Диссертация (1098185), страница 44
Текст из файла (страница 44)
Крах этого типично английскоговзгляда, предполагающего «естественную и непротиворечивую» связь междудостоинством и социальной иерархией, – один из трагических фокусов романа460.Лорд Дарлингтон, один из тех великих, кто вращает «колесо мира» и кому«вверена судьба цивилизации», отчасти из политической близорукости, отчастиизложноговеликодушияприветствуетдовоенныйальянсмеждуВеликобританией и Германией, оказывается втянутым в отношения с английскимчернорубашечником Освальдом Мосли, организует закрытые конференции,предварительно выслав двух евреек-горничных в Германию «для блага ихродины».Страшнаяправдаобессмысленностислужениячеловеку,совершившему фатальные ошибки, открывается Стивенсу, но он пока не в силахговорить о ней. К тому же боязнь выставлять себя на всеобщее обозрение – ещеодна грань английской сдержанности.Примечательна в этом отношении реакция героя, проводящего своего родаредакцию болезненных тем в своей исповеди.
В одной из сцен романа,описывающей дневные впечатления путешествующего Стивенса, среди жителейнебольшой провинциальной деревушки разгорается спор о достоинстве. В негововлекают Стивенса, который сначала предпочитает воздержаться от суждений.Определить смысл достоинства, однако, берется местный демократ Гарри Смит:459Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. С. 58.Исключительность положения слуг в Великобритании отмечается П. Лэнгфордом, который связывает этуособенность с невиданным нигде в Европе чувством собственного достоинства слуг и незыблемостью социальныхразличий. Исследователь ссылается на письмо графа де Мелфор: «Мне неизвестна никакая другая страна, кромеАнглии, где служат с таким почтением, с таким беспрекословным вниманием; нигде более сдержанность ипочтительное расстояние между хозяином и слугой не видятся столь значительными <…> и все же слуга даетпонять, что вправе относиться к себе с должным уважением» (Langford P.
Englishness identified. Oxford: OxfordUniversity Press, 2000. P. 242.).460197«Достоинство есть не только у джентльменов. Достоинство – это то, к чему могутстремиться и чего могут добиться все мужчины и женщины нашей страны <…>.В конце концов, ради этого мы с Гитлером воевали. Если бы вышло, как хотелГитлер, мы бы теперь в рабах ходили.
Все человечество разделилось бы нагорстку хозяев и множество рабов. А всем и без того понятно, что в рабскомсостоянии нет никакого достоинства»461. Политические аллюзии здесь очевидны.Достоинство джентльменства, сама английская сдержанность – идеи прежней,прекраснодушной эпохи ныне видятся опасными заблуждениями, способными понаивности привести мир к краху. Альянс с Германией грозил непоправимымиполитическими ошибками.Новая трактовка достоинства, по Смиту, лишена и прежней веры внезыблемостьсоциальныхаприори–болезненногопунктикаСтивенса,оправдания его великого служения лорду Дарлингтону. Но открыть своесомнение он не в состоянии.
Именно поэтому несколько страниц спустя он дастсвое понимание достоинства: «оно сводится к тому, чтобы не раздеваться наглазах у публики»462. И вновь «уловка»: невозможность иметь собственное мнениепо сущностным вопросам для Стивенса – дело его профессиональной инациональной чести. При этом в своей сдержанности и доверии «великимджентльменам» он якобы не теряет, а, напротив, приобретает высшеедостоинство.Стивенсневыказываетнималейшегоинтересаксомнительнымполитическим переговорам, инициатором которых выступает его хозяин. Важнасцена, в которой джентльмен нового поколения мистер Кардинал делится соСтивенсом опасениями относительно той роли, которую лорд Дарлингтон играетв переговорах между Англией и Германией. В ответ он слышит лишь сдержанныереплики «Да, сэр», «Нет, сэр», «Вот как, сэр?» и пр.
Стивенс в роли глухогодворецкого утверждает, что не знает о происходящем в доме, ссылаясь на то, чтоему «не положено любопытствовать о таких делах». Речь здесь идет о461462Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. С. 89.Там же. С. 100.198безоговорочном доверии благоразумию (wise) истинного джентльмена, котороепроявляет Стивенс.Как ни странно, но в понятие reserve входит мудрость: «Набирающая силуидея мыслить аристократические манеры в категориях несколько выспреннейнравственности сделала их наличие непреложным законом. Сдержанность(reserve), понятая таким образом, придала джентльмену врожденные чертыфилософа-аристотелевца,эдакогомудреца,способногоузретьсмыслвневероятной сложности жизни <…>. Чувство собственного достоинства иуважение к другим мыслились как неотъемлемые качества английскойсдержанности <…>.
