Диссертация (1098196), страница 29
Текст из файла (страница 29)
– С.32.273Говоров К. Разборы литературных образцов: (Две пробные лекции по русской словесности). II.Ода Ломоносова, выбранная из Иова // Филологические записки. – Воронеж, 1868. – Вып.1. – С.24.98На уде вытянуть на брег?В самой средине ОкеанаОн быстрой простирает бег;Светящимися чешуямиПокрыт, как медными щитами,Копье и мечь, и молот твойЩитает за тростник гнилой.11Как жернов, сердце он имеетИ зубы – страшный ряд серпов:Кто руку в них вложить посмеет?Всегда к сраженью он готов;На острых камнях возлегаетИ твердость оных презирает:Для крепости великих силЩитает их за мягкой ил.12Когда ко брани устремится,То море, как котел, кипит;Как печь, гортань его дымится,В пучине след его горит;Сверкают очи раздраженны,Как угль, в горниле раскаленный.Всех сильных он страшит, гоня.Кто может стать против меня?(VIII, 390–391)Речь Бога в переложении Ломоносова организована по принципу шестоднева,рассказа о шести днях творения.
Для полноты картины мироздания он ввел в эту речь двеоригинальные строфы о творении светил небесных (3-я) и человека (13-я), не имеющиесоответствия в Книге Иова. Три строфы о Левиафане (10–12) следуют за описаниемБегемота и предшествуют строфе о человеке. О рыбах («стада, ходящие по дну») и птицах(орел), в соответствии с порядком Дней творения мира, в оде сказано раньше (строфы 6 и8). Таким образом, Левиафан представляется не рыбой, а животным, сотворенным, как иБегемот, в День шестой, но обитающим не на суше, а в океане:В самой средине ОкеанаОн быстрой простирает бег…99Ломоносов, как видно, думал о ките.
Именно так он переводил слово «левиафан»(«змий») в 103 псалме, что следует из его письма к В.Н. Татищеву от 27 января 1749 г.:«…принявшись прелагать на стихи прекрасный псалом 103, для того покинул, что многиенашел в переводе погрешности, например: ―Змий сей, его же создал еси ругатися ему‖,вместо: ―се кит, его же создал еси презирати оное‖ (то есть море, его пространство)» (X,462).274 Переводить слово «левиафан» как «кит» он мог с тем большей уверенностью, чтов другом месте славянского текста Книги Иова оно и было переведено как «великий кит»(Иов 3:8).В ученом мире Европы XVIII в. было распространено мнение, что в Книге Иовабегемотом назван гиппопотам, а левиафаном – нильский крокодил (а не слон и кит, каксчитали раньше).275 Это нашло отражение и в поэзии. В таком виде их представил,например, Э.
Юнг в своем переложении из Книги Иова (―A Paraphras on Part of the Book ofJob‖, 1719) и дал соответствующие примечания. В точном русском переводеС.С. Джунковского (1799) первые строки его описания библейских животных выглядяттак: «Бегемот мой кроток; хотя огромно его стремление тела, тих нрав; не имеет сердцеего ярости, когда не раздражено. Сей житель вод подъемлет свою широкую ногу иполагает на бреге для искания пищи… <…> Пойди к Нилу и с плодоносных его бреговповергни уду в воздымающуюся влагу, и на тонком волосе вытяни Левиафана: и простриогромность его на отягченном песке…»276274Комментарий к переводу здесь слова «змий» см.: Keipert H. Курица не птица, а кит не змий. ZuM.V. Lomonosovs «Preloženie psalma 103» // Traduzione e rielaborazione nelle letterature di Polonia, Ucraina eRussia.
XVI–XVIII secolo. A cura di G. Brogi Bercoff, M. Di Salvo [u. a.]. – Alessandria, 1999. – S.349–374.275См.: Богданов К.А. О крокодилах в России: Очерки из истории заимствований и экзотизмов. – М.:НЛО, 2006. – С.197–210. Это мнение распространилось после выхода книги Самюэля Бошара (Bochart,1599–1667) о библейских животных «Hierozoicon, sive bibartitum opus de animalibis Sacrae Scripturae» (1663).276Юнг Э. Вольное переложение некоторых мест из книги Иова / <Пер. С.С. Джунковского> // Плач,или Нощные мысли о жизни, смерти и бессмертии, аглинское творение г.
Йонга, с присовокуплением двухпоэм: 1) Страшный суд, 2) Торжество веры над любовию, и 3) Вольного переложения из книги Иова,творения сего же знаменитого писателя. Вновь переведено с аглинского подлинника <С.С. Джунковским> сописанием жизни сочинителя, многими новыми примечаниями и с двумя гравированными картинами: [В 2ч.]. – СПб.: тип.
Г[ос.] M[ед.] коллегии, 1799. – Ч.2. – С.454–455. К слову «Бегемот» здесь дана сноска:«Гиппопотам, или водяной конь»; к слову «Левиафан» – «Крокодил». В переводе И.Г. Рахманинова (1780),сделанном с французского перевода Пьера Летурнера (1769), бегемот и левиафан в самом тексте поэмызаменены «Лошадью» и «крокодилом» (см.: Юнг Э. Краткое изъяснение из Книги Иова / <Пер.И.Г. Рахманинова> // Нощные мысли и другие некоторые сочинения г. Юнга, с аглинского на французской,а с французского на российской язык переведенные И.Р.
