Диссертация (1101078), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Кроме того, поэмыотделены от второго тома сборника временной дистанцией в пятнадцать лет.По нашему мнению, именно чтение английских баллад толкнуло Гаррета нанаписание и издание двух поэм, вдохновлённых народным романсом, которыйпредставляет собой ответвление европейской баллады.Кроме того, выбор жанра был связан, видимо, с общей романтическойтенденцией к идеализации Средневековья, а самые старые романсные тексты, какизвестно, возникают именно в эту эпоху.Не является случайным и то, что именно романсы «Сильванинья» (или«Делгадинья») и «Бернал-Франсеш» стали основой сюжета каждой из поэм.В предисловии ко второму тому «Романсейро» Гаррет упоминает, что Саутив письме к английскому биографу Камоэнса Адамсону писал о том, что эти дванародныхромансаявляются,возможно,самымистарымипоэтическимипамятниками западной Европы.
Судя по всему, Гаррету удалось познакомитьевропейских читателей с португальским романсом, тем более что Адамсон дажеотправил Гаррету свой перевод этого романса на английский язык.Что касается «Бернала…», то вот как сам Гаррет объясняет свой выбор: «Estouque é originariamente português: não aparece em nenhum dos romanceiros castelhanos,123«Preocupações oitocentistas surgem também quando Garrett transporta para o poema o seu própriodesencanto face à corrosão do tempo ou as polémicas literárias suas contemporâneas que opõem clássicos eromânticos.
Os traços característicos do programa destes últimos <…> revelam-se também na medida em que aescolha de temas históricos e especialmente medievais, ligados à reflexão em torno das origens da identidadenacional (língua, cultura, estruturas políticas) não pode deixar de ser vista, em si mesma, como uma atitude“prospetiva” tendente à construção de uma nacionalidade»: Ibidem. P. 1615.84nem na vasta colecção de Ochoa» 124 .
Гаррету было важным отсутствие романса виспанской традиции, что связано с его замыслом возрождения не тольконациональной португальской литературы, но и с желанием прославить именнопортугальскую романсную традицию.В предисловии к «Адозинде» прибавляется ещё один аспект – «защита ипрославление» португальского языка:Ainda que em pouco hábeis mãos, a língua portuguesa sairá mais uma vez à prova singular debizarria com as mais cultas e gabadas línguas da Europa: e será culpa do cavaleiro, não sua, seo prêmio da beleza e valentia lhe não for adjudicado por todo o juiz imparcial 125.Таким образом Гаррет в XIX в.
продолжает традицию литературныхпроизведений, отстаивающих красоту неолатинских языков. Процитированныестроки во многом являются повторением идей, изложенных им в антологиипортугальской поэзии «Лузитанский Парнас», которая была напечатана в Париже в1826 г. Как отмечают бразильские исследователи Ж.-Л. Кардозу и И.
Джакомасси, вэтом произведении Гаррет стремился сломить представление о том, что самыезначимые моменты португальской истории – это географические открытия ибогатства, которые они с собой принесли. Для Гаррета важные вехи в историиПортугалии совпадали со значительными достижениями в области словесности126.Но если в эпоху Ренессанса язык нужно было отделить от латыни или от более«развитых» с литературной и стилистической точки зрения языков, то Гаррет желалвозродить язык, а вместе с ним и культуру Португалии, а также национальноесамосознание её граждан. Для Гаррета XVI в. становится образцовым, потому что вэпоху героических португальских открытий гармонично развивались науки,словесность и искусства, которые как раз и характеризуют нацию, отличают её отдругих.Защитить португальский язык и культуру необходимо было от иностранноговлияния, прежде всего французского и итальянского.
По мнению Гаррета,124«По моему мнению, романс португальского происхождения: он не встречается ни в одномиз испанских романсеро, как и в обширном собрании Очоа»: Almeida Garrett Romanceiro. V. 2. P. 119.125«Хотя и в неумелых руках, но португальский язык вновь подвергнется необычномусоревнованию с самыми учёными и прославленными языками Европы: и будет виновен рыцарь, а неязык, если награда за красоту и отвагу не будет присвоена ему беспристрастным жюри»: AlmeidaGarrett, João.
Adozinda. London: Bossey & Son. P. VI.126См.: Oliveira, João-Luís, Giacomassi, Igor. A aurora das letras em Portugal, na obra “Parnaso lusitano”de Almeida Garrett // Caderno de resumos & Anais do 6º. Seminário Brasileiro de História da Historiografia. OuroPreto, 2012.85португальская литература теряет свою самобытность в эпоху Ренессанса, когдаписатели и поэты начинают заимствовать литературные модели у итальянцев. Своихже современников писатель обвиняет в необдуманном подражании французам.Таким образом, обращение к португальскому романсу не случайный, а вполнезакономерный в этом контексте шаг, потому что этот жанр возникает в эпохусредневековья и во многом отражает средневековое мировоззрение и реалии.Поэтому Гаррет очень ценил романс «Бернал-Франсеш» за архаичность иэмблематичность.
