Диссертация (1098185), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Мартин Эмис лишь упомянут; на тупору он еще не достиг сорокалетия, еще не написал романы «Лондонские поля»,«Ночной поезд», «Информация», автобиографическую книгу «Опыт», в которыхагония поиска «Я» в хаосе опыта и условной правды слов достигнет крайнихпределов отчаяния. Во многом «Беременная вдова» – это постмодернистскийсаморефлексивный роман о писателе, выстраивающем свою идентичность нетолько из повествовательных фрагментов собственных ранних романов, но и издиалога с собственным «Я», каким оно было в эпоху их создания.Самоцитирование, узнаваемые лейтмотивные ряды и литературно-критическая385Hornung A.
A. Reading One / Self: Samuel Beckett, Thomas Bernhard, Peter Handke, John Barth, Alain Robbe-Grillet /A. Hornung; ed. by M. Calinescu, D.W. Fokkema // Exploring Postmodernism. Selected papers presented at a Workshopon Postmodernism at the XIth International Comparative Literature Congress, Paris, 20-24 August 1985. Utrecht: JohnBenjamins Publishing, 1988. Pp.
175-198.165саморефлексия становятся путем к пониманию себя как личности и художника взеркале повествования длиною в жизнь. Так, появление, к примеру, лейтмотивасна в «Беременной вдове» отсылает к ряду ситуаций из ранних текстов писателя:«Лекарство принесло ему непрерывный сон – непрерывные сновидения. А послетого, как он всю ночь терял свой паспорт, не мог спасти Вайолет, опаздывал напоезд, и едва не отправился в постель с Ашраф <…>, и сдавал экзамены голышом(с ручкой, где кончались чернила), при пробуждении Кита ждала критика».386«Потеря паспорта» – визуальный аналог разнообразных эмисовскихвариаций мортальной тематики, часто сопровождающей расследования «Я» уЭмиса (романы «Успех», «Ночной поезд», «Другие люди» («Other People», 1981),«Информация», «Стрела времени» и др.); неспособность спасти сестру –центральныйпериферийных(автобиографический)линийдругихсюжетроманов,«Успеха»,чтобывновьпредстаетстатьврядеглавнымвавтобиографической книге «Опыт» и романе «Беременная вдова»; «поезда» – знакнесчастья в романах Эмиса; сомнение в литературных дарованиях (здесь – ручкабез чернил) принимает форму экзамена в дебютном романе «Записки о Рейчел».И хотя нарративная конструкция «Я» никогда ему не имманентна,печальные истины всегда ускользающего «Я» высвечиваются лейтмотивнымиобразами, знаками непроговоренного страдания, едва заметными намеками набегство героя от болезненного признания вины, стыда и падения.
Среди наиболеечастотных лейтмотивов, сопровождающих героев Эмиса на протяжении всего еготворческого пути, – утрата невинности (часто в сочетании с мотивом детства),распад личности и двойничества, разного рода физические недуги, деградация,боль. Начиная с «Записок о Рейчел», Эмис вновь и вновь выводит это наповерхность, будто незаметное и незамечаемое его молодым героем, – и этоотнюдь не сексуальная революция, а открывающийся опыт ранимости, осознаниенеизбежности смерти.Исповедальная амбивалентность замысла «Беременной вдовы» в том, чтороман как целое не может быть ни метапрозой, ни автобиографией: «Все386Эмис М.
Беременная вдова. М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 333.166нижеследующее – правда <…>. Даже имена не изменены. К чему? Чтобыоградить невинных? Невинных не было. Или же все они были невинны, но их неоградить»387. Говорит ли Эмис об опыте и смерти? Итальянский сюжет о либидо иэксгибиционизме,убедительнаяисториографияоказываютсяэскапистскойзавесой для сюжета о вине и смерти: «Тут еще кое-что замешано.
Та другаяштука. Не знаю, что это. Не может же это быть связано с Вайолет? Разве такоеможет быть?»388. Сборка исповедального сюжета всегда сопровождаетсяоткрытиями: «Сестра Нарцисса <…>. Чувство боли и привязанности вызывала тастарая история»389. Две темы повествования рассказчика вовсе не мотивированыэпизодом итальянского лета: одной выступает тема потерянной сестры исиротства, другой – горькое признание собственной надвигающейся старости совсеми ее физическими приметами.