<И.Г. Рахманиновым>. – СПб.: приАртиллерийском и инженерном шляхетном кадетском корпусе, у X.Ф. Клеэна, 1780. – С.70–71]).Поставленная на месте бегемота «Лошадь» («величавая водная обитательница», чье «свойство… тихо и неимеет в себе никакой жестокости») в переводе Рахманинова довольно забавна, поскольку чуть выше у негошла речь о «храбром коне» (см.: Там же. С.67–68]; в переводе Летурнера в обоих случаях употребленмужской род – «le cheval», см.: Young E. Paraphrase d’une partie du Livre de Job // Les Nuits d’Young, traduitesde l’anglois par M. Le Tourneur. – Seconde edition.
– Paris, 1769. – T.2. – P.347, 349).100Ломоносовский Левиафан, обитатель океана, с крокодилом не имеет ничегообщего. Все поэтические гиперболы в его описании могут быть отнесены к киту. Дажетакая деталь, как «…зубы – страшный ряд серпов» (строфа 11), восходящая кбиблейскому тексту («окрест зубов его страх» [Иов 41:6]), может указывать не накрокодила, а на кита, поскольку таким может быть зрительное впечатление от китовогоуса (напомним, что Ломоносов с 10 лет ходил с отцом на морские промыслы).С пониманием Бегемота как гиппопотама Ломоносов тоже не был согласен.
Этовидно из того, какие детали исходного описания он пропускает в своем переложении, акакие добавляет. Так, он пропускает упоминание о реке, из которой пьет Бегемот, обИордане, устремляющемся «ко рту его» (Иов 40:18), и вообще умалчивает о болотистомхарактере местности, где обитает библейский зверь. Слабый намек на это был в рукописи:«Воззри в луга на Бегемота» (VIII, 390).
В печати поэт внес сюда изменение: «Воззри влеса на Бегемота». В леса у Ломоносова превратились «тенистые деревья» средитростников и «ивы при ручьях» (Иов 40:17). Вероятно, он думал о слоне или, скорее, оносороге277 и от себя добавил заключительный стих: «Кто может рог его сотреть?»278 Видентификации библейского бегемота с носорогом наш поэт и ученый был менееубежден, чем в случае с китом и левиафаном, поэтому «рог» у него появляется во фразе,которую можно понять иносказательно (т.е. «кто может его одолеть?»).По мнению Ю.М.
Лотмана, Ломоносов своей антидемонологической трактовкойобразов бегемота и левиафана протестовал против истерического страха перед дьяволом,выразившегося не так давно в процессах над ведьмами в западных странах, а теперь (чегоон якобы опасался) овладевавшего умами православного духовенства.279 Эта гипотезаправдоподобна, но не является единственным объяснением, почему он все-таки назвалБегемота и Левиафана, вызывающих демонологические ассоциации, а не болеенейтральных «зверя» и «змия» (или слона и кита).
Сделать такой выбор Ломоносов мог,руководствуясь277естественнонаучнымиихудожественнымисоображениями.А.С. Шишков первым отметил, что в оде Ломоносова описывается «слон или единорог»(Шишков А.С. Рассуждение о старом и новом слоге российского языка <1803> // Шишков А.С. Собр.сочинений и переводов: [В 17 ч.]. – Ч.2. – СПб.: тип. Имп. Росс. акад., 1824. – С.70).
С ним соглашалсяИ.З. Серман, высказав также предположение, что в строфах о Левиафане Ломоносов учел описание«морской коровы» (serenae Stelleri), сделанное адъюнктом Петербургской Академии наук Г.В. Стеллером,участником второй экспедиции В. Беринга (1733–1742) (см.: Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. –С.55–60).278Ср.: «Возьмет ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром?» (Иов 40:19). Славянскийперевод в этом месте малопонятен: «Во око свое возмет его <Иордан>, ожесточився продирявит ноздри».279См.: Лотман Ю.М. Об «Оде, выбранной из Иова» Ломоносова <1983> // Лотман Ю.М. О поэтахи поэзии.
– СПб.: Искусство–СПБ, 1996. – С.266–278.101Неопределенные «зверь» и «змий» его не устраивали своей безымянностью: в одном рядус орлом ему нужны были конкретные сухопутное и морское животные.В.К. Тредиаковский и А.П. Сумароков в своих переложениях 103 псалмапереименовали левиафана в кита.280 Так же, в принципе, мог бы поступить и Ломоносов в«Оде, выбранной из Иова», поскольку тоже считал его китом.
Однако насчет переводаслова «бегемот» он, видимо, сомневался, а дать в одном ряду Бегемота и Кита непредставлялось возможным. Так же странно выглядела бы пара Зверь и Кит. Оставалсятолько один вариант: Бегемот и Левиафан. Его Ломоносов и предпочел (что былоправильно и с точки зрения библейской экзегетики).По словам Ю.М. Лотмана, «Бегемот и Левиафан, которым предшествующаякультурная традиция присвоила облики демонов, вновь, как и в Ветхом завете, предстаютлишь диковинными животными, самой своей необычностью доказывающими мощьтворческого разума Бога».281 Это действительно так, только нужно уточнить, чтоЛомоносов, отталкиваясь от одной (западной) культурной традиции, опирался на другую– с детства ему привычную православную (восточнохристианскую) традицию, в которойбыло принято говорить о них исключительно как о «чувственных диких зверях»(Златоуст).