Диссертация (1102082), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Но еслиэти тексты воспринимать не по отдельности, а имманентно, то семантика цветазолотой будет антиномична, на первый взгляд, колоративу «черный», несмотряна космическое значение по-разному выраженного мотива отрубленной головы.Разрешить это противоречие поможет параллель с немецким романтизмом, вкотором также наблюдается служение Прекрасной Даме, поэтика розы.Генетически поэзия трубадуров, вагантов связана с арабской поэзией,поэтому для нас важной является следующая типология: рыцаря, трубадура –106немецкая традиция, скомороха, калики – славянская традиция и суфия – арабскаятрадиция 275.
Когда мы пишем о рыцарском комплексе, то не ограничиваемся здесьисключительно представлениями о провансальской трубадурской поэзии с еекультом Прекрасной Дамы, высшим модусом любви и благочестия. Дело в том,что наравне с этой поэзией успешно развивалась «другая» традиция – поэзиявагантов («голиардов»), напитанная как латинским книжным, так и фольклорнымэлементами. «Вагантская поэзия» отлична от «невагантсткой поэзии» некомплексом идей, не социальным статусом авторов, а средой бытования. В первойтакже были популярны идеи высокой любви, но со знаком «минус», то естьпредставленные в несколько сниженной форме, подходящей более для кабаков идорог, а не для придворных пиров и знати. Однако в цюрихских сборниках XII в.,в знаменитом «Буранском» сборнике вагантские стихи даны вперемежку сучеными метрическими поэмами знаменитых авторов 276. Итак, одно непротиворечило другому – вагантская среда, среда бродячих ученых монахов,школяров, составляла важный элемент средневековой латинской лирики икультуры вообще.
С одной стороны, этот комплекс генетически возводим клатинской парадигме (особенно это касается «позднего вагантства»), с другойстороны – к фольклорной народной культуре, песням романским и германским, кмимам, к шутам 277. Все это типологически схоже с русским скоморошеством икаличеством, чьи пути непременно пересекались на «больших дорогах».Обращаясь к типологии культур, к суфийской традиции, к практикам«валяния дурака», ритуальному опьянению (все это усвоила и персидскотаджикская поэзия), скажем о явлении персидского скоморошества. С однойстороны, Восток живет традицией, отсюда запрет в исламе и на вино, с другойстороны, в Персии было развито скоморошество, которое имитировалоОбращаясь к суфийской культуре, находим в ней группы суфиев, называвшихся маламатийа, «ставших на путьпоказного неблагочестия». Они «ломали из себя дураков», выглядели, с точки зрения бытовой действительности,неподобающим образом, так же, как наши скоморохи они были одиозны для власть предержащих иинтерпретировались в качестве бесноватых и ненормальных.
Но маламатийа являлись теми же суфиями,странствующими аскетами, считавшими, что их «идеалы основаны на Божественной Истине». См.: Эрнст К.В. Чтотакое суфизм? // Эрнст К.В. Суфизм. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2002. С. 22.276Гаспаров М.Л. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов. М.: Наука, 1975. С. 473 – 474.277Там же. С.
443.275107опьянение, приобщая зрителя к ритуальному хаосу278. Стоит также отметить, чтов суфизме существует культ Черной Девы, иначе говоря, Софии 279. Обращение ксуфийской традиции оправдано, так как в «Персидских мотивах», по замечаниюП.И. Тартаковского, отразился духовный поиск, воплощенный в образе Путника.Герой находится в состоянии поиска, «желанного удела», которое близко одномуиз «макамов» (стояний, особых психических состояний) суфийского тариката,согласно которому поводырем ищущего была любовь» 280.
Так себя реализуеттипология скоморошества в мировой культуре: рыцарь, певец любви – шут,организующий веселый хаос – суфий, постигающий Софию.В немецкой традиции, например, у Гофмана в «Золотом горшке», в«Эликсирах Сатаны» наблюдается высший модус любви. В.М. Жирмунскийпишет в своем исследовании по эпосу о понимании «<…> любви как рыцарскогослужения, изображение любовного томления, оцепенения, в которое впадаетлюбящий при виде любимой…» 281, думается, что есенинская поэтика восходит и кромантическому эпосу.Кроме того,сюжет поэмы «Черный человек»соблазнительно «схож» с гофмановским «Эликсиром Сатаны» (конечно, врусской литературе ярко выразилась гофмановская традиция), но это только напервый взгляд.
Есенин своей поэмой выражает поэтический спор не только сГофманом, но и с классическими сюжетами о встрече человека с Сатаной, вданном случае применима теория конвергенции (не случайно мы обратились ктипологии скоморошества), и в поэме, с нашей точки зрения, происходитмодификация образов, преобразование мотивов, сложившихся в мировойтрадиции.Главного героя «Эликсира Сатаны» бесноватого брата Медардуса несколькораз спасает и излечивает некий цирюльник Белькампо, который, как сам себя онназывает, является скоморохом: «О Господи! Да разве гениальный куафер сам поБертельс Е. Скоморошество // Бертельс Е. Персидский театр.
