Диссертация (1098185), страница 45
Текст из файла (страница 45)
Нынешний мир слишкомгрязен для деликатных и благородных людей»470.Подробности разговора, всплывающего в памяти Стивенса многие годыспустя, в 1956 году (дневник Стивенса помечен этим годом), дают возможностьувидеть в романе некоторое историко-политическое обобщение. 1956-й – годСуэцкого кризиса, ставшего финальной вехой для британцев, осознавших крахвеликой империи.Но Исигуро задается вопросом: а было ли величие, или на протяжениипоследних двухсот лет британцы создавали миф об империи и вместе с ним набормасок, приличествующих благородным джентльменам? Не джентльмен, а469Там же. С.
24. Весьма проницательно замечание С. Коннора по этому поводу: «it is this very quality of reservewhich gives the landscape a certain surplus of unaccounted – for meaning, in fact that it becomes the sign and symbol ofreserve itself» (Connor S. Outside In // The English Novel in History: 1950 to the Present. London: Routledge, 1995.P. 105-106).470Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. С. 106.201дворецкий в романе предстает своего рода квинтэссенцией английскогохарактера.Напомним, что живое воплощение всех гипертрофированных достоинстванглийского джентльмена – лорд Дарлингтон, в доме которого всю жизньпрослужил Стивенс, оказывается посрамлен своей политической близорукостью.Символичны его долгая унизительная болезнь и смерть в бесславии. Образнынешнего хозяина Дарлингтон-холла, американца Фаррадея, очевидно, намекаетна американскую открытость и демократичность и, возможно, символизируетдемократическое будущее страны.Маскараднаязеркальностьхозяин–дворецкийнеоднократноподчеркивалась в английской литературе.
Манеры, произношение и одежда (какправило, дворецким позволялось носить старую одежду господ) создавалимножество возможных комических ситуаций. Но в романе Исигуро нет местатандему Дживза и Вустера – веселому, ибо незыблемому в своих иерархическихосновах. Стивенс потерял своего хозяина и никак не может стать «двойником»нового, он все так же в маскарадном костюме джентльмена.Исигуро показывает дворецкого, которого путают с хозяином (эпизодразговора с деревенскими жителями), принимают за джентльмена старой закалки,чьи манеры безупречны в своей благородной сдержанности, но этот дворецкийоказывается лишь суррогатом джентльменства, трагичным в своем одинокомвеличии.Подчеркнем,чтонетолькопредставлениеокультурноймиссиианглийского джентльмена, на которое ориентировалась вся нация со временвикторианства, но сама идея englishness вовлекается в фокус внимания Исигуро иставится им под вопрос. В ответ на восторженные похвалы реалистичностиромана писатель говорит, что одновременно создает и разрушает миф об Англии:«Англия, которую я изобразил в ―Остатке дня‖, думаю, никогда и несуществовала»471.
Высокие этические нормы и свод приличествующих манер, со471Stuck on the Margins: An interview with Kazuo Ishiguro / Ed. by A. Vorda // Face to Face: Interviews withContemporary Novelists. Houston: Rice University Press, 1993.
Pp. 14-15.202всей дотошностью воспроизведенные в произведении, оказываются такими жеатрибутами английскости, как и любой предмет английского интерьера472.Исигуро создает «мифическую Англию <…> тот ее образ, которым частопользуются для того, чтобы продолжать пестовать идею культурного наследияили, играя на ностальгических чувствах, выгодно сбывать скатерти и чайныечашки»473.Интертекстуальность романа, о которой говорят исследователи474, в данномслучае создает симулятивный образ Англии. Подобно этому и Стивенс в рядеэпизодов романа оказывается симулякром своего хозяина-джентльмена с егопервоклассным произношением и величавостью осанки.Иллюзорность умозрительных оценок Стивенса подчеркивается разнымисредствами.
