Диссертация (1101078), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Если же крестьянин илиPere (ed.). Romanceiro português da tradição oral moderna: Versões publicadas entre 1828 e 1960. V. 4, op. cit.P. 265.252См.: Muhaj, Ardian. Quando todos os caminhos levavam a Portugal: impacto da Guerra de Cem anos navida económica e política de Portugal (Séculos XIV-XV). Lisboa: Universidade de Lisboa, 2013.253«La valeur de chaque plante et de chaque animal était déterminée sur la base de la position occupée surla chaîne ou sur l’échelle, étant admis (selon une symbologie habituelle liée aux notions de haut et de bas) que lavaleur croissait en montant et diminuait en descendant»: Montanari, Massimo.
La Faim et l’abondance. P.: Seuil,1995. P. 15.150горожанин не будут есть так, как им подобает по их установленному свыше статусу,это нарушит мировой порядок: «Таким образом, существует еда для крестьян и едадля сеньоров, и тот, кто не подчиняется этим правилам, нарушает социальныйпорядок»254.Поэтому и переход с птицы на рыбу в романсе значим.
Кража и увоз знатнойдевушки из отчего дома нарушают изначальную гармонию, лишают её социальногостатуса, что находит отражение и в изменении традиционной модели питания. Стоитотметить, что сардины в Португалии были едой бедняков. А солёная, заготовленнаявпрок рыба «ассоциировалась с бедностью и низким общественным положением»255.Что касается оппозиции «рыба-птица», то следует обратить внимание, чтоздесь«работает»,главнымобразом,характерноедляСредневековьяпротивопоставление «верх-низ». Птицы в Великой цепи бытия занималигосподствующее положение, так как были ближе всего к небу, а значит, и к Богу,поэтому есть птицу могли себе позволить лишь высшие слои населения: «Высокоеположении птиц на лестнице животных предполагало, по аналогии, их включение врацион питания привилегированных слоёв населения»256.Таким образом, этот незначительный на первый взгляд обмен репликамивыполняет в структуре романса важную функцию, маркируя переход девушки изодного социального статуса в другой.Именно этот диалог Гаррет исключает из романса, представленного в«Путешествиях...».
Такой выбор, скорее всего, свидетельствует о том, что длячеловека XIX в. отсылка к Великой цепи бытия была неочевидной, поэтому он ипосчитал лишним включать эти строки в литературную версию романса.Ответы Ирины оказываются для неё роковыми и неотвратимо ведут девушкук смерти, потому что в каждом их них она подчёркивает, что нахождение рядом срыцарем унижает её достоинство.
Поэтому молодой мужчина, не стерпевоскорбления, убивает Ирину, перед этим изнасиловав её. У Гаррета эпизод254«Il y a donc des aliments pour paysans et des aliments pour seigneurs, et celui qui ne se conforme pasaux règles bouleverse I'ordre social»: Ibidem. P. 13.255«Le poisson en conserve évoquait des notions de pauvreté économique et d'infériorité sociale»: Ibidem.P. 10.256«La place élevée des volatiles sur l'échelle des animaux suggérait, par analogie, leur aptitude particulièreà être utilisés comme nourriture par les couches élevées de la société humaine»: Ibidem.151изнасилования также довольно подробно разработан, в отличие от традиционныхромансов.
Здесь он стремится подчеркнуть жестокость рыцаря.В финале романса Гаррета Ирина отвечает рыцарю категорическим отказом,когда тот просит простить его. В народных романсах убийце зачастую даётсянадежда на спасение через упоминание синего цвета: «Veste-te de azul, que é côr docéu, // se Deus te perdoar, perdoar-te quero»257. Романтик не включает эту деталь в своюверсию романса. Однако она очень многое может дать для понимания текста.Как отмечает французский исследователь Фредерик Порталь, синий цвет вБиблии – символ Святого Духа, божественной истины, небесной любви к истине иистинной веры258. То есть святая во многих народных романсах выполняет одну изфундаментальных функций – обращение грешника на путь истинный.
