Диссертация (1100449), страница 21
Текст из файла (страница 21)
При этом исследовательница обращает особое внимание нато, что из рассказа о написании портрета читателю удается узнать «отворческом методе Анненкова», когда позирующий поэт «собирался застыть внеподвижности, однако оказалось, что более желательно разговаривать и246Там же.Там же. С. 141.248Обухова И.В. Графические портреты Юрия Анненкова: дисс. … к.
искусствоведения. М., 2005. С. 145.247108двигаться249». В связи с этой историей в «Дневнике» упоминается и творческийметод Леонида Пастернака, отца поэта: «<…> Пастернак рассказал мне, что обэтом всегда просил своих моделей его отец (М.Р. – имеется в виду: неразговаривать во время сеанса), Леонид Пастернак, когда они позировали емудля портретов250».В этой главе Анненков упоминает написанный им портрет поэта,указывая на родство трагических судеб Пастернака и Синявского. Художникотметил, что в 1965 г.
в СССР в свет вышло однотомное собрание поэтическихработ Пастернака251 со вступительной статьей Синявского и написаннымАнненковым портретом252.Эренбург, напротив, свое «видение» внешнего Пастернака приводитлишь в конце повествования о нем: «Молодой, веселый, красивый, похожий навдохновенного араба – таким он мне всегда запомнился, хотя я его и виделпостаревшим, седым253». Возвращаясь к вступительным словам Эренбурга озадаче сделать «набросок портрета» Пастернака оправдывается исключительнов скупом изображении внешности поэта.Ранее приведенные искажения в описании первой встречи Пастернака иЭренбурга не единственная неточность, которая обнаруживается в книге«Люди, годы, жизнь».
Еще В. Шаламов в своей статье «Несколько замечаний квоспоминаниям Эренбурга о Пастернаке»254 открыто полемизирует с авторомэтих мемуаров, указывая не только на «ложные и выдуманные» Эренбургомсобытия из жизни Пастернака, но и подвергая особой критике «удивительные»высказывания Эренбурга о Нобелевском лауреате. Например, Шаламовупрекает автора в том, что тот сознательно допускает неточности в отношениипамяти Пастернака. В качестве наглядного примера Шаламов указывает нарассказ Эренбурга о значимости своей роли в популяризации творчества249Там же.Анненков Ю.П. Дневник моих встреч.
Цикл трагедий: в 2-х т. Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.141.251Пастернак Б.Л. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1965. 732 с.252Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.175.253Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.1. М.: Текст, 2005. С.263.254Шаламов В. Несколько замечаний к воспоминаниям Эренбурга о Пастернаке: [Электронный ресурс]: URL:https://shalamov.ru/library/21/66.html (дата обращения: 1.03.2017).250109Пастернака за рубежом: «В течение многих лет, задолго до Нобелевскойпремии, Пастернаку писали из всех стран мира. Какая-то аргентинскаяпочитательница его прислала ему старинные четки. Каждому Пастернакотвечал на языке автора письма.
Пастернак был единственным нашим поэтоммирового значения, и не надо было Эренбургу кривить душой255». Ставя себе взаслугу заграничную известность Пастернака, Эренбург тем самым искажаетдовольно ощутимо «переписывает» личную историю поэта. В своих мемуарахон указывает: «Мы увидели, что Запад не знает ни нашей литературы, нинашего искусства. <…> Никто не знал стихов Пастернака, и «Доктора Живаго»приняли как произведение никому не ведомого гения»256. Заявление Эренбургаопровергают и свидетельства Е. Пастернака, утверждающего, что за границейБ.
Пастернака хорошо знали, у поэта была обширная переписка скорреспондентами в Англии, Германии, Франции257.Эренбург нередко упрекает поэта в чрезмерной «сосредоточенности всебе»: «Борис Леонидович жил не для себя – эгоистом он не был, но он жил всебе, с собой и собой. Я вспоминаю наши давние встречи – два поезда неслись,каждый по своему пути. Я знал, что Пастернак меня слушает, но не слышит: неможет оторваться от своих мыслей, своих чувств, своих ассоциаций.
