Диссертация (1100449), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.156.Там же. С. 157.294Анненков Ю.П. Борис Пастернак и Нобелевская премия (Из личных воспоминаний) // Возрождение.Париж,1959. №85. С.109.293123Художник делает неутешительный вывод о том, что «свободомыслящаярусская литература повсюду обречена295». При этом Анненков отмечает, чтороман Пастернака был бы воспринят торжественно и «немедленно перепечатанна родном языке во множестве экземпляров» только в случае, если бы поэт«жил в условиях свободных стран296». Таким образом сквозь призму отдельновзятой личной трагедии поэта Анненков изображает трагедию русскойкультуры, оказавшейся не только в оппозиции «культуры советской», но имировой.И.
Эренбург, не акцентируя в тексте литературного портрета внимание наконфликте, связанном с вручением Б. Пастернаку Нобелевской премии,«рассыпает» детали истории этого награждения в последующих главах своихмемуаров. Так в шестой книге мемуаров писатель рассказывает и о своемблизком знакомстве с выдающимися ученым лауреатом Нобелевской премииФредериком Жолио-Кюри, и об особенностях работы Нобелевского комитета, иупоминает, как в Стокгольме при вручении шведскому поэту АртуруЛундквистуЛенинскойпремиимузыкальныйквартетотказалсяотвыступления, тем самым выражая свой протест против развернувшейсяантипастернаковской кампании.Возможно, расфокусировка повествования о присуждении Пастернакутакой высокой награды (М.Р.
– Эренбург называет этот международныйскандал «явлением холодной войны», тем самым отвлекая читателя отдействительной причины случившейся трагедии), вызвана стремлениемписателя все же осветить это событие, но при этом не заострять на немвнимание.Роман «Доктор Живаго» в обеих книгах воспоминаний был такжепредставлен с разных позиций.Анненков включает в текст повествования цитаты из этого произведения,демонстрируя стилистическое мастерство Пастернака, его умение обыгрывать295296Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.157.Там же.
С. 145.124различные речевые регистры и способы описания, весь диапазон поэтическогоинструментария поэта: эмоциональный и насыщенный по степени образностипейзаж заснеженного леса, созданный Пастернаком посредством ряда средствхудожественной выразительности («Чудо вышло наружу. Из-под сдвинувшейсяснеговой пелены выбежала вода и заголосила.
Непроходимые лесные трущобывстрепенулись. Все в них пробудилось. Воде было где разгуляться. Она леталавниз с отвесов прудила пруды, разливалась вширь. Скоро чаща наполнилась еегулом, дымом и чадом. По лесу змеями расползались потоки, увязали и грузли вснегу, теснившем их движение, с шипеньем текли по ровным местам и,обрываясь вниз, рассыпались водяной пылью <…>297»), составляет яркийконтраст с другим фрагментом романа, в котором живо и ярко передана удалаярусскаябраньдвухкрестьянок,будтопереливающаясямножествомдиалектизмов и оригинальных примеров обсценной лексики («Ах ты шлюха, ахты задрѐпа, – кричала Тягунова. – Шагу ступить некуда, тут как тут она, юбкойпол метет, глазолупничает! Мало тебе, суке, колпака моего?.. Ты живой от меняне уйдешь, не доводи меня до греха!298»).
В этом заключается одно изключевых отличий стратегий Анненкова и Эренбурга в изображениилитературного портрета Пастернака. Автор «Дневника» стремится раскрытьличность и творческий путь поэта во всех ее проявлениях, всяческиподчеркивая и демонстрируя мастерство Пастернака, цитируя его стихотворныепроизведения и приводя столь стилистически колоритные фрагменты егоромана.Эренбург, как и в освещении истории с вручением поэту Нобелевскойпремии, в отношении «скандального романа» оказался столь же немногословени неблагосклонен: «Прочитав рукопись «Доктора Живаго», я огорчился. <…> Вромане есть поразительные страницы – о природе, о любви; но много страницпосвящено тому, чего автор не видел, не слышал.
К книге приложены чудесные297298Там же. С. 142.Там же. С. 143.125стихи, они как бы подчеркивают душевную неточность прозы299». В этомзамечании ощущается изначально принятая Эренбургом установка на своегорода снисхождение к Пастернаку, его творчеству. Единственным аргументом,которые использовал писатель, чтобы объяснить свое «огорчение» романом,стало, по его мнению, несоответствие действительности изображения в«Докторе Живаго» революции и гражданской войны, всячески отказываяроману в каких-либо достоинствах за исключением стихотворений Живаго.ЛитературныйпортретПастернака,помещенныйв«Дневник»примечателен еще и тем, что Анненков дополнил его довольно откровеннымкритическим откликом на вышедшую в СССР книгу «Люди, годы, жизнь».Нужно отметить, что художник все же несколько «сгущает» краски, поройискажая цитаты из мемуаров Эренбурга: в книге, вопреки свидетельствамАнненкова, нет указания, что Эренбург после первой встречи с Пастернаком иуслышав его поэзию, ушел домой «с головной болью».
Художник не скрываетсвоего неприязненного отношения как к книге, так и к ее автору, указывая приэтом на то, что советское правительство в лице Эренбурга, отличающегосябольшой моральной «эластичностью», обрела отличного исполнителя своейзадачи по отстаиванию «всех догм, всех директив советской пропаганды»300.Однакоосновная«прокоммунистической»оценка,работекоторуюЭренбурга,даетсогласуетсяхудожникспозициямисовременников (И. Одоевцевой, Р. Гуля, Б.
