Диссертация (1101432), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Эта идея соотносится с мыслью, которуювыражает аббат в своем первом монологе, рассуждая о растениях: ничто в созданномБогом мире не может быть благим или дурным само по себе; все предметы и явлениястановятся таковыми в зависимости от того, какое применение находит им человек.
Изза дурной воли тело (‘shape’) оказывается восковой формой, недостойной человека;любовь – лицемерием, лжесвидетельством (‘perjury’); ум становится сопоставим спорохом, воспламеняющимся в неподходящий момент из-за неосторожного обращения(III.3.126-134).Вторая логическая часть монолога представляет собой анализ конкретныхобстоятельств жизни Ромео с позиций провиденциализма; здесь Брат Лоренцо ставитсвоей целью утешить юношу, заставить его увидеть источник надежды в тех событиях,которые до сих пор вызывали в его душе лишь отчаяние.
Аббат перечисляет те174 Todeschini, Giacomo. The Incivility of Judas: “Manifest” Usury as a Metaphor for the “Infamy of Fact” (infamia facti)// Money, Morality and Culture in Late Medieval and Early Modern Europe / ed. by Vitullo, Juliann and Wolfthal, Diane.Farnham: Ashgate Publishing Ltd., 2010. P.
34.108обстоятельства, которые свидетельствуют о том, что герою сопутствует удача: Джульеттажива, жив и он сам, несмотря на намерение Тибальта убить его, казнь заменена изгнанием(III.3.135-142).Этиблагоприятныеобстоятельства(‘fortune’)БратЛоренцохарактеризует словом ‘blessing’175, которое в текстах эпохи часто означает дары Богачеловеку. Невнимание Ромео к этим «дарам» аббат характеризует как неблагодарность.Наконец, в третьей части своего монолога Брат Лоренцо в повелительныхпредложениях призывает Ромео к конкретным действиям: отправиться к Джульетте иутешить ее, утром вовремя покинуть Верону, оставаться в Мантуе до тех пор, пока угероев не появится возможность объявить о своей женитьбе, испросить прощения уГерцога, примирить две семьи и воссоединиться.
(III.1.146-154).Реакция Ромео на монолог Брата Лоренцо (“How well my comfort is revived by this!”– III.3.165) свидетельствует о том, что аббату удалось утешить героя, изменив его образмыслей. Реакция же Кормилицы показывает, что эти слова ученого монаха доступнывосприятию даже самого простого, далекого от философии и богословия человека(III.3.159-160).Последовательно рассмотрев оба монолога, сделаем несколько выводов о наиболеесущественных различиях между ними. В отличие от героя Брука, шекспировский аббатизбегает пространных абстрактно-теоретических рассуждений. Все его утверждения идоводы непосредственно связаны с его адресатом, то есть с самим Ромео – с егосостоянием, намерениями, событиями его жизни, поступками, которые ему следуетсовершить.
Если у Брука Брат Лоренцо высказывает множество общих суждений осудьбе, то герой Шекспира избирает другой путь: он в первую очередь стремится вернутьсобытиям и явлениям их подлинные имена в сознании юноши и таким образом изменитьхарактер их восприятия. В отличие от героя поэмы, у драматурга аббат отражает в своейречи стройную, целостную систему представлений, обретающую последовательноевыражение в характеристике явлений действительности. Наиболее существеннымотличием является то, что шекспировский герой призывает юношу искать утешение не впредставлении о переменчивости судьбы, не в мысли, что за неудачами должныпоследовать благоприятные перемены; источник утешения (‘comfort’) Ромео находит175 OED: “A beneficent gift of God, nature, etc.; anything that makes happy or prosperous.” (Oxford English Dictionary опCD-ROM, 2nd ed.
Vers.4.0. [Электронный ресурс] Oxford: Oxford University Press, 2009)109благодаря Брату Лоренцо в возможности увидеть и воспринять известные емуобстоятельства своей жизни в положительном ключе и в способности подчинить своидушевные стремления (В1) воле (В2) и разуму.