По словам писателя, этот романс – пример «аутентичной ивеликой поэзии героического народа, людей, которые серьёзно относились к жизни,таким когда-то был и наш народ»127.Высказывание Гаррета построено на принципе антитезы, характерного дляромантиков приёма, с его помощью противопоставляется заслуживающее уваженияи восхищения прошлое страны её настоящему, которое критикует писатель. Приэтом последний не отделяет себя от своих современников, употребляя взавершающем сравнении притяжательное местоимение «наш».
Ещё одну антитезумогли бы составить прилагательные «примитивный» и «великий», но они дляГаррета выступают скорее как синонимы, потому что для него величие языка ипоэзии заключается как раз в её архаичности.Проиллюстрируем этот тезис ещё одним примером. В предисловии к поэме«Бернал и Виоланта» Гаррет пишет о том, что «Бернал» посвящён одной молодойдаме, которую он называет Аделия. Она хотела, чтобы тот написал настоящуюэпическую поэму вместо этих небольших романсов:O seu desejo e empenho era que eu fizesse uma verdadeira epopeia, e me deixasse destas coisasque nunca podiam passar de bonitinhas.
A perda de D. Sebastião em África era o assunto queme dava: dizia – e dizia bem – que devia ser o reverso da medalha dos Lusíadas, e que podiaser o mais popular e nacional de todos os poemas portuguesas <…>128.Тем не менее Гаррет противопоставляет такой классической поэме именносвои романсы.
То есть он сознательно хочет порвать с предшествующей127«poesia primitiva e grande de um povo heróico, de uma gente que tomava as coisas da vida ao sério,como a nossa era»: Almeida Garret, João. Romanceiro. V. 1, Lisboa: Editorial Estampa, 198-. P.
119.128«Её желанием и интересом было, чтобы я сочинил настоящую эпопею и бросил эти безделки,которые нельзя было назвать больше, чем миленькими. Она давала мне в качестве сюжета эпопеиисчезновение дона Себастьяна в Африке. Она говорила – и справедливо – что она должна была статьоборотной стороной медали «Лузиад», что она могла стать самой народной и национальной из всехпортугальских поэм»: Ibidem. P. 120.86литературной традицией.
В «Путешествиях по моей земле» Гаррет обвиняетКамоэнса в том, что тот имитировал модель европейской эпической поэмы в стилеГомера и итальянской ренессансной эпической поэмы. Для Гаррета это былонепростительной ошибкой, так как именно заимствования, с его точки зрения,погубили настоящую национальную литературу. Для Гаррета романсы, этикрасивые «безделки» имеют огромную ценность, потому что отражают глубинныестороны португальской национальной самобытности.Однако, несмотря на восхищение португальским фольклором, Гаррет не могне отдавать себе отчёт в том, что некоторые аспекты романса, например,кровосмесительная любовь отца к дочери, являющаяся сюжетообразующей в«Сильване», могут вызвать если не неодобрение, то непонимание публики.
Ноименно это привлекало молодого писателя, потому что ему хотелось адаптироватьтакой кровожадный сюжет ко вкусам своего читателя:A Silvana, cujo assunto notável e horroroso exigia suma delicadeza para se tornar capaz de serlido sem repugnância ou indecência. Era nada menos que uma nova Mirra, ou antes o inversoda trágica, interessante, mas abominosa história da mitologia grega; é um pai namorado de suaprópria filha! A filha jovem, bela, virtuosa, santa enfim. – A dificuldade do assunto irritou odesejo de lutar com ela e vencê-la se possível fosse129.Эти слова Гаррета напоминают предисловие к «Ченчи» (1819) Перси БишиШелли, где он говорит о том, что изображение всех ужасов трагедии на сцене былобы нестерпимым.
Тематически произведения Гаррета и Шелли также близки: вобоих поднимается проблема кровосмесительной любви, такой притягательной дляромантиков, ведь к мотиву инцеста обращались и Шатобриан, и Байрон, и другие.Уже в предисловии Алмейда Гаррет стремится «вписать» романсы в болееширокий, чем европейская баллада, литературный контекст. Сравнение с мифомделает сюжет «Сильваны» не только универсальным, освящённым авторитетомдревнегреческой культуры, но и как будто бы оправдывает его существование,несмотря на всё отвращение, которое вызывает у Гаррета инцест.Итак, выбор романсов «Сильвана» и «Бернал-Франсеш» в качестве основы длясюжета поэм «Адозинда» и «Бернал и Виоланта» связан с желанием Гаррета создать,129«“Сильвана”, чей примечательный и ужасный сюжет требовал деликатнейшей работы, чтобы причтении романса не возникало чувство отвращения или неприличия. Это не больше и не меньше, чем новаяМирра, или оборотная сторона трагического, интересного, но омерзительного греческого мифа.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
