда, это не просто фольклор, а фольклор в отражениях и преломлениях <…>То, что происходит с фольклором и литературой на этой стадии развития, полновеличайшего значения для понимания истории духовной культуры вообще» 55.
Вданной главе нас интересует именно это «преломление» фольклорной традиции влитературе и возможные формы этого «преломления».Так, например, обращаясь к «Повести о Петре и Февронии Муромских» XVIв., «далекой от канона жития» и «близкой к народной сказке» 56, по замечаниямспециалистов по древнерусской словесности, действительно, находим в нейотголоски не только фольклорной традиции, но и глубинных архетипов,связанных с женским культом.
Заставляют обратить на себя внимание следующиедетали: князя Петра исцеляет от недуга женщина, которая «благословляет палки»,ставшие на утро большими деревьями. Обращаясь в рамках сравнительнойпарадигмы, с одной стороны, к греческой, римской (наиболее близкие нашейкультуре) традициям, обнаруживаем в них Деметру, Персефону, Диану и прочихживотворящих богинь Земли, а с другой стороны, например, обращаясь ксевернорусской вышивке, встречаемся с вышитым древом на полотенце, котороеизвестные этнографы и фольклористы воспринимают через целую системузашифрованных сакральных символов, связанных с Великой Богиней, сживотными-тотемами: лосем, лошадью, змеей, медведицей.
Более того, вотечественнойизарубежнойлитературе(втрудахС.Н. Замятнина,Подробнее об этом см.: Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории.1974. № 1.55Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М.: Наука, 1976. С. 31.56Кусков В. Литература высоких нравственных идеалов // Древнерусские предания (XI – XVI вв.). М.: Сов. Россия,1982. С. 19.5425А.П. Окладникова – у нас, Дж. Фрезера, Р. Грейвса – за рубежом) давнозакрепилось мнение о сакральной связующей роли женщины как «магическойпомощницы в охоте (будущей хозяйки зверей в развитых мифологиях), и какпрародительницы в тотемических сообществах, объединенных родством сживотным тотемом» 57.Исследователи орнамента, севернорусской вышивки пришли к выводу, чторасшитые полотенца, особенно те, на которых изображено Мировое Древо,составляют целую семиотически значимую систему, в которой запечатлен образмира, каким он представлялся древнему человеку58. Нельзя всего этого неучитывать, исследуя и средневековую повесть, которая вызвала и до сих порвызывает множество споров в литературоведении: вопрос датировки (XV — XVIвв.), вопрос о жанровой природе, вопрос о столкновении и синтезе двух традиций– фольклорной и житийной.
Так, М.О. Скрипиль уже в первой половине XXстолетия написал о сложном взаимодействии этой повести с фольклорнымижанрами, вывод ученого был следующим: в повести объединены два сюжета –сказание об огненном змее и мудрой деве 59. Уже это одно наблюдение можетпривести в дальнейшем исследователей к продуктивным выводам о жанровойприроде повести и о присутствии, особенностях трансформации фольклорнойтрадиции в тексте древнерусской книжности, а также к рассмотрению поэтикивсего произведения с точки зрения «ритуального» элемента, обрядовойдействительности. Последнее в своей работе «Повесть о Петре и Февронии вконтексте традиционной обрядовой практики» осуществила Ю.Г.
Фефелова.Исследователь выделяет в повести несколько обрядовых элементов, реальностей,связанных со свадебным и земледельческим культом 60. Итак, обращаясь к текступовести, к первому ритуально значимому эпизоду, к убиению князем змея,Белова О.В., Петрухин В.Я. Книжность и фольклор: сюжеты и образы. Человек и животное в мифе и ритуале:мир природы в символах мира культуры // Белова О.В., Петрухин В.Я. Фольклор и книжность: миф и историческиереалии. М.: Наука, 2008. С. 140 – 141.58Русакова Л.М.
Образ мира в геометрическом орнаменте на полотенцах русских крестьянок Алтая //Традиционные обряды и искусство русского и коренных народов Сибири. Новосибирск, 1987. C. 99 – 124.59Скрипиль М.О. Повесть о Петре и Февронии муромских в ее отношении к русской сказке // ТОДРЛ.
М.; Л.: Издво АН СССР, 1949. Т. VII. С. 131 – 167.60Фефелова Ю.Г. Повесть о Петре и Февронии в контексте традиционной обрядовой практики // Русскаяагиография: исследования, публикации, полемика: Сб. статей. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. С. 428 – 483.5726находим сначала одну важную деталь: «И являлся он ей в своем естественномоблике, а людям, приходящим к князю, являлся князем, сидящим с женою своей.В таковом наваждении протекло немало времени. Жена этого не таила ирассказала обо всем князю, мужу своему» 61.
