Диссертация (1102082), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Отголоскитотемических верований найдем и в русской вышивке. Б.А. Рыбаков описываетрусскую вышивку, главным сюжетом которой выступает фигура женщины слосем 207.Стихотворение Маяковского невольно отсылает нас к вольтеровскомусюжету, вернее к двум – повесть «Белый бык» и «Кандид, или оптимизм»:Ночью вско́чите!Язвал!Белым быком возрос над землей:Муууу![IV, 105]У Вольтера царь, превратившись в быка, стремится к своей возлюбленной: «Едвазавидев принцессу, он устремился к ней с резвостью молодого арабскогожеребца <…> Тем временем белый бык, таща за собой цепочку и старуху, ужеРыбаков Б.А.
Русские вышивки и мифология // Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: АкадемическийПроект, 2013. С. 500 – 502.20777подбежал к охваченной удивлением и боязнью принцессе» 208. В философскойповести совершается этот священный брак Амазиды и Навуходоносора, вопрекивсем обстоятельствам, царь обретает сакральные знания и спасение благодаряженщине: «Данил превратил его из человека в быка, а я из быка сделал богом<…> Да здравствует великий Навуходоносор, царь царей! Он уже не бык!» 209.Для чего художникам слова нужно такое обращение? В этом нельзя видеть ни вкоем случае просто уподобление животному началу, это преображение героячерез обращение зверем-тотемом, его поглощением, после чего герой получаеткосмические знания:Вам завещаю я сад фруктовыймоей великой души.[IV, 106]Именно в этой строчке кроется реминисценция к повести Вольтера «Кандид, илиоптимизм», однако, очевидно, Маяковский обращался к двум произведениям,отсюда такая контаминация в сюжете.Если говорить о вольтеровском тексте, то нужно учитывать следующийкультурологическийконтекст.Вофранкопровансальскойкультуре,вальдостанской французской карнавальной традиции обнаруживается масочныйкостюм быка, рогатого существа с бубенцами.
Арлекины облачались вкарнавальные дни в такие костюмы, а также уподоблялись медведю. Среди всегоэтого действа особо выделяется фигура Ландзетте, пробудителя природы, иначеговоря, демиурга. Исследователи также указывают на существование медвежьегокульта в вальдостанской культуре, который связан с космическим годовымциклом 210. Вольтеровский сюжет проник и в творчество М.И.
Цветаевой. В поэме«Автобус» (1934 — 1936) лирическая героиня обращает внимание на царяНавуходоносора, который был превращен в белого быка:Пасть и пастись, зарываясь носомВ траву – да был совершено здравТот государь Навуходоносор –Вольтер Белый Бык // Вольтер Философские повести / Пер. с фр. Ю. Стефанова. М.: Худ. лит., 1978. С. 396.Там же. С. 426.210Подробнее об особенностях вальдостанского карнавала см.: Моисеева Д.П.
Карнавальные традиции Вале - д'Аосты, или по следам армии Наполеона // Франкофония: социальные аспекты языка и культуры: сборник. М.:КДУ, 2014. С. 144 – 146.20820978Землю рыв, стебли ев, траву жрав –Царь травоядный, четвероногий,Злаколюбивый Жан-Жаков брат… 211Этот вставной сюжет, думается, нужен для противопоставления двух героев– одного, который «сердцем толст», который не прошел испытания земли, идругого, «Жан-Жакова брата», присягнувшего власти земли 212. Кроме того,типологически возникает ассоциация с известным античным мифом о похищенииЗевсом в образе быка Европы, о ритуальном браке царевны Пасифаи.
Итак, в трехпоэтических текстах русской поэзии начала XX в. возникает, в разной форме,перекличка с вольтеровским сюжетом о белом быке, который, так или иначе,может быть связан с карнавальным началом или античным мифом. Следовало быздесь, конечно, поставить вопрос об «источниках», но в данном случаесрабатывают, как типология культур, так и имманентное восприятие поэтикиисследуемых авторов. У Есенина в «Пугачеве» возникнет та же формула«небесного ограждения» и лунарный миф («по луне его учит мать»), который,вероятно, уже имеет другие истоки – пушкинские. У Маяковского в поэме«150000000» и в поэме «Про это» герой предстает то конем, то медведем.
Такимобразом, «звериная тема» все больше актуализируется и обрастает новымиконтекстами. С чем это может быть связано и какую форму принимает в позднем,зрелом творчестве поэтов, покажет последующий анализ. Таким образом,этнографический и фольклористический комментарии проясняют смысл«непереводимого языка», сложной метафорики Есенина.Поэма Есенина «Инония» и стихотворение Маяковского «Ко всему» близкине только богоборческой интонацией, но и по своему внутреннему сюжету –важно как, по какой модели поэты ощущают и выстраивают новый мир, новогочеловека. Внешне можно говорить об отрицании божественного начала, однакоЦветаева М.И.
