Диссертация (1101432), страница 44
Текст из файла (страница 44)
По отношению к задуманному ими поступку всепредшествующие события (включая свержение Просперо) были лишь прологом, апоследующие всецело зависят от их воли (“...to perform an act/ Whereof what's past isprologue, what to come/ In yours and my discharge” – II.1.256-258).Разговор Антонио с Себастьяном, едва не оканчивающийся убийством, начинаетсяс описания соблазнительной иллюзии:And yet me thinks I see it in thy face,What thou shouldst be: the occasion speaks thee, andMy strong imagination sees a crownDropping upon thy head.
(II.1.210-213)Антонио говорит о короне, опускающейся на голову Себастьяна, как о порождении своего«могучего воображения» (“strong imagination”). Герой не скрывает, что его взгляд (вотличие от предвидения – ‘prescience’ – Просперо) направлен не на постижениеобъективного, а на порожденный воображением образ, в котором объект желаний истремлений (‘ambition’) обретает иллюзорное бытие.
В свете этой же субъективной целиАнтонио и интерпретирует предшествующие события. В приведенной ниже фразеинфинитив с частицей ‘to’ выражает значение цели, и это значение усиливается благодарясемантике слова ‘destiny’:We all were sea-swallow'd, though some cast again,And by that destiny to perform an act… (II.1.255-256)Говоря о прошлом как о прологе к событиям, которые должны совершиться по еговоле в ближайшем будущем, Антонио не уточняет, какие именно события образуют в егопонимании этот «пролог».
О преступлении Антонио против брата первым вспоминает197Себастьян и вскоре сам ссылается на него как на прецедент, образец поведения, которыйбудет служить ему ориентиром:Thy case, dear friend,Shall be my precedent; as thou got'st Milan,I'll come by Naples. (II.1.295-297)Антонио умело подталкивает Себастьяна к этому выводу, говоря о том, скольблагоприятные перемены в его жизни повлекло за собой свержение Просперо. Особоговнимания заслуживают его слова о совести как о «божестве», присутствие которого он неощущает в своей груди (“I feel not/ This deity in my bosom.” – II.1.282-283). В этих словахсодержится явная отсылка к христианскому представлению о совести как о голосе самогоБога в человеке. В них выражается не столько отрицание существования высшей воли,сколько нежелание героя считаться с ней; ощущение, что она может помешать ему,нарушить (‘molest’) его планы, его желание обладать безраздельной властью надсобственной судьбой:…Twenty consciences,That stand 'twixt me and Milan, candied be theyAnd melt ere they molest! (II.1.283-285)В заключение обратим внимание на слова с семантикой судьбы, используемыеАнтонио.
Слова ‘destiny’ и ‘fortune’ лишены в его репликах исконного мифологическогосмысла. Первое в широком смысле отсылает к представлению о последовательностисобытий, устремленных к некой цели, и используется героем по отношению к событиям,которые ведут, с его точки зрения, к осуществлению его намерения. Слово ‘fortune’используется здесь в составе двух фраз: “Thou let'st thy fortune sleep – die, rather” (II.1.220),и “And how does your content/ Tender your own good fortune?” (II.1.274-275) В обоихслучаях оно используется для обозначения удачи, благополучия, мысль о которыхсвязывается с представлением о решительных действиях на пути к осуществлению своихжеланий (‘ambition’).
Оба слова в данном контексте способствуют раскрытиюпредставления героя о себе как о хозяине собственной судьбы, непосредственновыражающегосяся в словах “what to come/ In yours and my discharge” (II.1.257-258).Итак, и Просперо, и Антонио обращаются к прошлому, обдумывая своипоследующие поступки, и из их противоположных интерпретаций произошедшего198вытекают противоположные выводы о судьбе и воле, о том, какие действия следуетпредпринимать. На материале одних и тех же событий два брата рассказывают двеистории с различными акцентами, оценками и выводами. У Просперо это история омеханизмах действия зла в мироздании и о проявлении Божественного провидения. УАнтонио – о победе целеустремленного человека над ограничениями судьбы и совести.Благодаря метафоре прошлого как пролога в речи обоих героев отражается осмыслениесудьбы как текста, у которого есть автор, которому присущи связность и смысл, всоздании и прочтении которого человек должен сам принимать деятельное участие.
ДляПросперо главный автор этого текста – Провидение; для него обращение к прошлому,пристальное наблюдение за настоящим и проникновение в будущее благодарямагическому искусству имеют целью исследовать объективный смысл происходящего ина основе достигнутого понимания принять правильные решения, способствующиевосстановлению порядка и гармонии. Иной тип отношения к судьбе проявляется в словахи поступках Антонио. События жизни осмысляются героем как направленные косуществлению его собственного намерения и лишь в свете него обретающие смысл.