Комический роман о сексуальной революциилишаетсясвоегокультурно-историческогообъема,выступаярамойдляизображения болезненного опыта Кита, на склоне лет подводящего итоги жизниперед зеркалом авторефлексии. В нем он видит себя стареющим и страдающим,но источник страдания пока не дается герою: «Травма – тайна, которуюскрываешь от самого себя»эпохальнойна390. Очевидная подмена трактовок «травмы» сэкзистенциальнуювидитсяивтом,чтооказываетсянепроницаемым для рефлексии.
Достаточно сравнить: «Порнографический секс –это секс такого рода, который можно описать» и следующую за этим истиннуюметаморфозу осознания собственной судьбы как судьбы Нарцисса: «Смерть –темный задник, необходимый зеркалу, чтобы оно смогло показать нам самихсебя» 391 . Но не менее существенна и вина, пробивающаяся сквозь толщу словтайными шифрами.Печальным поводом для написания романа «Беременная вдова» сталасмерть его младшей сестры Салли, чье имя в романе изменено на Вайолет.Повествователь вспоминает одну из интерпретаций мифа о Нарциссе, о которойТам же. С. 18-19.Там же. С.
284.389Там же. С. 480.390Там же. С. 481.391Там же. С. 567.387388167он узнал в Италии: «у Нарцисса была сестра-близнец, identica, которая очень раноумерла. Когда он склонился над незамутненным ручьем, то увидел в водеНарциссу. А погубила хрупкого юношу не любовь к себе – жажда; он не сталпить, не желая тревожить это восторженное отражение» 392 . Выбор имени длясестры в романе неслучаен. Вайолет становится символом самопотери для Кита,постоянно именующего себя Нарциссом: «С одной лишь Вайолет он непереживал никакой недостаточности, никакого вытеснения <…>. То была любовьс первого взгляда»393.
Более того, имя может также отсылать к шекспировскимблизнецам, теряющим друг друга, – Себастиану и Виоле 394 из «Двенадцатойночи».Иронично обыгрывание в романе имен женских персонажей с «цветочной»семантикой (Лили, Вайолет, Пэнси). По-видимому, здесь не обошлось безотсылки к образу Офелии: ее букет – анютины глазки (pansy) и фиалки (violet) –указывают на мечты, любовь, чистоту и верность; а знаменитый прощальныйобраз Офелии Рембо выплывает «огромной лилией», также ассоциирующейся счистотой. Возможная литературная игра здесь актуализирует гамлетовскоеэкзистенциальное открытие утраченной женской невинности. Всех трех девушекКит по-настоящему любил, но все они без исключения попали в жерновасексуальной революции.В этом намеренном артистизме обращения с литературным языком, однако,нет навязчивого самолюбования.
Сосредоточенный на исповедальном опытеЭмис вольно или невольно открывает его болевые точки.В тексте появляется сюжет о Лоуренсах, но из всех знаменитых текстовписателя избираются «Pansies» (1929), сборник стихов с заглавием, отсылающимк реплике Офелии «pansies, that‘s for thoughts» («анютины глазки дляразмышлений»)395. Как известно, англ. pansies («анютины глазки») происходит отфр. pensee (также омоним для «мысли»), но сам Лоуренс по этому поводуТам же. С. 475.Там же. С.
569.394viola и violet – цветы семейства фиалковых.395Англ. pansies происходит от фр. pensee.392393168заметил: «Если пожелаете, можете увидеть в происхождении pansy (анютиныглазки) слово panser (накладывать повязку), скрывающее рану и облегчающееболь»396.Исповедальный итог романа «Беременная вдова» в признании властисмертинадсамовлюбленностьюНарцисса.Кит,прошедшийчерезвсепревратности свободной любви, в зеркале своего пятидесятилетия видит лишьзнаки старения и смерти.