Поэма «Автобус» // Цветаева М.И. Собр. Соч.: В 7 т. М.: Эллис Лак, 1994. Т. 3. С. 754. [Далеетексты произведений Цветаевой цитируется по названному изданию с указанием тома и страницы]. (Здесь и далеев примерах разрядка наша – М.Г.).212Развернутый комментарий к поэме «Автобус» см.: Галиева М.А. Поэма М.И. Цветаевой «Автобус» впространстве мировой литературы и культуры // ZBIÓR RAPORTÓW NAUKOWYCH: Międzynarodowa konferencjanaukowa wymiany osiągnięć naukowych. Poznan, 2014. С. 22 – 32.21179это отрицание носит диалектический характер – поэт, его герой перенимаютсилу мифа, обращаясь к архаическим пластам культуры, вступают в агон, то естьв борьбу, из которой и вырастает новый культурный герой. Обращение и к мифу,и к фольклору позволяет увидеть, во-первых, небытовую действительность впроизведении, во-вторых, выявить архетипический смысл текста, который и уЕсенина, и у Маяковского одинаков, следовательно, можно поставить вопрос опутях трансформации фольклорной традиции в поэзии начала XX в.Обращение к мифу, возможно даже через фольклор, позволяет поэту прервать«профанную длительность бездуховного времени».
Происходит обретениекультурным героем центра мира, приобщение к сакральным знаниям. Важно то,что в поэтике таких разных, биографически далеких друг от друга поэтов, какЕсенин и Маяковский, проявление фольклорной традиции через внутренниеформы (тотемические верования, формула небесного ограждения) являетсязакономерностью.Несмотря на внешнее, грубое отрицание любви, герой Маяковскогополучает через страдания – «боль и ушиб» – прозрение другого, иного бытия, чтоособенно станет заметным в его позднем творчестве, в поэме «150000000»,которая, казалось бы, совсем не про это:Голодая и ноя,города расступаются,и над пылью проспектовойсолнцем встает бытие иное.[IV, 160]В поэме герой представлен человеком-конем, человеком, уподобленным рыбе. Врусском и грузинском фольклоре (возможно, здесь срабатывает «биографическиймомент») известно поглощение рыбой-тотемом, поклонение Матери рыб, котораяприобщает героя к знаниям первопредков 213.
Возвращаясь к поэме Есенина«Инония», наблюдаем похожий сюжет:Вирсаладзе Е.Б. Народные традиции охоты в Грузии // Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия.М.: Наука, 1976. С. 35.21380Просверлив все преграды глыб.И заря, опуская веки,Будет звездных ловить в них рыб[II, 67]Кроме того, совмещение всех этих образов со звездным небом, солнцем,луной наводит еще раз на мысль о формуле «космического ограждения» в поэтикеЕсенина. Таким образом, происходит также перенятие сакральных знаний отприроды:Я главу свою власозвезднуюПросуну, как солнечный блеск.[II, 64]Маяковский «духовно» угадал сущность поэзии Есенина и, думается, самогопоэта, когда написал о нем – «летите, в звезды врезываясь» [VII, 100.](стихотворение «Сергею Есенину»).
За «балагурством», «маской денди»,хулигана, которую зачастую пытаются «надеть» на Есенина исследователи,кроется внутреннее поэтическое прозрение – поэзия через быт и универсум, о чёмЕсенин писал в статье «Быт и искусство», заставляя обращать внимание своихколлег по цеху на разные формы искусства, на архаическую глубину. Маяковскийтакже воспринимал поэзию в некотором роде через бытийный быт, описывая какрождается стих в эссе «Как делать стихи».
Итак, анализ поэтики «маленькихпоэм» Есенина и некоторых текстов Маяковского, Цветаевой показал, что поэтычувствовали необходимость обращения к мифу, ритуалу, фольклору, потребностьв «органическом мышлении», видении поэзии.Однако мотив «небесного ограждения» известен не только заговорам изаклинаниям, но и сказке, в которой речь идет о превращении царевны/царевича вкакое-либо животное.
Обращаясь к исследованиям А.Н. Афанасьева, известным иЕсенину,иЦветаевой,«оборачиваться»внаходимконтекстеоченьточноемифопоэтическойобъяснениеглаголалогики: «Самое словооборачиваться в простонародном произношении – обворачиваться (обернуться,обвернуться) указывает на переряживание, покрытие себя каким-либо одеянием.Отсюда о солнце, затемненном облаками, родилось представление, будто онорядится в шкуры тех животных (преимущественно волка и коровы), в виде81которых миф олицетворял тучи; сравни: облако, облечься, облачение» 214. Сравниу Цветаевой (поэма «Автобус»):- Зелень земли ударяла в щекиИ оборачивалась – зарей![III, 754]У Есенина:Бубенцом мы землюК радуге привесим.[II, 70]У Пушкина Людмила стремится сорвать с Черномора колпак, в итоге срывает истановится невидимой – облачается, обволакивается:Людмила шапкой завертела;На брови, прямо, набекрень,И задом наперед надела.И что ж? о чудо старых дней!Людмила в зеркале пропала; 215По народным мифопоэтическим представлениям такое «небесное»травестирование в архаическом сознании представлялось шапкою или плащомневидимкою 216.
Таким образом, «революционная», алогичная образность (именнотак её в своё время определили критики) «маленьких поэм» Есенина имеетприроду архаическую, в которой за метафорой кроется непременно миф, афольклор в этом случаев выступает в виде «лакмусовой бумажки». Поэтомувопрос о подражательности, вторичном фольклоризме и уж тем более грубомэтнографизме уже в раннем творчестве Есенина снимается. Не останавливаясь накаждом стихотворении и «маленькой поэме» отдельно, анализ которыхпотребовал бы целой главы, мы считаем, что приведенных замечаний ужедостаточно, чтобы показать всю сложность взаимодействия поэтики раннегоЕсенина с глубинной фольклорной традицией.Афанасьев А.Н. Сказка и миф // Афанасьев А.Н.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