Змей, важно отметить, является вдвух ипостасях – в человеческой и животной, поэтому имеет место быть разговоро змее-тотеме, таящем в себе женское (мужское) начало, об эволюции,архетипической модификации. Именно сравнительно-типологический методпомогает проследить стадиальное развитие архетипа змеи и мотивов, с нимсвязанных.Мотив змееборчества – или просто «змеиная» символика – на разныхстадиях его развития и бытования претерпевал изменения 62 не в лучшую сторону– Змея/змей воспринимались на определенном этапе развития отрицательно.Видимо, древнерусская литературная традиция в определенные моменты своегоразвития вступила в «спор» с древними мифологическими представлениями,однако не смогла полностью опровергнуть сакральность и семантическуюзначимость, в высшем ее смысле, образа Змея. Важность типологии, какова бы нибыла отдаленность этнографических и литературных параллелей, выводит нас насвязь змеиной символики с космогоническими мифами, культами предков.
Какотмечают специалисты, «хозяева» (то есть духи природы, высшего мира) «частопринимают человеческий облик, когда вторгаются в мир людей, обычно вкачестве чудесных супругов» 63. «И взяв Агриков меч, пришел в покой к снохесвоей. Там увидел он змея в облике брата своего и, твердо убедившись, что это небрат его, а прельститель змей, ударил его мечом. И явился змей в своем подлинномобличии <…>» [334].
Заметим, что «во времена первотворения в таком обличьеявлялись к женщинам и первопредки (дема), но события эти имели отношениеПовесть о Петре и Февронии // Древнерусские предания (XI – XVI вв.). М.: Сов. Россия, 1982. С. 333. [Далеетекст повести цитируется по названному изданию с указанием страницы]. (Здесь и далее в примерах разрядка наша– М.Г.).62Если обратиться к исследованиям по культуре Запада и Востока В.М. Жирмунского, то из наблюдений ученогосделаем вывод, что разные мотивы претерпевали изменения на разных стадиях их развития и бытования.
В работерассматриваются германские эпические сказания и русские, а также тюркские и косвенно многие другие. См.:Жирмунский В.М. Литературные отношения Востока и Запада и развитие эпоса // Жирмунский В.М. Народныйгероический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.; Л.: Гослитиздат, 1962. С. 11.63Белова О.В., Петрухин В.Я. Указ. соч. С. 145.6127прежде всего к актам творения», и здесь же фольклористы отмечают: «Духи,настоящий облик которых, как правило, змеиный, фигурируют уже в текстах типабыличек, близких волшебным сказкам о чудесном супруге» 64. Если бы в повестине было этого мотива змееборчества, то не было бы и мотива чудесной встречи –князя с Февронией. Только убив Змея, находясь в состоянии между «здесь» и«там», Петр приобщился к сакральным знаниям через смерть (ритуально),омывшись его кровью.Русский героический эпос, былина о Добрыне и Змее, иллюстрирует намсложный мотив, с одной стороны, змееборчества, а с другой стороны – поединок/брак/приобщение героя к силе Земли.
Текст былины интересен двумя деталями,первая связана со «статусом», природой змеи:Добрынюшка на ножку поверток был,Скочит он на змеиные да груди белые.На кресте у Добрыни был булатный нож,Хочет он распластать ей груди белые 65Почемувдруг«груди белые»у змеи? Обращает на себявниманиеоксюморонность данного сочетания, но противоречие на самом деле мнимое, еслиЗмею/Змеямыслитьвконтекстеглубиннойархаическойтрадиции,первоначальной природы женского архетипа, животного-тотема, что мы ужеоговаривалиранее.Чрезвычайнопоказательнойявляетсяпараллельснезаконченной «Сказкой о медведихе» А.С.
Пушкина и работой по фольклорномуначалу сказки В.А. Смирнова, который обратил внимание на некоторые«противоречия», оксюморонность и структуру текста, как воплощение сложногосинтеза фольклорной традиции в поэтике Пушкина(эта сказка окажется66значимой и для художественного мира С.А. Есенина). Ученый приводит вкачестве доказательства следующие строчки:Не звоны пошли по городу,Пошли вести по всему по лесу,Белова О.В., Петрухин В.Я. Указ. соч. С.
145.Добрыня и Змей // Былины / Сост. Ф.М. Селиванов. М.: Сов. Россия, 1988. С. 49. (Курсив мой – М.Г.)66Для пушкинской поэтики вообще характерны смысловые противоречия. Ими, по меткому замечаниюА.М. Гуревича, наполнена и проза Пушкина, который ведет с читателем «искусную и сложную игру».
См.:Гуревич А.М «Свободная стихия»: статьи о творчестве Пушкина. М.: Языки славянской культуры, 2015. С. 207.646528Дошли вести до медведя чернобурого,Что убил мужик его медведиху,Распорол ей брюхо белое.«Как это возможно – у медведицы "брюхо белое"? Да и величается она"боярыней"! Какова же здесь художественная логика, совершенно очевиднопротиворечащая обыденному здравому смыслу, каков сам принцип преображениядействительности?» – задаваясь этими теоретически сложными вопросами,возникающими на грани литературоведения и фольклористики, Смирновприходит к неожиданному, но, думается, очень точному осмыслению образаМедведихи через женский архетип Великой богини, а также положениям о«веселом хаосе», мире навыворот, характерном для народной смеховой культуры.«В "Медведихе" обращает на себя внимание прежде всего оксюморонность, стольхарактерная для скоморошьих перевертышей» 67.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
