Диссертация (1101585), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Она была вечна и бесконечна, от Эй до Зет <...> Когда мир уже сотворен, и твердь создана <...>, когда, стройные <...> выстроятся на полках все тома Энциклопедии в единственно возможном порядке — по алфавиту, от А до Я... никто другой, как Варфоломей, принимает этот парад. <...> Как Творец, а если и не как Творец, то как бы с ним под ручку. Ходят они вдвоем, только вдвоем друг друга и понимая. <...> Варфоломей гордится своей близостью к Творцу и Творению: какая стройность, какая мощь! — вот его чувство от выстроенности томов.
Творец усмехается про себя; эк, человек... это же надо так все перемешать, в такую кучу одну свалить: цветок, солдат, камушек, редкая тропическая болезнь, балерина, шакал, гайка... <...> Что за монумент тщеславию — Энциклопедия! Какой практик не рассмеется, глядя на этот жадный, беспорядочный ворох, именуемый человеческим знанием?» [Битов; 355 — 366~. Ученый Тишкин тщетно бьется над созданием «теории всемирной симметрии», проводя аналогии между строением растений, минералов, расположением звезд, последовательностью химических элементов и соединяя их в одновременности. Вместо научного труда он пишет роман о науке под названием «Простые решения», «какого еще не знала мировая литература» [Битов; 179~. В этом романе находят отражение физические теории симметрии, квантовых струн (теория, схожая с концепцией йенских романтиков: «мир возник из звука», отменяющая привычные представления о материи и представляющая мир как колебание квантовых струн).
Герой размышляет о строении кристаллов: «Равенство преходяще. Все это крайне относительно. Кроме разве симметрии... Всюду видна эта печать Творца, как отпечаток пальца преступника. Рыбий скелет и лист. Цветок... Нет, ряд этот бесконечен, и не будем об этом! Мы еще не готовы. Кристалл симметричнее сердца» 1Битов; 182). Опосредованно присутствие Творца в «Преподавателе симметрии» ощущается на уровне описаний природы: в восходах и в закатах, в шуме ветра, в строении кристаллов, листьев, в движении облаков, во всплесках волн, в стуке сердца.
Творец создал мир-кроссворд, не поддающийся разгадке: «Адекватное восприятие невозможно. Оно непосильно сознанию — только Богу. Восприятие Бога невозможно. Поэтому мы и городим законы как ступени к Нему. Карабкаемся по лестнице, а есть Путь. Он значительно доступнее постепенности — другая траектория или скорость. И если мы точка этой траектории, то совпадаем со скоростью и отменяем время. Проклятый ритм! Он есть» 1Битов; 1821.
Для того чтобы познать мир, нужно отменить время, увидеть всю картину в целостности и одновременности, к чему и стремится в своем романе А. Битов. Аналогия становится основным приемом для воссоздания утраченного единства с его идеальной симметрией из хаотичной асимметричной литературной материи: букв, слов, смыслов и т.
д. Аналогии проводятся между написанием романа и научным поиском, открытие книги уподобляется научному открытию: «роман тоже не линеен, как и открытие в науке. В нем все должно быть заново открыто» 1Битов; 172~. Расположение звезд на небе соотносится с химическими элементами, строение растений со строением минералов и т. д. А смерть Урбино Ваноски сравнивается с исчезновением в черной дыре.
Образы героев подобны друг другу и по аналогии сводимы в единый образ — образ человека, пытающегося понять законы мироздания и уподобиться Творцу. Также и истории, подобно героям, сводятся в одну историю. Весь зеркальный роман собирается, как матрешка: множество отражений, которые составляют в нем иллюзию многомерности пространства и времени, сводится к одному сюжету, целостному и простому, которому подошло бы название романа Тишкина «Простые решения». Это сюжет сотворения мира и человека, которое происходит каждый раз с рождением новой жизни, описанный в Библии.
Каждый раз, когда рождается новый человек, когда открываются его глаза, видимый и осязаемый мир творится для него заново. Мир — это множество образов, проецируемых человеческим сознанием. Времени и пространства, как констант, как объективной данности, не существует. И потому, наверное, библейский сюжет не так уж далек от нас.
!74 «Все совершается ныне», здесь и сейчас. И потому в романе возникает «вид неба Трои» вЂ” неба той, подлинной Трои, а после смерти Урбино Ваноски, бросившегося «в объятия молчания и света», разыгрывается судный спор на небесах за его душу. Смерть представляется Урбино высшей наградой, интервью Э. ТайрдаБоффина с Ваноски — исповедь, а жизнь героя обретает черты жития. «Мысль— самый точный прибор! Настоящий ученый не может быть неверующим, как настоящий верующий не может быть материалистом. <...> Иначе мы все падем жертвой научной ошибки.
<...> Без веры наша попытка постичь жизнь становится опасным искушением. И не дай бог, чтобы приблизительная наша идея оказалась подтвержденной неточным показанием прибора>>, — говорит ученый Тишкин ~Битов; 1771. Таким образом, битовский роман — роман постмодернистский, с аллюзиями и реминисценциями к текстам мировой литературы. К примеру, во сне Урбино Ваноски угадываются аллюзии сразу к двум текстам Борхеса. Первая — к «Саду расходящихся тропок»: «Стало ясно, что мы находимся в некой особой разновидности знаменитых японских садов, что эти камешки искусственного происхождения: алогично по-японски расположенные плиты, какими мостят пешеходную тропу. <...> я обнаружил, что заблудился.
