Диссертация (1098196), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Последнее словодолжно напомнить, что ад – это место мучения грешников, геенна огненная (слово«геенна» встречается только в Евангелиях: Мф 5:29; 23:33; Мк 9:43, 9:45, 47; Лк 12:5 идр.), от которой один Бог волен спасти человека. И тут же поэт указывает на рай (неупомянутый ни в оригинале, ни у Ломоносова), который Бог может даровать «верным».Тем самым Николев, с одной стороны, акцентирует свое христианское правоверие, а сдругой, продолжает преследовать основную в этой оде цель – склонить слушателя котказу от своеволия и покорности Богу, рисуя перед ним перспективы вечного мученияили вечного блаженства.330Только Бог решает, кому погибнуть, а кому жить.
И это касается не тольковоздаяния в будущей жизни: таково устройство этого мира в изображении Николева, гдеБог откармливает жертвы для насыщения хищников. Такая картина представлена в строфеоб орле:330В акцентуации Николевым темы ада и адских мучений, возможно, сказалось влияние одА.П. Сумарокова, в которых, в отличие от ломоносовских, изображение ада стало «почти навязчивым» (см.об этом: Алексеева Н.Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII–XVIII веках. – СПб.: Наука, 2005. –С.251–261, здесь с.253).136<14>Воззри в верхи на дивну тварь:Твоими ль хитрыми деламиВознесшийся пернатых царьВ поднебесе шумит крылами,Паря в безоблачных странах,Зрит быстро в поле, на водах,Все жертвы сыто накормленны,Творцем ему определенны?БЕГЕМОТ И ЛЕВИАФАНВ отличие от Ломоносова, Бог у Николева не убеждает Иова, не пытается вызвать унего восхищение великолепием мироздания, а устрашает его, внушая, что он слаб,беспомощен и в любую минуту может быть уничтожен.
Соответственно, бегемот илевиафан у Николева изображаются как опасные и безжалостные враги человека:<15>Яви могущество твоеС Моею тварью бегемотом,Кто в чрево жадное своеТебя одним пропустит глотом;Моги сразиться с ним посметь!В нем жильна связь, как вервий сеть;В нем тверда кость, как слиток меден,Стопе колючий терн безвреден.<16>Поймай на острый твой багорЦаря пучин левиафана,Чей (как свеща горяща) взорНа безднах блещет океана,Как скован зрится из сребра,То как недвижима гора,Когда главою вознесется,То с шумом, как корабль, несется.<17>137Коль с супротивным в брань вступил,Пучина вся в пенистых клубах,Все волны кровью обагрил,В гортане огнь, пилы на зубах;Дыханьем ярости палит,Ударом плеска все валит,Суда на щепи раздробляет –Кто ж Тот, Кто тварь сию являет?Курсивом выше выделены строки, не имеющие соответствия ни в Книге Иова, ни уЛомоносова.
Николев ввел их ради прояснения губительности этих тварей для человека.Он показывает прожорливых и кровожадных чудовищ, наделяя обоих чертами крокодила(способность проглотить добычу целиком и «пилы на зубах»), но, в общем-то, неинтересуется зоологией. Об оде Николева нельзя сказать, как о ломоносовской, что это«песнь души, знакомой с устройством природы». 331 Его левиафан обитает в «океане» (каку Ломоносова), ведет себя как крокодил («Все волны кровью обагрил…»), при этом «судана щепи раздробляет», выглядит как скованный «из сребра» и умеет высоко «главоювозноситься» (вроде ящера или «змия»). Из самой Книги Иова (славянского текста)Николев для описания левиафана взял только две пропущенные Ломоносовым детали: онназван «царь пучин» («…сам же царь всем сущим в водах» [Иов 41:25]), а взор его – «каксвеща горяща» ( «…очи же его видение денницы.