Эпоха зрелого викторианства видела в сдержанностиджентльмена знак его высшей мудрости (gentleman‘s superior wisdom)»463.Так, высокопарные и расплывчатые сентенции Стивенса о необходимости«помогать народам добиваться лучшего взаимопонимания» – эхо высказыванийсамого Дарлингтона, в деятельности которого он некогда видел «одно толькоблагородство и высоту помыслов» 464 . Весьма красноречива финальная репликаСтивенса в разговоре с мистером Кардиналом: «я целиком полагаюсь наздравомыслие его светлости» 465 . Подчеркнем, речь здесь идет не только опреданности хозяину, а о преданности идее gentleman’s superior wisdom.Но Исигуро позволяет читателю сделать еще более смелые обобщения.Любопытно, что Лэнгфорд в главе, посвященной английской сдержанности,помещает раздел об исключительности (exclusiveness). В нем, кроме прочего,утверждаетсяпринципиальноеотсутствиенеобходимостиобъяснятьсамоочевидное достоинство: «Превосходство положения на социальной лестницеможно поддерживать, только культивируя тонкие разграничения, которыекаждый способен почувствовать, но не описать (subtle distinctions that might be feltbut not described).
В английском аристократическом протоколе есть нечто, что неподдается имитации» 466 . В этом заключается уже описанная нами английская463Langford P. Englishness identified. Oxford: Oxford University Press, 2000. P. 261.Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. С. 107.465Там же. С. 107.466Langford P. Englishness identified. Oxford: Oxford University Press, 2000. P. 259.464199сдержанность, предполагающая достоинство, сознание собственного величия искромность внешних проявлений.Исключительность англичан – в способности видеть вокруг себя это внешнесдержанное величие, узнавать его и гордиться им, не требуя при этом системыаргументов: «Как раз очевидное отсутствие эффектности и театральности иотличаеткрасунашейземлипередвсемидругими.Существеннатутбезмятежность этой красы, ее сдержанность.
Словно сама земля знает о своейкрасе, о своем величии и не считает нужным громко о них заявлять»467. Обратимвнимание на то, что между сдержанностью дворецкого и джентльмена,сдержанностью английского пейзажа и величием страны есть определенныесмысловые связи.
Дворецкий знает о своем величии, своей миссии служения,своем профессиональном самоконтроле, как знает о своем джентльмен. ЛордДарлингтон, далекий от профессиональной политики и не афиширующий своюпричастность к ней, уподоблен Стивенсу: он на свой джентльменский лад служит«делу мира», сдержанно, при закрытых дверях верша судьбы мира и не заявляя освоем величии, но зная о нем. Нет смысла говорить об исторической наивностиподобных взглядов, о характерной английской ксенофобии и сознаниисобственной исключительности, весьма иллюстративных в речи Стивенса:«Порой высказывается мнение, что настоящие дворецкие встречаются только вАнглии <…>.
Европейцы не могут быть дворецкими, ибо в отличие от англичан,по самому своему складу не способны обуздывать душевные переживания <…>.Вот почему великий дворецкий <…> чуть ли не по определению обязан бытьангличанином»468.Примечательноименноихподчеркнутоеотсутствиевследующемвысказывании Стивенса: «С такими (великими) дворецкими – то же самое, что санглийским ландшафтом, если поглядеть на него с лучшей точки, как мнедовелось нынче утром: раз увидел – становится ясно, что находишься пред лицом467468Исигуро К.
Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. С. 107.Там же. С. 23-24.200великого»469английского. Вместе с тем эта несомненная исключительность величияпейзажа,дворецких,джентльменови,наконец,самойВеликобритании очевидна лишь для самих британцев.Еще раз подчеркнем, что метафора дворецкого-джентльмена в романеоткрывает трактовку исторической миссии Великобритании, несколько столетийформировавшей политическую карту мира. Но культурные ценности XIX века,наряду с сознанием величия Великобритании, ее непоколебимой мощи, создалипрецедентвзаимосвязиджентльменскихосновповедения,включающихблагородную сдержанность и прекраснодушие, с благом империи и всего мира.
Вэту историческую ловушку попался лорд Дарлингтон. То, что не вполне ясно иСтивенсу, очевидно для проницательного мистера Кардинала: «Его светлость –джентльмен. С этого все и пошло <…> он воевал против немцев, у него в кровиотноситься к побежденному противнику великодушно и по-дружески. Потому чтоон джентльмен, настоящий английский джентльмен старой закалки <…>. Егосветлость – милый, замечательный человек. Но беда в том, что он крепко увяз. Имиграют. Наци играют им как пешкой <…> герр Гитлер руками нашего милогодруга герра Риббентропа играет его светлостью как простой пешкой, играет также легко, как другими своими пешками в Берлине.