Диссертация (1101432), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Просперо, желая уверить Миранду в том, что никто изпотерпевших кораблекрушение не пострадал, произносит следующие слова:… There is no soul —No, not so much perdition as an hairBetid to any creature in the vessel… (I.2.29-31)В культуре, для которой Библия оставалась главным прецедентным текстом, этистроки и контекст, в котором они звучат, могли вызывать в сознании зрителей не толькоабстрактную идею Божественного провидения, но и конкретный эпизод из Деяний св.Апостолов, в котором присутствует подобная фраза. В 27-й главе этой книги НовогоЗавета повествуется о том, как корабль, на котором везут Апостола Павла на суд в Рим,попадает в шторм и, когда все находящиеся на корабле теряют надежду на спасение, Павелоткрывает им, что по Божиему промыслу «ни одна душа [из них] не погибнет» (Деяниясв. Апостолов 27:22), а позже — что ни у кого из них «не пропадет волос с головы»(Деяния св.
Апостолов 27:34); после двухнедельного скитания им удается высадиться наостров Милет.Параллель между эпизодами «Бури» и Библии, возникающая благодаря этомупрецедентному высказыванию в сознании читателя и зрителя, позволяет актуализироватьпредставление о Божественном промысле и о том, что бедствия, заставляющие ощутитьблизость и ужас смерти, используются Богом для вразумления человека. С этой же целью,как мы узнаем в конце пьесы, поднимает бурю и Просперо. Параллели между двумя179эпизодами – шекспировским и библейским – можно усмотреть и в поведении людей послеих чудесного спасения.
И в библейской книге, и в «Буре» явное чудо находит отклик вдуше лишь немногих людей: воины, плывшие с Апостолом Павлом и имевшиевозможность убедиться в его пророческом даре, намереваются перед высадкой на островумертвить всех узников (включая самого Павла), чтобы те не сбежали; корабельщикидумают лишь о том, как бы спастись самим, и готовы тайно покинуть на лодках севшийна мель корабль, оставив своих соратников без средств к спасению. Сходную ситуациюмы наблюдаем в «Буре»: из всех персонажей, высадившихся на остров, лишь Гонзаловоспринимает произошедшее с ними как чудо, в то время как другие всецело предаютсялибо своему горю (Алонзо), либо собственным коварным и тщеславным мыслям(Антонио, Себастьян), что едва не приводит к убийству Алонзо и Гонзало.Показательными в этом отношении являются противоречащие друг другувысказывания Гонзало и Антонио в первой сцене второго действия.
Гонзало, пытаясьутешить короля, обращает его внимание на чудесные обстоятельства их спасения, аАнтонио, цинично иронизирующий над каждой фразой престарелого советника, попростуотрицает сказанное им:GONZALOThat our garments, being, as they were, drenched in the sea, hold notwithstanding theirfreshness and glosses, being rather new-dyed than stained with salt water.ANTONIOIf but one of his pockets could speak, would it not say he lies? (II.1.64-69)Здесь используется один из излюбленных приемов Шекспира – столкновениепротивоположных точек зрения на одно и то же событие или явление. Зрительоказывается перед выбором: чью интерпретацию принять как истинную, кто из героевслеп, кто зряч, чьими глазами следует смотреть на происходящее. Как и во многих другихслучаях, ответ на этот вопрос не очевиден, однако он содержится в тексте и открываетсявнимательному зрителю; в предшествующей сцене Ариэль, описывая устроенную имбурю, говорит примерно то же, что и Гонзало, об обстоятельствах спасения героев:On their sustaining garments not a blemish,But fresher than before.
(I.2.218-219)180В противоположных суждениях Гонзало и Антонио об очевидном (состояние иходежды) можно усмотреть столкновение наивного и реалистичного взглядов на события:уверенное отрицание чудесного в словах Антонио и Себастьяна в некоторые моментыобретает большую психологическую убедительность, чем слова «благоразумногосвятоши» (“Sir Prudence” – II.1.291), который неустанно «читает мораль» (“upbraid ourcourse” – II.1.292), – таким представляется Гонзало двоим заговорщикам. Однако приближайшем рассмотрении становится ясно, что ошибки в суждении об очевидномдопускают именно Антонио и Себастьян и что взгляд Гонзало противостоит их видениюдействительности как зрение – слепоте. Эта оппозиция зрения и слепоты в восприятиипроисходящего разными героями распространяется и на суждения о смысле, цели,причине событий.