В заключение отметим, что монологшекспировского аббата значительно лаконичнее, чем соответствующий фрагмент поэмы.Первый включает лишь 47 стихов, в то время как второй занимает 110 более длинныхстрок.3.2.9. Расставание Ромео и ДжульеттыУ Шекспира в этой сцене герои предстают перед нами лишь в момент расставания,когда они при помощи поэтической иллюзии тщетно пытаются отсрочить час прощания,называя утро ночью, а также пытаются заглянуть в будущее, предугадать свою судьбу. Ваналогичных сценах произведений Пэйнтера и Брука влюбленные обращают друг к другупространные монологи и при встрече, и при расставании.
Пытаясь осмыслить своюсудьбу, они снова многократно возвращаются к излюбленному образу колеса Фортуны.В обоих источниках разговор героев открывается словами юноши о непостояннойФортуне (“frayle and inconstaunte Fortune” – П: 100; “frail unconstant Fortune, thatdelighteth still in change” – Б: 1546), которая то возносит своих «друзей» к небесам, то,повернув свое «скользкое» колесо (“slippery wheel” – Б: 1548), низвергает их на землю.Герой сетует на то, что Фортуна не позволила ему осуществить свою мечту – примиритьродителей, а потом вести благополучную жизнь согласно воле Бога и в течениеотпущенного Им срока (“according to the scope and lot determined by Almighty God,” – П:100; “unto the bounds that God hath set,” – Б: 1564).ПоведениеРомео(Ромеуса)вэтойсценеотличаетсяразумностьюисдержанностью.
Он не теряет самообладания и находит нужные слова, чтобы успокоитьвозлюбленную. У Пэйнтера он призывает Джульетту со смирением пережить в егоотсутствие все, что ниспошлет ей Господь (“paciently to beare so well myne absence, as thatwhych it shal please God to appoint”; П: 118). У Брука Ромеус обращается к Богу с просьбойо помощи во всех испытаниях, которые ему предстоит пережить. Джульетта прерываетсвоими рыданиями его речь в тот момент, когда юноша, по-видимому, хочет выразить110мысль о власти Бога над человеческой судьбой (‘fatal dooms’): “For what above by fataldooms176 decreéd is, that God…” (Б: 1574).В ответ Джульетта умоляет Ромеуса позволить ей сопровождать его в изгнании.Если юноша, рассуждая о своей судьбе, упоминает и Фортуну, и Бога как силы,определяющие ход событий на земле, то в словах Джульетты отражается лишьпредставление о Фортуне (“whither Fortune shall guide thee”; П: 101).
У Брука к мольбеДжульетты примешивается и упрек: героиня сетует на то, что возлюбленный, оставляя ее,поступает как бесчувственное орудие жестокой Фортуны (“the instrument of Fortune'scruel will,/ Without whose aid she can no way her tyrannous lust fulfil”; Б: 1591-1600) и чтосвоевольная богиня, будто сговорившись со Смертью, не прерывает ее жизнь инаслаждается ее страданиями (Б: 1588-1589).Ответы героя у Пэйнтера и Брука разнятся. В новелле поддерживается (хотя и невполне последовательно) оппозиция между упованием Ромео на волю Бога, его разумнымсмирением перед высшим промыслом, с одной стороны, и эмоциональным отношениемДжульетты к происходящему как к проискам судьбы – с другой.У Пэйнтера Ромео умоляет Джульетту во имя Бога (“in the Name of God” – П: 101)не пытаться следовать за ним: он объясняет, какие опасности могут быть сопряжены с еебегством.
