Диссертация (1098185), страница 42
Текст из файла (страница 42)
135.438Там же. С. 37.437187крайней мере, всегда соразмерно скроенной» 439 . Постоянный спутник этого«Творения» – экскременты: «Где бы мы <…> были без туалета? Где бы мы былибез всего этого мусора?». Аушвиц, называемый Anus Mundi, становитсяквазимифологическим пространством Ада, в котором экскременты, традиционносимволизирующие грехи человеческие, оказываются зеркальным аналогомдуховного начала, вносимого Творцом.
Многочисленные детали романа, средикоторых особенно часто фигурирует образ распятия, указывают на попраниевысшей духовности, узурпацию места Бога, творение тел – тел, по прихотливойлогике романа молодеющих и все же обреченных на исчезновение при обоюдныхкриках матери и ребенка в присутствии врачей в окровавленных фартуках.Телесная перспектива творения неизбежно, фатально обречена на фиаско. На этотэтико-философский план романа указывает сам Эмис: «Читатель должен увидетьэтическую сторону происходящего. Ужасные события, которые описываются каквеликое благодеяние, все же предстают так, что, надеюсь, вызовут смешанноечувство отвращения от противоестественности и обмана.
Он не прекращаетзадаваться вопросом, почему всеблагое творение так безобразно, грязно иотвратительно. Ведь это копроцентрический универсум (coprocentric universe)<…> Повествователь не может этого понять, читатель сделает это»440.Мир, легко создаваемый из мусора и экскрементов («Творение – это легко ибыстро» 441 ), в прямом и переносном смыслах исчезает, в какую бы сторону нибыла устремлена стрела времени. Ключевая идея нацистской идеологии – идеяпрогресса – в романе ставится под сомнение и с точки зрения исторической, и сточки зрения философской.В этом и других романах Эмиса возникают апокалипсические мотивы,представленные весьма разнообразно.
Любопытно, что на обоих концах стрелывремени – смерть Одило-Тода. Имя Odilo – Olido в обратном прочтениипредставляет собой почти полный палиндром. Но обратим внимание на439Там же. С. 136.Noakes J. Interview with Martin Amis / J. Noakes, M. Reynolds // Martin Amis. The Essential Guide to ContemporaryLiterature.
London: Vintage, 2003. Pp. 12-29, 21.441Эмис М. Стрела времени, или Природа преступления. СПб.: Домино, 2004. С. 22.440188возможную игру Тоd – Dot (нем. смерть – англ. точка). Смерть героя, с которойначинается роман, дана как смерть престарелого Тода в собственном саду вамериканском провинциальном Уэллпорте (Wellport – зд. семантический аналогРая). В конце романа, отсылающего читателя к рождению Одило, – это «смерть»от усилий отца-родителя. Рожденный в телесный мир человек обречен на боль исмерть, в какие бы ворота времени он ни попал.Возможно, с этим связаны смысловые корреляции названия романа «Стрелавремени».
Как известно, знаменитый астрофизик Артур Стенли Эддингтон,давший новую трактовку второму закону термодинамики, назвал энтропиюстрелкой, отмеряющей время. Об интересе к этой научной теории Эмисупоминает в своих интервью442. Тотальная энтропия человеческого мира,выброшенного во время, неизбежно выстраивает один вектор: невинность –падение, творение – распад, самоубийство, хаос, растворение во множестве: «Я невыношу вида звезд, хотя и знаю, что они там и никуда не денутся, и даже вижу их<…>. Для меня звезды – как булавки и иголки, как маршрут грядущегокошмара»443.Любопытно, что данная логика присутствует и в романах Эмиса«Лондонские поля», «Успех», «Ночной поезд». В «Лондонских полях», кпримеру, постоянный мотив – черная дыра, которая очевидно ассоциируется сэнтропией и апокалипсисом.
Героиня романа «Ночной поезд», увлеченный своейработой талантливый ученый-астрофизик, человек ослепительного благополучияименеевсегоподверженныйметафизическойипохондрии,совершаетсамоубийство. Дознание по факту этого дела приводит детектива к философскомупризнанию самоубийства как хаоса: «Как объект исследования [оно] отличаетсякрайней бессистемностью»444. Самоубийство человека воплощает принципэнтропии, становится метафорой тотального разрушения.442Noakes J. Interview with Martin Amis / J. Noakes, M.
Reynolds // Martin Amis. The Essential Guide to ContemporaryLiterature. London: Vintage, 2003. P. 19.443Эмис М. Стрела времени, или Природа преступления. СПб.: Домино, 2004. С. 23.444Эмис М. Ночной поезд. М.: «Махаон», 1999. С. 137.189Мотив самоубийства пронизывает повторами сюжет «Стрелы времени».ОднакосамоубийствобывшегоузникаАушвицаПримоЛеви,авторамногочисленных книг о Холокосте, повлиявших на создателя «Стрелы времени»,– это, по словам Эмиса, акт иронического героизма, попытка самостоятельноговыхода в тотальную энтропию мира.СтрашнымиунизительнымдляЭмисавидитсябессознательноесоскальзывание в духовное самоубийство. То, что произошло с врачаминацистами, то, что видится ему в образах современного города (Америка), даетсякак антигероическое, дегуманизированное растворение в энтропии мира:«Телевизор, газета, решение мелких бытовых проблем: измельчитель кухонныхотбросов, ноготь на ноге, пуговицы на рубашке, лампочки.