Обратим внимание на то, что Стивенс, отправившийся в поездку попрочтении устаревшего путеводителя «Чудеса Англии» («The Wonder ofEngland»), открывает дотоле неизвестные ему земли. Представления о величиистраны, питавшие его гордость в течение долгих лет, своим единственнымисточником имели образчик englishness – Дарлингтон-холл, место почтиархетипической английскости, которое Стивенс ни разу не покидал475.
Более того,роман мыслился Исигуро как роман о мифе Англии, создаваемом из лоскутованглийской литературной классики: «Мифическая Англия создается в "Остаткедня‖ с помощью пастиша <…>. Я думаю, разница в стиле письма, которымнаписан ―Остаток дня‖ и тем, что использовали авторы, о которых Вы упомянули(У.С. Моэм, Э.М. Форстер, И. Во и Дж.
Кэри), действительно, огромна. Это такпотому, что в моем романе очевидна ироническая отстраненность»476.472Любопытно, что в самом конце романа случайный знакомый Стивенса, услышав, что дворецкий остался вДарлингтон-холле, купленном американцем, с ухмылкой замечает: «Перешли, стало быть, заодно с обстановкой»(Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. №7. C. 114).473Wachtel E. Kazuo Ishiguro / E. Wachtel; ed. by E. Watchel // More Writers and Company. Toronto: Alfred A. Knopf,1996. P.
24.474См.: Lewis B. Kazuo Ishiguro. Manchester and NY: Manchester University Press, 2000. Pp. 74-75; Petry M. Narrativesof Memory and Identity: The Novels of Kazuo Ishiguro. Frankfurt: Peter Lang, 1999. Pp. 139-143; Shaffer B.Understanding Kazuo Ishiguro. Columbia: University of South Carolina Press, 1998. P. 80.475Подобный мотив характерен и для других романов К. Исигуро.476Stuck on the Margins: An interview with Kazuo Ishiguro / Ed.
by A. Vorda // Face to Face: Interviews withContemporary Novelists. Houston: Rice University Press, 1993. Pp. 13-14.203Весьма интересны наблюдения М. Петри, назвавшего роман Ироническойданью уважения истории английской литературы (Ironic Tribute to English literaryhistory)477. Мотив путешествия в романе прочно связан с традициями английскогоромана XVIII-XIX вв.
Как представляется, наиболее продуктивны ироническиепараллелисплутовскимроманом,трансформированнымФилдингомвкомический эпос в прозе, и английскими вариациями романа воспитания(Ч. Диккенс,Дж. Элиот,Э.М. Форстер,И. Во).Возможныинекоторыепереклички с сельскими сценами из романов Т. Гарди.
Кроме того, М. Петриуказывает на пастиш с детектива в духе Грэма Грина, а К. Пэти усматривает однуиз любопытных традиций английского романа, заключающуюся в том, чтоинтрига разворачивается в результате разговоров, ведущихся в гостиной478.Но рефлексия и интертекстуальность автора не столь безобидны.Исторический подтекст романа, о котором говорилось выше, подтверждают словаиз интервью с писателем: «Вымышленная Англия с ее мифический ландшафтом,по большей части – невинная ностальгия по времени, которого никогда несуществовало. Но с другой стороны, этот образ может быть использован какинструмент политического воздействия»479.Историко-политическийфонзаставляетпо-новомуоценитьинтертекстуальное введение отсылок к литературной традиции изображениядворецких.
Несомненно, Стивенс – герой, намеренно списанный со знаменитыхобразов дворецких. Его литературными прототипами выступают Лейн из «Какважнобытьсерьезным»О. Уайльда,КрайтонизпьесыДж.М. Бэрри«Великолепный Крайтон», слуга из романа А. Комптон-Бернетт «Слуга ислужанка», знаменитый Дживз П.Г. Вудхауса. Но легкий комический духвышеуказанных произведений отнюдь не высмеивает английский миф. Напротив,некоторые черты английскости, данные в гипертрофированных формах, лишь477Petry M.