Призываярыцаря одеться в синее, она стремится убедить его начать праведную жизнь. Одеждаздесь имеет не только прямое, но и метафорическое значение: рыцарь долженпереродиться душой.Таким образом, опуская реплику, отсылающую к цветовой символике, Гарретобедняет текст и возможности его интерпретации. Если средневековые романсыдают грешнику шанс искупить свою вину, что вписывается в литературнуютрадицию (вспомним миракли), то литературный романс XIX в.
однозначнообрекает его на адские муки. Менее глубоким становится и образ святой, ведь онапарадоксальным образом не может простить обиду своему ближнему и даже послесмерти не в силах избавиться от своих «человеческих» чувств.Гаррет дополняет романс монастырской легендой, им самим пересказанной.Это создаёт дополнительную дистанцию между автором и изначальным текстом.Так, автор не скрывает своего ироничного отношения к святой. Он видит в нейтипичную женщину, не чуждую тщеславия, свойственного её полу: «É sabido que amais santa lhe não pesa de que estejam a morrer por ela; e, mais ou menos, sempre257«Оденься в синее, цвет неба, // И если Бог тебя простит, то и я тебя прощу»: Ferré, Pere.Romanceiro português da tradição oral moderna: Versões publicadas entre 1828 e 1960.
V. 4, op. cit. P. 298.258Portal, Frédéric. Des couleurs symboliques dans l'antiquité, le Moyen-Age et les Temps modernes. P. :Treuttel & Würtz, 1837.152simpatiza com as vítimas que faz»259. Такие ремарки разрушают традиционную канвужития, где не характерны подобные комментарии в сторону личности святого.Размывание канона проявляется и в том, что рассказчик видит в житиивозможности реализации других жанров: «Um seu criado cujo nome a legenda nosconservou para maior testemunho de verdade: chamava-se Banam.
Banam! é umverdadeiro nome de melodrama» 260 . Таким образом, как в случае романса, так илегенды, происходит «приближение» первоначального текста к эпохе автора, егосовременная ре-интерпретация.Иногда наблюдается и скептическое отношение автора к тем чудесам,которые происходят на могиле мученицы и доказывают её святость.Рассказывая о чудесах, произошедших уже при короле доне Динише, черезнесколько веков после смерти святой, автор упоминает, что королева Изабел оченьдолго молилась Ирине, чтобы та явила ей свою благодать. Наконец, волны уступаютмольбам царственной особы и перед её глазами возникает могила Ирины, вскрытькоторую не удаётся несмотря ни на какие молитвы: «Por mais que rezasse ela, e quetrabalhassem os outros com todas as forças humanas, não puderam abrir o túmulo»261.
Вприведённой цитате иронический эффект создаётся при помощи сближения в однойфразе двух исключающих друг друга действий: духовного (молитва) и физического(работа подданных королевы, которые затрачивают все свои силы, чтобы сдвинутьнадгробную плиту с места). Этот приём ставит силу молитвы королевы подсомнение.А в конце «пересказа» этого жития читатель узнаёт, что в современностивообще нет места чуду. Автор рассказывает о том, что он сам видел могилу святойИрины, тайну которой больше не охраняют воды реки Тэжу:Ainda lá está, assaz mal cuidado contudo; lá o vi com estes olhos pecadores no corrente mêsde Julho de 1843. Mas, sem milagre nem orações, o rio tinha-se retirado, havia muito, para um259«Известно, что даже самой святой не тягостно, чтобы из-за неё страдали; и так или иначе ейвсегда нравятся её жертвы»: Almeida Garrett, João.
Viagens na minha terra, op. cit. P. 171.260«Его слуга, чьё имя легенда сохранила нам для большей достоверности, – его звали Банам.Банам! Подходящее имя для мелодрамы!»: Ibidem.261«Как бы сильно она ни молилась, и как бы усердно ни работали другие, всеми человеческимисилами они не смогли вскрыть могилу»: Ibidem. P.