Самосознание,оказывается, не невыносимо. Оно прекрасно: вечное творение, распад ментальныхформ. Покой…» 445 . Обезличенный, дегуманизирующий все и вся современныйгород предстает в романе Эмиса опять-таки двойником, зеркальным отражениемКат-Цет: «Город – город исцелит их лезвием ножа, автомобилем, полицейскойдубинкой, пулей. Локальные вспышки любви и ненависти. Оборванные кабели ипорушенная кладка телекинетического города» 446 ; «Сброд в ночлежках играетодно и то же <…>.
Конечно, ни у кого из нас нет выбора, чем именно питаться,ведь все берется из канализации <…> они достают из себя ложками и заполняюттарелки – 20 или 30 человек – все одни же»447. Именно в обезличивающей толпелюбит растворять свою личную боль Тод-Одило: «Он расплавляется в большем, вего рдеющей массе с восторгом и облегчением. Он избавляется от того, что поройкажется ему невыносимым: от своей индивидуальности, личности, сущности,которая в массовой неразборчивости»448.
Тод носит красную нарукавную повязку,так же как все, так же как когда-то.Принудительноесанкционировано445необезличиваниеверхушкойсовременногонацистов-идеологов,Эмис М. Стрела времени, или Природа преступления. СПб.: Домино, 2004. С. 86.Там же. С. 98.447Там же. С. 39.448Там же. С. 60.446городаатеперьцивилизационным190насилием идеологии унификации, философией общества потребления: «Значит,люди свободны, вообще свободны, правда? Да, но свободными они не выглядят.Запрокидываясь, пошатываясь, каркая придушенными голосами, они двигаютсязадом наперед по словно бы уже пройденным, заранее намеченным маршрутам<…>.
Князья лжи и дерьма. Висят таблички ―Не сорить‖ – для кого они? Нам бы ив голову такое не пришло. Это делает правительство, по ночам, грузовикамимуниципальных служб; или утром уныло проходят с тележками люди в форме,раскидывая мусор для нас и дерьмо для собак»449.Энтропийной бессмысленности мира, его изначальной дегуманизации Эмиспротивопоставляет иронический героизм самоубийства П. Леви.
Бессистемностихаоса вне человеческого противостоит бессистемность человеческой воли,декларирующей невозможность возвращения в невинность.Парадоксальным образом роман Эмиса «Стрела времени» воспроизводитвсеигровыестратегиииинструментарийпостмодернизма(вербальныеманипуляции, зеркальность и двойничество, включение исторических фактов висторию-фабуляцию; эксперимент со временем и пр.) и одновременно показываетневозможность тотальной игры, возвращения в невинность, бесконечногопереписывания истории, этического релятивизма.
Последние гуманистическиенотки, не позволяющие человеку раствориться в удобной таблоидной реальностипостмодернистской современности, – это персональная память о боли,невозможность забвения опыта истории и прожитой жизни как хроники вины,стыда и потерь.Исповедально-философское начало романа «Стрела времени» связываетпсихологическое, историческое и философское прочтение романа, во многомобъясняя остроту полемики вокруг него:– Раздвоенность «Я» на «наблюдающего» и «чувствующего», единство ипротиворечиефигурповествователянесовместимыхвнутреннихпобужденийигероя,героя,парадоксальностьдвойничестваит.п.непосредственно связаны с возможностью / невозможностью рассказать о449Там же.
С. 53.191страшных событиях прошлого, о стыде, вине, утрате невинности. Ситуацияэта подчеркнута в крайней степени (появление «альтер эго» Тода, поэтикаимени (имен) героя, «удвоение личности» по Лифтону);– Репрезентация опыта героя, представленного посредством «невинной»исповеди «альтер эго», в которую вторгаются скрытые от сознания образы(лейтмотивные повторы во снах), проблематизирует психологические иэтические вопросы, имеющие отношение к травматическому опыту Второймировой войны (манипуляции с памятью и языком в мемуарах бывшихэсэсовцев; психологические механизмы ресоциализации как рационализация ивытеснение болезненного опыта; интертекстуальный мотив «перемоткипленки» и бегства в «Новый свет» и пр.);– Избранная метафора зеркальности миров (пребывание в больнице Кат-Цет /работа в американской больнице после войны; творение / уничтожение,энтропийный распад; искупление / забвение) подчеркивает философскийсюжет исповедального романа на современном этапе – невозможностьисторического прогресса, забвения, искупления, переписывания опыта – итрагическую утрату невинности человеком и человечеством, центральныймотив творчества Эмиса.1922.2 Величие и стыд английской сдержанности в исповедальном романеКадзуо Исигуро «Остаток дня»В сущности, глухой слуга был бы куда болееточным определением для идеального слуги, ибо чужиеуши приветствовались меньше, чем болтливые языки.Что же касается немого слуги, именно он внесвнушительный вклад в установление славногоанглийского порядка.П.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