Именно поэтому в биографическом расследованиижизни Лоуренса так значим финальный аккорд: «Последние стихи в сборнике―Pansies‖ были о противоположности нарциссизма, о конце нарциссизма – егочеловеческом завершении. О саморастворении и о чувстве, что собственная его(Лоуренса) плоть перестала быть достойной того, чтобы ее касались. НекогдаЛоуренс был красив. Некогда Лоуренс был молод» 397 . В своих поздних стихахЛоуренс трактует сексуально-эротическое начало иначе; теперь оно связывается смистическим объятьем Смерти, в экстазе тьмы освобождающей от телесности 398.Написанные незадолго до смерти поэта стихи сборника вызывают в памяти такжеобраз баварской горечавки из знаменитого стихотворения Лоуренса «BavarianGentials».Пронизывающий роман Эмиса миф о Нарциссе трактуется каждый раз поразному.
Но в финале Нарцисс воплощает поэтическую амальгаму Любви иСмерти, главный мотив мифопоэтики позднего Лоуренса, считавшего свои стихифрагментами собственной биографии, и главную тему исповедальных романовМартина Эмиса: «Всем нам суждено разлюбить наше собственное отражение»399.Исповедальная саморефлексия в романе «Беременная вдова» актуализируетнаиболеезаметныеэлементыисповедально-философскогоромананасовременном этапе:– Поиски«Я»посредствомисповедальногоразмышленияотравметематизируются (категория травмы вынесена в заглавие частей, фигурирует396Rawson C.
The Cambridge Companion to English Poets. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. P. 487.Эмис М. Беременная вдова. М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 440.398Cox C.B. Modern Poetry / C.B. Cox, A.E. Dyson. London: Hodder Arnold, 1963. P.8.399Эмис М. Беременная вдова. М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 567.397169в эпиграфах, во многом определяет язык и композицию исповеди; вкачестве эмблематического образа и лейтмотивного сюжета избран миф оНарциссе).– Диалогические рефлексии героя (эскапистские «лазейки» и «оглядки») каклитературного критика, осведомленного в современных аналитическихподходах к травме, преподносятся в иронической перспективе: источниктравмы опознается в психоаналитической фрейдистской проекции (лето1970); в культурно-исторической перспективе (сексуальная революция); сточкизренияисториилитературныхжанров(Киткакгеройпорнографического романа).– Разные редакции и конфигурации сюжета о травматическом опыте героясоответствуютидее«переписывания»(Деррида),зыбкостиграницподлинного и сфабрикованного.
Роман описывает и воплощает всобственном сюжете и становление «Я», и конструирование исповеди о«Я».– Вместе с тем композиция возвращающихся ситуаций, воспоминаний,мотивно-тематических комплексов (связанных с потерей Вайолет, утратойневинности,смертьюблизких)выявляютинтенциональнуюлогикуповествователя, экзистенциальную подоплеку его размышлений о себе.
Так,если герой романа, молодой Кит, не может найти свое место в рамкахизвестныхему«завершенным»жанровых(героеммоделейитолькопорнографическогопозжеромана,оказывается«современнымНарциссом»), то исповедальное «Я» повествователя (авторской маски)оказывается принципиально незавершенным. Повествователь поднимаетсядо философского вопрошания в слове о смысле опыта страдания (травмы), онепоправимости самого существования.– На другом уровне роман Эмиса, преподнесенный как фиктивная(художественная) исповедь, продолжает традицию классического личногоромана,свободносочетающегоэлементыавтобиографизмаификциональности, становится своеобразным «зеркалом» для писателя. При170этом Эмис использует постмодернистский инструментарий («зеркальная»(«нарциссическая»)нарративнаяструктураавтор-рассказчик-герой;многочисленные приемы автоцитирования (сюжеты, мотивные комплексы,тематика ранних текстов Эмиса); отсылки к биографическим фактам,связанным с Эмисами, и ставшими предметом публичных обсуждений).171ГЛАВА 2РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТАВ ИСПОВЕДАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОМ РОМАНЕ 1980-2000 гг.Искалеченное прошлое – среда нарциссизма.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