Л.: AKADEMIA, 1924. С. 68 – 70.«Черные Девы имеют суфическое происхождение<…>» См.: Грейвс Р. Владения Черной Богини. Лекция,Оксфорд, осенний семестр 1965 г. // Грейвс Р. Мамона и Черная Богиня. Екатеринбург: У-Фактория, 2010. С. 154.280Тартаковский П.И. «Я еду учиться…» // Тартаковский П.И. Свет вечерний шафранного края: (Средняя Азия вжизни и творчестве Есенина).
Т.: Изд. лит. и искусства, 1981. С. 158.281Жирмунский В.М. Литературные отношения Востока и Запада и развитие эпоса // Жирмунский В.М. Народныйгероический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.; Л.: Гослитиздат, 1962. С. 48.278279108себе не присяжный скоморох? Скоморошество – лучшее средство отсумасшествия…» 282. Скоморох приходит к бесноватому и излечивает его на«уровне идеи», на метафизическом уровне. Он только на первый взгляд бредит,веселит общество, но тот, кто нуждается действительно в его приходе, узревает вего словах мудрость и обретает спасение.
Так и Черный человек приходит кбольному, чтобы показать ему «мир навыворот», дать ретроспекцию его жизни.Он является своего рода шутом, скоморохом, который приходит уже не в первыйраз:Вот опять этот черныйНа кресло мое садится[III, 192]В свете всего сказанного можно предположить, что семантика цвета черныйзаключается также в его «обратной» единице, в колоративе желтый, золотой.
Вработах, посвященных фольклорной лексикографии, лингвисты указывают насближение «колоратива желтый со славянским *zъltъ и связывают еще синдоевропейским *ghlto (ср.: укр. жовтий, белор. жоутый, ирл. gel. “белый”<…> ипроч.)» 283, а также существует связь «желтого», золотого с концептом «темный».В статьях М.А. Бобуновой и А.Т. Хроленко находим: «Желтый песок –общефольклорное эпитетосочетание с весьма сложной семантикой.
В нейпроступает мотив захоронения» 284. Авторы статьи не рассматривают причинноследственную связь возникшей культурной цветовой парадигмы «желтый –черный», но мы можем предположить, что такое сочетание связано с обрядовойдействительностью,аименнопохороннойобрядностью,гдесмертьвоспринималась как явление временное (условное), открывающее путь ксакральнымзнаниям.Учитываято,чтоскоморохивыворачивалидействительность со знаком «минус», что мир земной отражал мир небесный,можно предположить подобную связь и относительно парадигмы черный –золотой.
В свою очередь, исследователь народной эстетики Древней РусиИ.К. Кузьмичев отмечает, что величие красоты русской «связано с исконнымГофман Э.Т.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Худ. лит., 1994. С. 211.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М.: Прогресс, 1986-1987. Т.2.284Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Пробная статья "Желтый” // Фольклорная лексикография: Сб. науч. тр. Курск:Изд-во КГПУ, 1995. Вып.4. С.5.282283109представлением о красоте как просторе, изначально понимаемом как простореземном, а потом распространенном и на простор поднебесный» 285.
Кроме того, всказке Гофмана «Золотой горшок» главный герой, Ансельм, проходит черезтемные ворота, что символически важно: «В день вознесения, часов около трехполудни, чрез Черные ворота в Дрездене стремительно шел молодой человек икак раз попал в корзину с яблоками…» 286. Почему же все-таки Черные? Ведь всредневековой архитектуре преобладает Porte aure, то есть ворота должны бытьЗолотыми. Вероятно, что ответ нужно искать в сказочной символике, где выход изсостояния посредственности, «темного», «черного», «медного царства»обусловлен самой семантикой медного, серебряного, золотого. Таким образом,колоратив черный может иметь другие коннотации, тогда вопрос об антиномииразрешается только в контексте обрядовой действительности.Рассматривая поэму Есенина с позиций ретроспективно-генетическойисторической поэтики, приходим к выводу, что поэма «Черный человек» непросто поэма, а поэма, напоминающая драматическое действо287, в которомнайдем присутствие обряда, поэма с элементами культовой драмы.
Приобращении к понятию драма нам важно в данном случае замечаниеО.М. Фрейденберг об агоне, как состязательной сакральной части мистерии,которая разрешает «спор» между героями или самим собой. Также это можнообозначить, как мимическое действо, корнями ушедшее в культовую культурнуюдраму, в основе которой поэзия хорового обряда с мимической пляской, песнейсказом и диалогом 288.Еще раз обратим внимание на финал поэмы, в котором также сказываетсяигровой момент, когда герой разбивает зеркало.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