Беседы сним, даже задушевные, напоминали два монолога»258.В. Шаламов опровергает и это заявление Эренбурга о чрезмернойзамкнутости поэта, не позволявшей ему «слышать» своих собеседников:«Беседы с Пастернаком не выглядели монологами и упрекать Пастернака вэгоцентризме не надо.
Это не эгоцентризм, но душевная крепость, душевнаясила. Конечно, во всех своих суждениях о важном, о большом Пастернакполагался только на собственную совесть, на собственное мнение»259. АнненковсолидаренсШаламовым:в«Дневнике»онизображаетПастернака255Там же.Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.3.
М.: Текст, 2005. С.381.257Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: Цитадель. 1997. 726 с.258Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.1. М.: Текст, 2005. С. 258-259259Шаламов В. Несколько замечаний к воспоминаниям Эренбурга о Пастернаке: [Электронный ресурс]: URL:https://shalamov.ru/library/21/66.html (дата обращения: 1.03.2017).256110внимательным, остроумным и эрудированным собеседником, избегающимразговоров на политические темы. В связи с этим художник отмечает нелепыйисторический парадокс, когда абсолютно «надполитичный» поэт на закатесвоей жизни оказался втянут в крупный политический скандал260.ОсобуюяростьуШаламовавызываютсловаЭренбургаоб«инфантильности» Пастернака, его наивности. В главе книги «Люди, годы,жизнь» Эренбург отмечает: «Было в Пастернаке нечто детское.
Егоопределения, казавшиеся наивными, ребячливыми, – определения поэта»261.Шаламов иначе трактует эту особую черту характера Пастернака и указываетна ценность этой «детской» непосредственности поэта, на его «неумение инежелание хитрить». Писатель опровергает заявление Эренбурга и изображаетПастернака воином, помыслы которого были так же чисты и бесхитростны, каку ребенка. Но при этом Шаламов отказывает Эренбургу в уместности иправомерности подобного сравнения: «<…> Пастернак был не юродивый и неребенок. Это был боец, который вел свою войну и выиграл ее.
Он стал для насживым примером — какой огромной нравственной силой может стать в нашевремя поэт, если он не кривит душой, если он почитает собственную совестьглавным своим судьей — а Пастернак много и неустанно говорил об этическихначалах искусства»262.На протяжении всего повествования Эренбург, иногда признаваянесомненные достоинства и талант Пастернака как поэта, преимущественноговорит о некоторой «ограниченности», ущербности Пастернака («Онвосхищался со стороны: у каждого, даже самого большого поэта есть не толькопотолок, но и стены; общество было вне стен того мира, в котором жилПастернак»263), его неумении «слышать» людей вокруг себя («<…> жил он внеобщества не потому, что данное общество ему не подходило, а потому, что,260Анненков Ю.П.
Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.143.Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.1. М.: Текст, 2005. С.263.262Шаламов В. Несколько замечаний к воспоминаниям Эренбурга о Пастернаке: [Электронный ресурс]: URL:https://shalamov.ru/library/21/66.html (дата обращения: 1.03.2017).263Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.1. М.: Текст, 2005. С.258.261111будучи общительным, даже веселым с другими, знал только одногособеседника: самого себя»264) и полностью отказывает поэту в пониманииэпохи («Пастернак чувствовал природу, любовь, Гете, Шекспира, музыку,старую немецкую философию, <…> но никак не историю; он слышал звуки,неуловимые для других, слышал, как бьется сердце и как растет трава, нопоступи века не расслышал»265). Примечательно, что в столь критическомотзыве писатель выбирает языковые средства, свойственные поэзии.
Особенноэто наблюдается в обширном перечислении образов. Этот прием «нагнетания»и детализации описываемых событий за счет целого ряда объектовсвойственен, как было рассмотрено ранее, также Ю. Анненкову.Позиции Анненкова и Шаламова в трактовке личности и творчестваПастернака очень похожи: оба писателя изображают Пастернака героем,выбравшим самый сложный путь – путь истинного служения искусству вэпоху,когдаподобныйвыборказалсяироскошью,ибезумствомодновременно. Их также объединяет яростное стремление защитить репутациюпоэта от «искаженных» свидетельств Эренбурга.Часть повествования о Пастернаке в книге «Люди, годы, жизнь»выстроена на отчетливом противопоставлении характеров, мировоззрений,творческих путей автора мемуаров и «героя» его воспоминаний: «Я былрастерян и мрачен, Пастернак радостен, приподнят» 266.
