Диссертация (1101432), страница 41
Текст из файла (страница 41)
Однако именно возникновение, оформлениеэтого намерения и составляет главное содержание того внутреннего, чрезвычайнозначимого события, которое происходит в этой сцене. Просперо создает условия, вкоторых тайные стремления героев становятся твердыми намерениями, равными посвоему духовному содержанию самим действиям – убийству и братоубийству. Помимотого что в этих намерениях раскрывается механизм действия зла в мире, они чрезвычайнозначимы и с точки зрения осмысления героями их собственной судьбы. Одним изстимулов к совершению злодеяния становится для Антонио и Себастьяна интерпретациятого события, с которого начинается фабула пьесы: они рассматривают преступление183Антонио против Просперо как прецедент, как своего рода образец отваги, умениявоспользоваться случаем:Thy case, dear friend,Shall be my precedent; as thou got'st Milan,I'll come by Naples.
(II.1.295-297)Убедившись в намерениях Антонио и Себастьяна, Просперо дает им возможностьотказаться от задуманного и лишь в последний момент, чтобы предотвратить трагедию,приказывает Ариэлю вмешаться в происходящее и разбудить остальных героев.Таким образом, обстоятельства, которые представлялись Себастьяну и Антониоудобным случаем, предполагающим решительные действия с их стороны, оказываютсячетко продуманным испытанием. В тот момент, когда два героя ощущают себя хозяевамисвоей судьбы, события их жизни и их поступки (но не сами решения) находятся всецелово власти силы, о существовании которой они и не подозревают.
Несостоятельнойоказывается и интерпретация, которую герои дают событиям, предшествующим началупьесы: вывод, который оба героя делают из давнего преступления Антонио, зиждется наих неполном знании о прошлом и настоящем и к концу пьесы окончательно обнаружитсвою необоснованность.Итак,вэтомэпизодепроисходитвесьмаявноестолкновениедвухинтерпретационных парадигм; одна из них связана с восприятием обстоятельств жизникак совокупности событий, не имеющих объективного смысла или какой-либо независящей от человека цели. Другая же, напротив, включает представление о наличиинедоступного человеческому пониманию благого плана, охватывающего прошлое,настоящееибудущеевихвзаимосвязи.Инымисловами,традиционныепровиденциалистские взгляды сталкиваются здесь с новыми способами восприятиядействительности, разрушающими прежде целостное представление о мире ичеловеческой судьбе и ассоциирующимися у современников Шекспира с идеямиМакиавелли.5.2.3.
Проклятия гарпии: осуществление рока или театральная иллюзия?В третьей сцене третьего акта удивительным образом переплетаются библейские иантичные мотивы, что приводит к столкновению христианского и фаталистическогопредставлений о силах, направляющих человеческую жизнь.184В этой сцене перед утомленными Алонзо, Антонио, Себастьяном и их свитойпоявляются странные существа (“strange shapes”), приносящие им богатые угощения.
Ностоит героям дотронуться до еды, как перед ними предстает Ариэль в образе гарпии инасылает проклятия на «троих грешников» (“three men of sin” – III.3.54) за то, что теобрекли на смерть Просперо и его дочь. Вместе с Ариэлем исчезают все угощения, а духи,которые принесли их в начале сцены, с ужимками и насмешками уносят пустой стол.После этого Алонзо, Антонио и Себастьян погружаются в состояние беспросветногоотчаяния и безумия.Главным источником образов, использованных Шекспиром в этой сцене,несомненно, является «Энеида». Подобно гарпиям, изображенным в произведенииВергилия, Ариэль не позволяет усталым путникам притронуться к еде. Как и спутникиЭнея, некоторые из персонажей «Бури», присутствующие при этой сцене, вынимаютмечи, готовясь сразиться с представшим перед ними чудовищем.
Так же как гарпияЦелена, «владеющая пророческим даром» и предрекающая героям «жестокий голод»,Ариэль сообщает «троим грешникам» о каре, которая уже постигла их и которая ожидаетих в будущем. Однако на фоне этого внешнего сходства особенно отчетливо выступаютразличия между содержанием двух сцен не только на сюжетном, но и на концептуальномуровне. В отличие от отвратительных и в то же время жалких гарпий, изображенных в«Энеиде», Ариэль предстает в образе грозного «служителя Рока» (“minister of Fate” –III.3.62;таквозникаетаналогиямеждуПроспероиещеоднойверсиейсверхъестественной силы – Роком). С одной стороны, он становится, таким образом,воплощением античного представления о судьбе и, шире, о силах, правящихчеловеческой жизнью.