Таккак он осознает себя автором собственной судьбы, он сам ставит цель, а не пытаетсяопределить ее, сам вкладывает в произошедшее выгодные для себя смыслы, а нестремится постичь смысл, заложенный в них какой-либо высшей волей.1995.4. Разные типы отношений власти и подчинения в пьесе, их соотношение сбиблейскими и мифологическими архетипамиПроблема судьбы и воли тесно связана в пьесе с проблемой воспитания, а также спроблемой власти и подчинения, ввиду укорененной в сознании человека шекспировскойэпохи привычки рассматривать отношения между господином и слугами, родителями идетьми как проекцию отношений между высшей силой и человеком 248. Власть господинанад подчиненным неизбежно связана с ограничением свободы воли последнего, имногочисленные варианты этой ситуации связываются с различными моделямиотношений высшей силы и человека, отраженными в прецедентных для шекспировскоговремени мифологических и религиозных текстах. Одни из этих моделей сводятся кпредставлению о подавлении человеческой свободы со стороны высшей воли в целяхподдержания всеобщего порядка (идеи Рока, естественной необходимости), другие,напротив, к порабощению воли человека с целью разрушения мирового порядка(представление о власти Дьявола над человеком в христианстве), третьи связаны с идеейчастичного ограничения свободы человека ради его воспитания, обращения его воли кдобру (представление о власти Бога над человеком в христианстве).Из всех трех типов представлений о судьбе и воле, рассматриваемых в настоящейработе как релевантных при анализе данной проблемы, именно христианскомупровиденциализму свойственно представление о Боге как о любящем отце, который нестолько карает, сколько наказывает человека, то есть воспитывает его, в том числепосредством болезненного опыта.
Представление о высшей силе, стремящейсявосстановить порядок в мироздании путем долгого и мучительного процесса воспитаниячеловека, а не за счет осуществления карающего закона, предопределяет особый идеалправителя, господина, отца: согласно представлениям эпохи, человек, обладающийсоответствующим статусом, призван прообразовывать своими поступками действиясамого Бога.Отражение этого идеала господина, стремящегося воспитать своих подчиненных,пробудить в них чувства милосердия, раскаяния, любви, мы находим в несколькихшекспировских пьесах, например, в «проблемной пьесе» «Мера за меру» в образе Герцога248 Шустилова Т.
А. Концепты власти и подчинения в пьесе У. Шекспира «Буря» // Вестник МГОУ. Серия:Лингвистика. №2. М., Изд-во МГОУ, 2015. С. 32-40.200Винченцио. Однако таких героев немного в творчестве драматурга; гораздо болеечастыми являются в его произведениях образы правителей и отцов, чье несоответствиеэтому идеалу оказывается глубинной причиной возникающего в пьесе трагическогоконфликта. В «Буре» таким героем является Алонзо, который, будучи законнымправителем Неаполя, в то же время лишен необходимых для господина качеств –самообладания, доброй воли – и сам нуждается в воспитании.Помимоправителей,несоответствующихупомянутомуидеалу,естьвшекспировских пьесах другая категория господ: это узурпаторы, как брат ПроспероАнтонио, соотносящиеся с образом Дьявола, Люцифера, восставшего против Богападшего ангела, который стремится установить в мире свою иерархию, свой закон, свойпорядок, являющийся, по существу, хаосом.
Показательны в этом отношении слова,которые произносит Боцман во время бури, негодуя на нежелание Антонио, Алонзо иСебастьяна покинуть палубу. Его фраза “You do assist the storm” (I.1.14) буквальнопереводится как «Вы помогаете буре», причем использование вспомогательного глаголав утвердительном предложении сообщает высказыванию особую экспрессивность.
Вконтексте ситуации, в которой произносятся эти слова, они могут быть понятыследующим образом: упрямство короля, герцогов и их свиты наносит не меньший вредвсем, кто находится на корабле, чем сама буря. Именно это понимание и отражено врусских переводах пьесы. Однако в контексте всего произведения фраза Боцмана обретаетдополнительный смысл: Антонио, предавший родного брата; Алонзо, вступивший всговор с ним; Себастьян, тайно желающий захватить власть, принадлежащую брату, – всеони оказываются на стороне Дьявола, угрожающего Божьему миру, и своими действиями«помогают» буре (хаосу, ассоциирующемуся с дьявольской властью) нарушитьбожественный порядок. Особый символический смысл обретает и следующая репликаГонзало:…You would lift the moon out of her sphere, if she would continue in it five weeks withoutchanging.
(II.1.185-187)Гонзало произносит эти слова, обращаясь к Антонио и Себастьяну, которыеподнимают его на смех в тот момент, когда он пытается отвлечь Алонзо от тягостныхмыслей о сыне. Говоря о двух злодеях как о людях, готовых сбросить с неба светило,201Гонзало подмечает подлинную сущность этих героев, «помогающих буре» каквраждебной миру силе привнести хаос в мироздание.На фоне поступков правителей, противостоящих в пьесе главному герою, особенноотчетливо обнаруживается типологическая соотнесенность роли Просперо в судьбедругих действующих лиц пьесы с ролью библейского Бога в судьбе человечества. Напротяжении всей пьесы этот герой непосредственно связан отношениями власти иподчинения в первую очередь со своей дочерью Мирандой, со своим слугой Ариэлем идругими духами, обитающими на острове, с Калибаном, которого он делает своим рабом,и, наконец, с Фердинандом, который проходит путь от раба Просперо к сыну волшебника.Все эти отношения и соответствующие им сюжетные линии могут быть типологическисоотнесены с тремя издавна выделяемыми в христианском богословии вариантамиотношений между Богом и человеком: рабством, наемничеством и сыновством249.