173.153cantinho do seu leito, e o padrão estava perfeitamente em seco, e em seco está todo o ano atécomeçarem as cheias262.В этих строках сквозь иронию пробивается оттенок горечи, чувство печали поутраченной вере и славе. Не случайно имя святой Ирины упоминается в романенаряду с историческими личностями, составляющими политическую и культурнуюисторию и славу Португалии.«Крёстная и святая покровительница этой земли» ставится в один ряд скоролями Афонсом Энрикешем и Фернанду, королевой Изабел, Камоэнсом, братомЛуишем де Соуза.
Все эти люди принадлежат той героической и идиллической, помнению Гаррета, эпохе, когда португальский народ находился на вершине своегомогущества. Но это время больше не вернуть.После пересказа жития, где немаловажное место занимают чудеса, авторвозвращается к собственному повествованию, дабы подвести читателя к мысли, чтотаких чудес в современности больше нет. Вводя в текст произведения романс, авторкак будто бы укоряет своих современников, ведь португальцы, принадлежащиевысшим и ведущим слоям общества, отказались от народной культуры, предпочтяей иностранные образцы.
Поэтому Гаррет, приводя на страницах своегоповествования народный романс, преследует и иную цель: показать эстетическиедостоинства и богатство народной поэзии.Легенда о святой Ирине является не только страницей истории Португалии,но и страницей романа, процесс написания которого развёртывается прямо на глазаху читателя. Металитературные размышления занимают одно из ведущих мест вткани произведения.Повествовательную технику своего романа сам Гаррет противопоставляетпутевому дневнику. На воображаемые упрёки в том, что рассказчик слишком маловнимания уделяет изложению сухих фактов о путешествии (чего может ожидатьнаивный читатель, воспитанный литературной традицией путевых заметок),последний приводит следующий аргумент:Querias talvez que te contasse, marco a marco, as léguas da estrada? palmo a palmo, as alturase as larguras dos edifícios? algarismo por algarismo, as datas de sua fundação? que te262«Она всё ещё там, хотя и в заброшенном состоянии; я видел её этими грешными глазами внынешнем июле 1843 года.
Но, без чудес и молитв, река давно отступила к краю своего русла, так чтонадгробие стоит на мели, пока не начнутся разливы»: Ibidem. P. 174.154resumisse a história de cada pedra, de cada ruína? <…> Eu não sei compor desses livros, equando soubesse, tenho mais que fazer263.Таким образом, Гаррет отказывается приводить точно установленныеисторические даты или давать подробные описания, то есть разрывает спредшествующей традицией, предлагая взамен иные повествовательные модели.Автор сравнивает своё мастерство с мастерством художника и приходит квыводу, что живопись превосходит литературу в возможности воздействовать навоображение аудитории и изображать реальность: «Só tenho pena de uma coisa, é deser tão desastrado com o lápis na mão; porque em dois traços dele [de lápis] te dizia muitomais e melhor do que em tanta palavra que por fim tão pouco diz e tão mal pinta»264.Гаррет ставит таким образом фундаментальные вопросы о природелитературы, её границах и отличии от живописи, а также об особенностях своегописьма.
Цитата отражает эстетические поиски португальского писателя, во многомсовпадающие с исканиями романтиков Иенской школы в стремлении куниверсальному искусству:Только на пределе возможностей открывает ему [поэту] его медиум, что поэма можетприблизиться к живописи или музыке, и наоборот; одним словом, это будетодновременно и поэма, и картина. Это одна из программных установок «Атенея»:каждое произведение, размышляя о себе, размышляет об «искусности» всехискусств265.Но насколько всё-таки близок писателю принцип ut pictura poesis,провозглашённый ещё Горацием? Гаррет делает выбор в пользу созданияпоэтического образа города, который можно читать как книгу с иллюстрациями:Santarém é um livro de pedra em que a mais interessante e mais poética parte das nossascrónicas está escrita. Rico de iluminuras, de recortados, de florões, de imagens, de arabescose arrendados primorosos, o livro era o mais belo e o mais precioso de Portugal.
