Эренбург следует тойже стратегии, что в и портрете Ленина: он сравнивает себя, свой выбор сглавными героями эпохи, что, как правило, ведет к формированию оченьконтрастных изображений. В главе о Ленине взбалмошность юного Эренбургапротивопоставляется мудрости и опытности «вождя мировой революции»,импульсивность поведения и высказываний писателя – сдержанности ирассудительности политика; неопрятная взлохмаченность – «накрахмаленной»деловитости костюма. Литературный портрет Пастернака выстроен на этом же264Там же.Там же.266Там же. С.254.265112контрасте: поэт изображен счастливцев, человеком, «жившим с жизнью владу», а свой путь писатель изображает в более трагичных тонах; Пастернак несмог уловить истинной музыки эпохи, Эренбургу это оказалось под силу;Пастернак был ограничен рамками своего уединения, что не могло не сказатьсянегативно на его творчестве – Эренбург же смог обрести и своего издателя, иблагодарного писателя.
В этом состоит еще одно отличие мемуаров «Люди,годы, жизнь» от «Дневника». В центре книги Эренбурга – его линия жизни;судьбы и события, пересекающие эту основную нить повествования, показанычерез оптику исключительно мировоззрения Эренбурга. Анненкову удаетсяизобразить и уделить внимание огромному количеству героев, которых,подобно распределению ролей в пьесе, можно разделить на первостепенных(главных, центральных) героев портретов и второстепенных, чьи судьбынеотделимы от судеб главных героев, но при этом художник уделяет имнемного внимание. Линия жизни самого Анненкова умело «сшивает» всеповествования, при этом не выбиваясь на первый план.Речь поэта также не осталась без внимания обоих писателей, однако и этачерта представлена с совершенно противоположных ракурсов.Эренбург в своих воспоминаниях указывает, что Пастернак «частоговорил междометиями», а стихотворение «Урал впервые», по словам писателя,«похоже на восторженное мычание»267.
Подобное описание соответствуетпринятой Эренбургом стратегии на создание намеренно гиперболизированногопортрета поэта, наполненного противоречиями и искажениями, котораянаблюдалась с первых же строк пастернаковской главы в книге «Люди, годы,жизнь». Эренбург особо отмечает о Пастернаке, что «<…> из всех поэтов онбыл самым косноязычным, самым близким к стихии музыки, самымпривлекательнымисамымневыносимым»268.Напротяжениивсегоповествования писатель нередко сам себе противоречит: так, говоря о стихии267268Там же. С.256.Там же.
С.255.113музыки, Эренбург отказывает Пастернаку в понимании истории269. Подобноеутверждение вызывает недоумение, так как именно искусство музыки и поэзия– как своего рода вербальное выражение музыкального начала – неотделимыдруг от друга. Именно эти формы искусства смогли в полной мере отразитьмасштаб исторических событий первой половины XX в.
Неслучайно именно вэтот период все больше экспериментов было связано с синтезом музыки ипоэзии. Подобно А. Блоку, А. Белому, С. Есенину, М. Цветаевой, Пастернаксмог воплотить в своей поэзии трагедию целого поколения.Эренбург будто упрекает поэта в ошибочной позиции относительноискусства, в наивном и эгоистичном взгляде на жизнь, в неправильном выборе.И эта «ошибочность», ущербность сделанного Пастернаком выбора все времяподчеркивается. А используемый лишь порой восторженный тон относительно«поэтического величия» Пастернака («Мне он казался счастливым не толькопотому, что ему был отпущен большой поэтический дар, но и потому, что онумел создать высокую поэзию из будничных деталей»270) кажется нескольконеуместным и дающим повод подозревать автора этих строк в лицемерииименно в связи с таким обилием уничижительных оценок в адрес поэта.СпособностьПастернакапреображатьвлитературныхобразахбудничную действительность отметил и Анненков, но при этом художник даетсовершенно другую оценку своеобразному «устному слову» поэта.