С другой стороны, образ гарпии позволяет автору развенчать этипредставления, выявить их иллюзорность. Здесь гарпия — не персонаж шекспировскойпьесы, а всего лишь роль, сыгранная Ариэлем по замыслу Просперо, а ее «пророчества»лишь частично приоткрывают смысл происходящих событий, но при этом одновременновводят героев в заблуждение.Этот же эпизод, вероятно, связан с двумя стихами из уже упоминавшейся 29-йглавы Книги Пророка Исаии (Ис.
29:7-8). В этих стихах народы, осадившие Иерусалим(дословно: «сражающиеся против Ариэля»), уподобляются голодному и жаждущемучеловеку, которому снится, что он ест и пьет, но который, проснувшись, оказывается веще большем изнеможении. Аналогичным образом, в данной сцене роскошные угощения,185появившиеся перед голодными и утомленными путниками, исчезают подобносновидению, за которым следует мучительное пробуждение их больной совести.Столь необычное переплетение и взаимодействие античного и библейскогоконтекстов в одном из кульминационных эпизодов «Бури» требует нашего пристальноговнимания и интерпретации.
С какой целью Просперо инсценирует это волшебное действоперед своими врагами?В своем монологе Ариэль уличает Алонзо, Антонио и Себастьяна в преступлении,которое они совершили против Просперо, от имени Судьбы (Рока) подтверждает худшиеподозрения Алонзо о гибели его сына и предрекает всем троим мучительный конец. Хотяв финале монолога Ариэля звучит призыв к покаянию, Просперо, судя по всему, нерассчитывает на то, что этот призыв найдет отклик в сердцах «троих грешников».
Онвидит, что Алонзо, услышав имя Просперо, испытывает лишь острое чувство вины,которое не способно привести к искреннему раскаянию и оказывает разрушительноедействие на душу героя. При этом слова Просперо свидетельствуют о том, что он вполнедоволен тем воздействием, которое оказала речь Ариэля на его врагов:My high charms workAnd these mine enemies are all knit upIn their distractions; they now are in my power... (III.3.89-91)Однако ошибочно было бы утверждать, что вся эта сцена разыграна Просперо сединственной целью лишить своих врагов рассудка и полностью подчинить себе их волю.При помощи волшебных чар Просперо создает такие условия, в которых страдания,порожденные в душе героя осознанием своей виновности, фаталистическимипредставлениями и ошибочными суждениями о судьбе, усиливаются и достигаютпредела.
В начале сцены Алонзо с уверенностью говорит о том, что его сын погиб (III.3.8)— подтверждение этому он слышит из уст Ариэля. Ему кажется, что море, словнонаделенная собственной волей, враждебная ему стихия, насмехается над их тщетнымипоисками Фердинанда (“…And the sea mocks/ Our frustrate search on land.” – III.3.9), —таким же предстает море в словах Ариэля - «ненасытным» ('never-surfeited') имстительным (III.3.55-56), а насмешку мы видим в конце сцены в лицах и жестах«странных существ» (“strange shapes”), уносящих принесенный ими ранее стол:...Enter the Shapes again, and dance, with mocks and mows, and carrying out the table.186(III.3)Эти и другие примеры показывают, что в словах Ариэля находит отражениемироощущение врагов Просперо, которое, будучи усугубленным, и повергает их всостояние безумия. Это мироощущение содержит близкое античному представление,согласно которому человеческой жизнью правят мстительные боги и Рок (“Destiny thathath to instrument this lower world” – III.3.54-55), не знающий милосердия.
В этой картинемира восстановление порядка связано с беспощадным наказанием провинившихся.Страшная, навевающая отчаяние картина, созданная в этой сцене, как бы оттеняетакт милости и всепрощения, который являет Просперо в конце пьесы. Так античномупредставлению о Судьбе, Роке ('Fate'), обнаруживающему в конечном итоге своюиллюзорность, Шекспир противопоставляет христианское представление о Провидении(“Providence divine” – I.2.159, “the immortal Providence” – V.1.189).
Хотя обе системыпредставлений связаны с убеждением, что человеческая судьба определяется силой,действующей помимо воли самого человека, в отличие от языческой, христианскаяконцепция включает в себя идею любви и милости Бога к каждому грешнику, и потомукатастрофические, на первый взгляд, события осмысляются не как кара, а как испытаниеили наказание, призванные направить человека на верный путь.5.2.4.
Исцеление и встреча: свобода выбора или полнаяпредопределенность?План Просперо включает не только последовательность «внешних» действий. Какуже неоднократно упоминалось в данной работе, его конечной целью является действие«внутреннее», которое должно произойти в душе каждого отдельного персонажа, —очищение от зла через покаяние:They being penitentThe sole drift of my purposeDoth extend not a frown further.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