Слова Гонзало, в которых выражается вера героя в существованиенепостижимой благой воли, уязвимые для циничных насмешек других героев, наиболееверно отражают сущность происходящих в пьесе событий. А уверенность двоихзаговорщиков в своей безнаказанности и в том, что они имеют власть над собственной ичужой судьбой, оказывается глубоким заблуждением.Таким образом, в пьесе используется один из прецедентных сюжетов Библии,включающий последовательность бури (или другого бедствия) и чудесного избавления отверной гибели: ужас, страдание и чудо, которые используют Бог в Библии и Просперо в«Буре» для вразумления людей, не оказывают на последних должного действия из-за ихжестокосердия, что делает необходимой для достижения поставленной цели чередудальнейших испытаний, потрясений и чудес. Помимо рассмотренного новозаветногоэпизода, следует упомянуть и один ветхозаветный, в котором раскрывается тот жепринцип взаимодействия Бога с непокорным народом и который связан с «Бурей» нетолько на уровне сюжета, но и посредством прецедентного имени «Ариэль».Имя 'Ariel' (в русском Синодальном переводе Библии - «Ариил») встречается вБиблии в 29-й главе Книги пророка Исаии: так называет Исаия Иерусалим, обращаясь кнему от лица Бога с пророчеством о грядущих катастрофах и о последующем чудесномизбавлении «избранного народа» от неминуемой гибели.
В открывающейся в этой главекартине будущего, как и в «Буре», стремительно сменяют друг друга смертельнаяопасность и чудесное избавление, безумие и исцеление, ослепление и прозрение.Создание и разрушение иллюзий используется здесь Богом как главное средствовоздействия на душу и разум непокорных Ему людей, как способ восстановления Своей181власти в сердце каждого из них и, в конечном итоге, во всем обществе. Сходнымпринципом руководствуется в своих действиях и Просперо: он возвращает себе власть непутем принуждения, а посредством разного рода иллюзий, бедствий и чудес,позволяющих пробудить в душах некоторых провинившихся героев чувства раскаяния иблагодарности, желание восстановить разрушенный ими порядок и искупить свою вину.Итак, в начале второй сцены первого акта, когда зрители узнают из монологаМиранды о том, что именно Просперо поднял бурю, в которой, как могло показаться впервой сцене, погибло множество достойных людей, этот герой в первые мгновениясвоего пребывания на сцене представляется подобным жестоким языческим богам (вродеЮпитера и Нептуна, упомянутых в монологе Ариэля в связи с поднятой им бурей),которые пользуются своей властью над миром и человеком без милосердия и сострадания.Однако ответные слова Просперо и его последующие действия актуализируют в сознаниизрителя иной образ высшей силы и иную модель мира.
Благодаря многократномуиспользованию в пьесе разнообразных явлений библейской прецедентности, в числекоторых прецедентные высказывания, прецедентное имя и прецедентный сюжет, многиепоступки Просперо представляются аналогичными действиям библейского Бога. Образглавного героя и композиция сюжета выстраиваются таким образом, что в восприятиидействий Просперо сталкиваются и сменяют друг друга разные способы интерпретациисобытий человеческой жизни – от фаталистических до провиденциалистских и,конкретнее, христианских.
Так как цель Просперо остается не вполне ясной вплоть доконца пьесы, борьба этих интерпретационных парадигм поддерживается в сознаниизрителя на всем протяжении сценического действия, благодаря чему проблема судьбы иволи остается предметом непрекращающейся рефлексии.5.2.2. Попытка убийства: удобный случай или испытание?В первой сцене второго акта, как было сказано ранее, провиденциалистские взглядыГонзало на происходящее противопоставляются отношению других героев к тем жесобытиям. Это отношение определяет не только те выводы, которые делают персонажи изуже совершившихся событий, но и их дальнейшие поступки.Антонио, для которого мысль о возможной гибели во время кораблекрушения быласвязана с идеей нелепой случайности и спасение которого от неминуемой смерти вовсене является предметом для его рефлексии, продолжает осмыслять происходящее как182последовательность случаев, не имеющих объективного смысла.
Удобным случаем(‘occasion’) представляется ему то обстоятельство, что все его спутники, за исключениемСебастьяна, внезапно погружаются в сон, и судьбы последних будто бы оказываются вполном распоряжении двоих заговорщиков.…The occasion speaks thee, andMy strong imagination sees a crownDropping upon thy head. (II.1.211-213)Подчинять обстоятельства своей цели, извлекать из них выгоду и тем самымдобиваться благополучия (‘fortune’) – основной принцип, которым руководствуетсяАнтонио и который он внушает Себастьяну, упрекая его в бездействии:Thou let'st thy fortune sleep--die, rather.
(II.1.220)Этот герой не предполагает, что событие, истолкованное им как случай, удобныйдля осуществления своего давнего намерения, может иметь некую цель, некийнедоступный его пониманию и независящий от его желаний смысл. Однако для зрителяочевидно, что такое представление Антонио и Себастьяна о сложившейся ситуацииявляется глубоким заблуждением. Спутники заговорщиков погружаются в сон не по волеслепого случая, а по воле Просперо: это волшебник посылает к ним Ариэля, чтобы тотсначала навеял на них сон, сделал их уязвимыми для козней злодеев, а потом внезапноразбудил их, тем самым предотвратив трагедию.Цель, которую преследует при этом Просперо, не очевидна, ведь на чистособытийном уровне этот эпизод не играет какой-либо существенной роли: намерениедвоих героев остается неосуществленным.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