Narratives of Memory and Identity: The Novels of Kazuo Ishiguro. Frankfurt: Peter Lang, 1999. 174 p.Исследовательница имеет в виду так называемый country-house novel (Дж. Остен, Ш. Бронте, Дж. Элиот,Г. Джеймс, Э.М. Форстер, И. Во). См.: Patey C. When Ishiguro Visits the West Country: An Essay on The Remains ofthe Day // Acme. 1991. № 44.
Pp. 139-143.479Stuck on the Margins: An interview with Kazuo Ishiguro / Ed. by A. Vorda // Face to Face: Interviews withContemporary Novelists. Houston: Rice University Press, 1993. Pp. 14-15.478204укрепляютустоявшиесяпредставленияобисключительномблагородствеанглийских нравов и манер. Иное дело Стивенс Исигуро, становящийся фигуройтрагической: «Я выбрал героя-дворецкого неслучайно, так как думаю, что сам, посути, дворецкий.
Думаю, большинство из нас не более чем дворецкие (we‘re justbutlers)»480. Самосознание британца, лишенного ощущения причастности кнезыблемым и неоспоримым основам его исторического величия, серьезнопоколеблено. Ему остается лишь маска дворецкого.
Любопытны мыслиЛэнгфорда,завершающиеподробныйанализанглийскойсдержанности:«Претензия англичан на учтивость и аристократические замашки, утратившая длядругих наций статус образца общественного развития, стала едва ли чем-тобольшим, чем маской неисправимой национальной необщительности»481.Исигуро мастерски выстраивает мотивный ряд, связанный с маской иподделкой.
В начале романа, рассуждая о «решающем компоненте достоинства»дворецкого, Стивенс утверждает необходимость срастания профессиональноймаски с лицом. Для дурного дворецкого быть им – «все равно, что выступать впантомиме; легкий толчок, ничтожная зацепка – и маска спадает, обнажаяподлинное лицо актера» 482 . В этом смысловом перевертыше маска оказываетсясимволом приобщения к «великой английской сдержанности» и, напротив, ееотсутствие – знаком отчужденности от истинной английскости.Лейтмотивные повторы в романах Исигуро всегда значимы.
Поиск ответовна трудные вопросы в сознании рассказчиков, скрывающих от самих себямучительную правду о крахе собственной жизни, ведется осторожно. Ввоспоминаниях Стивенса не раз возникает один и тот же образ – профиль миссКентон на фоне окна. Лишь постепенно проясняется болезненный эмоциональныйконтекст, навязчиво возвращаемый памятью. В тот вечер мисс Кентон хотеларассказать ему о своих чувствах и укоряла за отстраненность и холодность.
Тогдаей открывается тщательно скрываемая способность Стивенса чувствовать исопереживать. Но на отчаянный вопрос Кентон «почему, почему, почему вы480Цит. по: Lewis B. Kazuo Ishiguro. Manchester and NY: Manchester University Press, 2000. P. 77.Langford P. Englishness identified. Oxford: Oxford University Press, 2000 P.
265.482Исигуро К. Остаток дня // Иностранная литература. 1992. № 7. C. 23.481205всегда должны притворяться?!», Стивенс рассмеялся, посчитав его нелепым 483.Ответ на него он даст позже, вспомнив другой эпизод с мисс Кентон: она засталаего в буфетной с сентиментальным романом в руках. Речь вновь идет одостоинстве дворецкого, «гордящегося своей профессией». Но, говоря о «всякоммало-мальски серьезном дворецком», который обязан «жить в своей роли, житьцеликом и полностью», Стивенс определяет и непреложные правила поведениявсякого «истинного» англичанина: «Существует всего одна, и только однаситуация, в рамках которой дворецкий, пекущийся о своем достоинстве, можетпозволить себе выйти из роли, а именно – когда он остается в полном одиночестве<…> речь шла о проблеме принципиальной, жизненной важности, а именно – одостоинстве, позволяющем мне являться перед другими не иначе, как полностьюи надлежащим образом проникнувшись ролью»484.Тем более трагичной представляется трансформация маски в подделку,нечто лишенное смысла и ценности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