Чтобы ее утешить, он заявляет о своем твердом намерении через несколькомесяцев воссоединиться с возлюбленной и объявить всем об их браке. Герой Брука,подобно монаху в предшествующем эпизоде, пытается «утешить» собеседницу«философией» на манер Боэция, но со свойственным ему акцентом на образе своевольнойи непостоянной Фортуны. Он призывает Джульетту, руководствуясь разумом, явитьмудрость и подавить в себе бунтующую волю (“If thou be bent t'obey the lore of reason'sskill/ And wisely by her princely power suppress rebelling will”; Б: 1687-1688), ведь Фортунанепостоянна, и за ниспосланными ею страданиями должно последовать счастье;непостоянство – единственное, в чем она постоянна (“For Fortune changeth more than ficklefantasy;/ In nothing Fortune constant is save in unconstancy”; Б: 1667).
Весьма характерното, что у Брука прослеживается связь между идеей мудрости, подразумевающейстоическое приятие невзгод, и представлением о непостоянстве Фортуны как о залогебудущих перемен к лучшему. Однако после расставания с Джульеттой Ромео сам176 ‘Dooms’– в данном контексте – синоним слова ‘Fates’ («Парки»).111обращает упреки ко всем сверхъестественным силам, которых воспринимает каквиновников своего горя (“the restless stars… the fatal sisters three, and Fortune full ofchange” – Б: 1753-1754).Интересен следующий комментарий Брука, перекликающийся со словамишекспировских героев в аналогичной сцене: “Then hath these lovers' day an end, their nightbegun,/ For each of them to other is as to the world the sun” (Б: 1725-1726). Автор пишет, чтос рассветом в жизни влюбленных наступает ночь, так как они являются солнцем друг длядруга.
Сходную мысль выражают влюбленные в пьесе:ROMEOMore light and light; more dark and dark our woes! <…>JULIETThen, window, let day in, and let life out. (III.5.36, 41)Данное противопоставление объективного и субъективного, мира влюбленных иокружающей действительности, хотя и возникает порой в поэме, не проводится стольпоследовательно, как в пьесе.
У Шекспира этот намеченный в источниках контрастперерастает в противопоставление реальности и мира, порожденного воображениемгероев, и играет в пьесе чрезвычайно важную композиционную роль. Сосуществование,взаимное сближение и отталкивание этих миров, в каждом из которых свой источниксвета, свое небо, своя система координат, образуют одну из внутренних «пружин»произведения и получают разное осмысление в свете представленных в неминтерпретационных парадигм.Диалог, в котором Ромео и Джульетта по очереди убеждают друг друга в том, чторассвет еще не наступил, что за окном поет не жаворонок, а соловей, не только позволяетпередать эмоциональное состояние героев, тщетно стремящихся отсрочить моментрасставания, но и способствует раскрытию проблемы ложной интерпретациидействительности.
Показательно, что в данной сцене герои отказываются от своейтрактовки происходящего, осознав, что она таит в себе угрозу их жизни.В момент расставания героям словно приоткрывается их трагический конец: вглазах Джульетты Ромео так бледен, будто он мертвец на дне могилы (III.5.56). Юношу112также поражает мертвенная бледность возлюбленной, однако он сразу же пытаетсяобъяснить увиденное естественными причинами (III.5.58-59). В свете финала пьесы, гдеи Ромео, и Джульетта перед смертью видят друг друга мертвыми, слова, которые онипроизносят при расставании, звучат как предсказание об их трагическом конце. Впроявляющейся таким образом способности героев предчувствовать, предугадыватьбудущее можно усмотреть подтверждение фаталистической концепции судьбы,исключающей возможность изменить ход предопределенных событий.
Однако, как былопоказано в Разделе 1.2, представление о способности человека или Бога предвидетьбудущее могло сочетаться у современников Шекспира в рамках христианского учения смыслью о возможности избежать предуготовленного177. Драматург оставляет зрителювозможность выбора того или иного способа интерпретации событий, не давая очевидныхответов, а заставляя их сопереживать влюбленным и пытаться осмыслить их судьбу.После расставания с Ромео Джульетта обращается к Фортуне, выражая в своихсловах распространенное представление об изменчивости судьбы как о последнейнадежде человека, которого постигло несчастье:Be fickle, fortune;For then, I hope, thou wilt not keep him long,But send him back.