Из уст его исходят аки свещы горящыя»[Иов 41:9–10]). Это те детали, которые помогают изобразить левиафана болееустрашающим, но не дают демонологических ассоциаций, которые Николеву тожеоказались не нужны (он мог бы, например, назвать его не «царь пучин», а последовать зазападными переводами этого стиха: «он царь над всеми сынами гордости» [Иов 41:26]).Бегемот и левиафан у Николева не демоны, а фантастические животные, правда, сдемонической функцией в мироздании – быть губителями, устрашать и наказыватьгрешников.СТРОФА О ЧЕЛОВЕКЕКак и у Ломоносова, речь Бога в переложении Николева завершается строфой отворении человека:331Филарет (Гумилевский), архиеп. Обзор русской духовной литературы.
Изд. 3-е, с поправками идоп. автора. – СПб.: Издание книгопродавца И.Л. Тузова, 1884. – С.335.138<18>Когда возмнил явить мирыВ образование вселенной,Твои ли брал на то дары,Твоей ли строил силой тленной?Когда Я слову плоть нарек,Как Мной творился человек,Где Иов был с своим советом,С судом ума, удельным светом?Ломоносов в строфе о человеке опирался на стихи славянского перевода КнигиИова, читающиеся в нем иначе, чем в западных, и в соответствии с православнойтрадицией их толкования подчеркивал достоинство человека, призванного статьправедным и совершенным (см.
выше 1.6).Николев цитацию славянского текста у Ломоносова либо не распознал, либонамеренно ею пренебрег. Ему важно было подчеркнуть не ограниченность возможностейчеловека наряду с его высоким достоинством в глазах Бога (как у Ломоносова), а егоабсолютное ничтожество, уняв тем самым его высокомерие и самонадеянность. Общаямысль строфы у Николева действительно оказалась сведенной к тому, что человек не былучастником творения (что, в общем-то, самоочевидно), а значит в советах его Бог ненуждается и к мнениям его прислушиваться не будет. «Где Иов был с своим советом, / Ссудом ума, удельным светом?» – эти слова значат, что человек не просто ограничен ввозможностях познания мира, а ущербен в этом отношении и несамостоятелен.Способности его «ума» – это только «удельный свет», уделенный ему Богом.
Любоесуждение человека («суд ума»), не санкционированное свыше, по Николеву, заведомобудет ложным (ср. в последней строфе: «оставь свое сужденье ложно»), а в отношении кБогу и его Промыслу еще и греховным, а в конечном счете самоубийственным:Познать пути мои хотящ,Уже готовится к паденью…332(строфа 19)332Антитеза веры и знания была характерна для духовных стихотворения этого времени, в томчисле для масонских авторов. Так, в стихотворении П.И. Голенищева-Кутузова «К вере» читаем: «Лучдрагоценный / Веры святой! / Ум мой смущенный / Ты успокой.
<…> Дух горделивый / Замыслы рвут, /Разум строптивый / Знаньем надут» (Голенищев-Кутузов П.И. Стихотворения: [В 4 ч.]. – Ч.1: Содержащаяодни сочинения. – М.: Унив. тип., у Любия, Гария и Попова, 1803. – С.45).139***Ломоносов опирался на славянский перевод Книги Иова и восточно-христианскуютрадицию ее толкования (Иоанн Златоуст, Олимпиодор). Для Николева последняя былалибонеоченьизвестна,либонеактуальна.Стильегопереложенияболееславянизированный, чем у Ломоносова, вернее – намеренно архаизированный.
Однаковыражения и стихи славянского перевода, не использованные Ломоносовым, практическине используются и у Николева (одно из немногих исключений – в строфе 16-й олевиафане, см. выше). Славянизмы в лексике и синтаксисе у него только стилистическийприем. Вероятно, текст Книги Иова лучше ему был известен не в славянском, а в одном изевропейских переводов (французском?). Руководством для понимания Книги Иова емуслужили не греческие отцы Церкви и не ученые латинские богословы, а, скорее всего, еесовременные литературные интерпретации, такие как поэма Э.