Заблудился, в сущности, в одном из таких садиков, потому что вдруг, меж двух плит-камней, той, на которой стоял, и той, на которую должен был прыгнуть, ' ' Гомер. Илиада. С. 27б. 75 увидел под собой ту же бухту, то же море, к которому мы спускались...» ~Битов; Вторая же — к «Вавилонской библиотеке»: «я наткнулся на странное сооружение, чем-то напоминающее зеркальный телескоп, он преградил мне дорогу.
<...> В нем отражалась все та же бухта, тот же берег, то же море, но товарищи мои уже уходили вдаль по берегу. Я понял, что надо действительно спешить, повернулся от зеркала, ища проход, и опять наткнулся на зеркало. Я бегал, ища выхода, — всюду были зеркала, всюду я на них натыкался, мечась, пока не осознал с ужасом, что кручусь на одном месте, ограненный зеркалами, замурованный в зеркальную призму...>> 1Битов; 69-70~. Бег героя по тропкам, зеркальному лабиринту и невозможность совпадения с направлением движения товарищей подобен бегу муравья по ленте Мебиуса, замкнутой в бесконечность, и также является примером асимметрии.
Мир хаоса, воплощенного в образах сада с алогичным расположением тропок и лабиринта, не имеющего выхода, в романе А. Битова — мир онтологической неуверенности, вечного поиска основ, в которых человек усомнился. Это — мир, лишенный подлинности, в котором изначальная идеальная симметрия нарушена, красота призрачна: лишь «обработка зрением, а не объективная данность» 1Битов; 17б~, и вещи не соответствуют закрепленным за ними именам. Это «псевдоним реальности», «драма безбытия, прикрытого бытием как фасадом и репетицией»'~'. Все попытки человека познать Великий замысел приводят лишь к единой «теории всемирной дурноты» и безверию.
Однако «Преподаватель симметрии» вполне можно прочитать и как реалистический роман. Роман А. Битова — роман отражений, в котором в разных зеркальных образах отражается сам подлинный автор — А. Битов. Авторская интенция к Аннинский Л А. Локти и крылья. — М. 1989. С. 130-136. 76 упорядочиванию хаоса, к восстановлению идеальной симметрии, проявляющаяся во множестве проводимых в романе аналогий (в том числе переводчика А.
Битова, автора Тайрда-Боффина и Урбино Ваноски), придает целостность, единство фрагментарной литературной материи и дает возможность посмотреть на мир — это «множество кирпичей, разбитых вдребезги» вЂ” по-другому, с другого ракурса. Божественное творение, представляющееся человеку беспорядочным хаосом и кажущееся несовершенным, на самом деле, таковым не является, о чем в своей беседе с переводчиком А. Битовым (настоящим автором) говорит Урбино Ваноски. Подлинная симметрия, без которой мир не может существовать, есть, но она скрыта от людских глаз и непостижима. И зеркала в романе А.
Битова отражают жизнь без искажений. Движение же Урбино Ваноски по замкнутому кругу — не явь, а лишь дурной сон. Так роман обретает целостность и становится произведением реалистическим, в котором имена совпадают с обозначаемыми ими вещами, и все на своих местах, все всему соответствует. А автором же текста оказывается сам А. Битов, в «Предисловии переводчика» признающийся в том, что переводил «не без домысла, конечно», забывая оригинал и меняя оригинальные названия историй на свои собственные ~Битов; 131. Проблема соотнесения жизни и творчества, жизни и научного поиска— основная проблема, над которой рефлексируют герои — авторские отражения в романе.
Либо жить, либо постигать жизнь, отражая ее в теориях, романах, пейзажах и т. д. Так по-гамлетовски можно сформулировать вопрос о смысле жизни и творчества. «Может быть, вы правы, и я — писатель... Несчастное существо! <...> Счастливы только другие люди: они трудятся, любят, рожают, умирают. Эти и умереть не могут. Они на это не способны.
Они, как актеры, только играют всю жизнь одну роль: самих себя. Для других. Их жизнь им не принадлежит. Это рабы людей, рабы любящих их. Они не умеют любить, как монахи не умеют верить. Если любить и верить, то зачем писать или молиться? 77 Обнимешь живую женщину — а это образ, потянешься к Богу — а это слова, припадешь к земле — а это родина. <...> Я всегда мечтал только об одном: бросить писать, начать жить», — рассуждает Урбино Ваноски [Битов; 78-79].
Битовский роман — роман творческого самосознания, в котором герои рефлексируют над проблемой — искусство-жизнь. Грань между искусством и реальностью зыбка. Жизнь — это творчество, но и творчество есть жизнь. «Понимаете, жизнь есть текст. Не дочитанный живущим. Но и текст есть жизнь! В каждой строчке должна таиться тайна будущей строки. Как в жизни— необъявленность следующего мгновения», — говорит Урбино [Битов; 231. Роман — это те же дуальные образы мира, порожденные человеческим сознанием, свойством которого является разделение целого на противоположности и наоборот.