Пастернака). Как указывалось ранее,в «Дневнике» нередко встречаются упоминания И. Эренбурга, более всегосконцентрированные в главе о Б. Пастернаке. Также именно в эту главупомещен портрет Эренбурга, выполненный Анненковым в 1934 г. еще вовремена их дружбы. Описывая свою последнюю парижскую встречу с Б.Пастернаком, которая состоялась в 1935 г., Анненков добавляет: «В тотпоследний вечер в «Ротонде» мы встретили только одиноко сидевшего, струбкой во рту, угрюмого Илью Эренбурга.
И мы болтали втроем об Исилоре299300Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т.: Т.1. М.: Текст, 2005. С.262.Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Л.: Искусство, 1991. Т.2. С.177-178.126Лотреамоне, о «Новгородской легенде» Блеза Сандрара, о Ван Гоге, оВладимире Татлине, о гуашах Козинцевой (очаровательная и талантливая женаЭренбурга, забросившая или погубившая в советском «социалистическомреализме» свое искусство <…>.
Жена Эренбурга, украсившая цветами гробПастернака, несмотря на то, что Эренбург на похоронах, само собойразумеется, не присутствовал)»301.В главе о Пастернаке Эренбург ссылается на свои записные книги,цитирует их, проделывает работу по редактированию своих воспоминаний, чтосвойственно жанру мемуаров. Как было обнаружено, у этого литературногопортрета также есть претекст. В 1922 г.
в Берлине И. Эренбург издалнебольшой сборник «Портреты русских поэтов»302, состоявший из небольшихпортретных зарисовок, сделанных самим Эренбургом, и стихотворенийперечисленныхвкнигепоэтов:А.Ахматовой,К.Бальмонта,Ю.Балтрушайтиса, А. Блока, В. Брюсова, А. Белого, М. Волошина, С. Есенина, В.Иванова, О. Мандельштама, В. Маяковского, Б.
Пастернака (М.Р. –очаровательна и символична опечатка в сборнике: «В. Л. Пастернакъ»), Ф.Сологуба и М. Цветаевой.Этот небольшой очерк Эренбург, не прибегая к экивокам о «шаржах»,«иконах» и «попытках», смело называет портретом. И несмотря на то, чтомногиенаблюденияписателякасаютсяоднихитехжеаспектов(«косноязычная» речь Пастернака, отношение поэта с современностью иисторией), в этой небольшой портретной зарисовке намного тоньше, глубже ивосторженнее Эренбург пишет о поэзии Пастернака, его особом ритме, голосе,современности: «<…> Пастернак не архаичен, не ретроспективен, но жив,здоров, молод и современен. Ни одно из его стихотворений не могло бытьнаписано до него»303. Контраст в тональности изображения ЭренбургомПастернака в 1922 г. и 1961 г.
невероятен. Стихотворение поэта «Урал301Там же. С. 144.Эренбург И.Г. Портреты русских поэтов. Берлин, 1922.303Там же. С. 128.302127впервые», которое в своих мемуарах Эренбург сопоставил с «восторженныммычанием», в 1922 г. он восхвалял: «Для того, чтобы передать эту новизнуощущений, он занялся не изобретением слов, но их расстановкой.
МагияПастернака в его синтаксисе. Одно из его стихотворений называется «Уралвпервые», все его книги могут быть названы: «Мир впервые», являясьгромадным восклицательным «о!», которое прекраснее и убедительнее всехдифирамбов304».Несмотря на то, что Анненков посвятил свои очерки преимущественнотому, как «умело» советское правительство спровоцировало всеобщую волнугнева, обрушившегося на Пастернака из-за его романа «Доктор Живаго» и какобщественно-политическимшантажомпоэтазаставилиотказатьсяотНобелевской премии, художник – в отличие от Эренбурга – все же болеедетален в изображении портрета Пастернака, более чуток в понимании еготворчества, его жизненного выбора и философии «служения искусству».Анненков – в отличие от Эренбурга – все же не входил в близкий круг общенияпоэта,ноегоповествованиевыдержановболеедружеском,болеесочувственном и действительно смелом тоне, нежели глава в книге «Люди,годы, жизнь».Сопоставляя обе книги воспоминаний, нужно признать, что Анненковуделяет жизни и творчеству Пастернака больше внимания, чем это делаетЭренбург.
Поэтому глава в «Дневнике» превосходит воспоминания Эренбургапо детализации повествования, цитировании стихотворений, анализу событий.Несмотря на то, что личное знакомство художника и поэта не было близким,Анненков был более заинтересован в освещении тех событий и обстоятельствжизни Б. Пастернака, которые вызвали целый шквал неоправданного инесправедливого общественного гнева в адрес поэта.Таким образом, сопоставительный анализ портретных глав, посвященныхВ.
Ленину и Б. Пастернаку, представленных в «Дневнике моих встреч» Ю.304Там же.128Анненкова и в мемуарах И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь», обнаруживаетзависимость авторских стратегий текстообразования как от индивидуальностиавторов и характера их взаимоотношений с персонажами, так и от условий ихсуществования в контексте развития двух потоков разделенной русскойлитературы.129ЗАКЛЮЧЕНИЕВ данном исследовании была рассмотрена книга воспоминаний Ю.
П.Анненкова «Дневник моих встреч» с точки зрения жанровой природы. Нанастоящий момент решение этой задачи представляется актуальным в связи свозрастающим интересом к художественному и литературному наследиюАнненкова.Изучение «Дневника» сквозь оптику как литературоведческих, так илингвистических работ подтвердило ранее выдвигаемые исследователямигипотезы о том, что книга воспоминаний Анненкова представляет собой своегорода «сборник» разнофактурных и сложных элементов, совмещенных в единомпространстве текста за счет техник коллажа и монтажа—инструментария,который художник успешно применял не только в своих графических работах,но и в текстах.