Юнга «Парафараза частиКниги Иова» (1719) (см. о ней выше – 1.1). Этим, в частности, объясняются некоторыеособенности изображения им бегемота и левиафана в его оде.В целом для Николева первостепенное значение имела традиция европейскойрелигиозной поэзии. Друзья называли его «Русским Мильтоном», и не только из-заслепоты: по свидетельству Н.М.
Шатрова, среди оставшихся после смерти Николеваненапечатанными произведений была поэма «Изгнанная Простота», «в своем родеединственная и в отношении к человеку то же, что ―Потерянный Рай‖…»333Стефан Маслов, друг и первый биограф Николева, среди прочего обронил такоезамечание: «Слог его вообще довольно чист и ясен, если только не затмеваетсянекоторыми мистическими понятиями, которые часто встречаются в его сочинениях ибыли приметны в его образе мыслей».334 Из каких источников питался «мистицизм»Николева, сейчас, в силу неизученности его духовных стихотворений, говоритьпреждевременно, но по некоторым признакам можно предположить, что среди них былонемало католических сочинений (вопреки именованию его «Русским Мильтоном»,конфессиональные моменты для друзей Николева тут не имели значения). Так, в «Оде,выбранной из Иова» Николева нашла некоторое отражение специально католическаядоктрина о «заслугах», но не находится никаких определенных следов православнойтрадиции (в отличие от Ломоносова).333Шатров Н.М.
Песнь дружбы на кончину Н.П. Николева // Сын отчества. – 1816. – Ч.28. – №12. –С.17 (сноска). Здесь же названа «лирическая поэма ―Зораида‖, белыми стихами». Обе поэмы так и не былинапечатаны и местонахождение их неизвестно.334Маслов С.А. Краткая биография Н.П. Николева. – С.212.140Вступая вдидактические,асостязание сглавнымЛомносовым,образомНиколев преследовалполемическиецели.Онхотелрелигиознопоколебатьсамонадеянность безбожников и рационалистов, запугать и отвратить их от «развратныхпутей века», склонив к признанию ничтожества человека и заслуженности его страданий.В последней строфе он, как и Ломоносов, сделал «полезный» вероучительный вывод:«Все правосудно есть и благо», однако куда менее канонично, чем он, понял общуюситуацию Книги Иова и интерпретировал ее отдельные образы.
В оде Николева Богоказывается не защитником и покровителем человека в лице праведного страдальца Иова,а суровым судьей развратного и малоумного раба, готовым обрушить на его головузаранее подготовленные ужасы.Их наглядным примером в оде являются бегемот илевиафан, описанные как прожорливые и кровожадные чудовища.При интерпретации образов Книги Иова (и оды Ломоносов) Николев, прежде всего,помышлял об опровержении современных безбожных «умствований», обличениюкоторых посвящена его оригинальная «Ода Богу, в противность мирскаго умствования».В ней он не был связан ни рамками поэтического состязания, ни необходимостью как-топридерживаться текста Священного Писания и более непосредственно высказался озанимавших его дискуссиях своего времени:Но, о Боже! – сколько в миреВосстают против Творца!Слышу в рубище, в порфире,Слышу горда мудреца,Вопиющих повсечасно:«Создал Бог меня напрасно!»Или: «Создал – как тиран,Коль предвидел бедства века,Сотворяя человека,Сам привел его в обман!»<…>О гнуснейшие развраты!Мук своих достойна тварь!Став виной своей утраты,Рабствуй – сотворенный царь!Рабствуй, коль забыл начало,С коего в ничтожность пало141Все величие твое!Будь махина – ум имея!Будь махина – разумеяВсе могущество свое!Я презря твое упрямство,Бога зрю и чту вовек!Но хоть гнусно окаянство:Все любезен человек,Осудя его – жалею! –Гибель ту я разумею,Кою гордость строит нам.Вижду муки здесь – и тамо,Где создание упрямоМзду приимет по делам.(I, 170–174)142Глава третьяРЕЧЬ БОГА К ИОВУ В СТИХОТВОРНЫХ ПЕРЕЛОЖЕНИЯХКОНЦА XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА§3.1.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
