Диссертация (1098185), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Именно это позволилоДеррида поставить под сомнение представление о присутствующем начале: «Всеначинается с воспроизведения» или «неначало – вот что изначально» 361. Романможет иллюстрировать Aufeinanderschichtung и Erinnerungspuren, психическиймеханизм постоянной реструктуризации порядка и связей между различнымиследами личной памяти; повествование становится перманентным актомпереписывания – Umschrift. Более того, Деррида утверждает, что травма неукоренена в некоем событии, сопротивляющемся осмыслению, но находит себя вэффектах этого события. Само событие опознается как разрыв, рана, отметина,след (trace).Так, смысл оказывается истинным и конструируемым одновременно.Любопытно, что, кроме аллюзии на Герцена, как известно, назвавшегореволюцию «беременной вдовой», заглавие романа выступает символомотсутствия начала.
Иллюзорное «начало» обнаруживается в усилиях рассказчикаписать о прошлом, постоянно перестраивая его в поисках новых истоковтравматической событийности. Начало романа анонсирует «историю сексуальнойтравмы», летний эпизод 1970 года, пережитый Китом в итальянском замке.Однако падение в так называемое нарциссическое удовольствие, полностьюизменившеедальнейшуюжизньразвернутомкультурологическомгероя,преподноситсяобрамлении.Золотойрассказчикомвеквсексуальнойреволюции вводит новый кодекс социального и сексуального поведения, впрочем,предстающих в ассоциативной нарциссической образности: «И вот они здесь<…> в средоточии нарциссизма.
<…> где поверхность – горящий подобнозеркалу щит <…>. Внизу у грота, внизу у оранжереи, там лежали они, нагие <…>.У них было Эхо, у них было эго, они были отражениями, они были светляками сих люминесцентными органами» 362 . Рассказчик восстанавливает историческуюэпоху во всем объеме ее революционного чувственного опыта, показывая ееДеррида Ж. Фрейд и сцена письма // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму.
М.:«Прогресс», 2000. С. 269.361Там же. С. 260-70.362Эмис М. Беременная вдова. М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 114.360156эффекты (раны и следы) в судьбах целого поколения молодых людей, персонажейромана. При этом даже дата рождения Кита (29 августа 1949) ретроспективновписывается в знак будущей коллективной травмы. В романе эта датапреподносится как «день рождения русской бомбы» и начало Холодной войны.Но далее в повествовании болезненные воспоминания все чаще возвращаются кВайолет, сестре Кита, уже умершей к моменту рассказа о событиях прошлого.Так само повествование, посредством которого воспоминания и чувства, сними связанные, оказываются вовлеченными во все новые конфигурации вокруграны и ее всегда отсутствующего истока, дает возможность представитьбесконечно переписываемый откровенный рассказ, утрачивающий всякуюнадежду на смысловую завершенность.
Эмис не устает повторять собственныйтезис, легко обнаруживаемый во всех романах писателя: сам опыт человеческойжизни и есть травматическое событие, жизнь сопротивляется осмыслению, жизньоставляет раны.В своей автобиографической книге «Опыт» (2000) Эмис пишет о том, чтоего собственная жизнь представляется ему бесформенной. Прекрасно знающий отом, как создать сюжет и композицию, единство замысла в выдуманной жизниперсонажа, он утверждает, что в реальной жизни, очевидно, нет порядка.
Позже,говоряоромане«Информация»,Эмиссделалважнейшеезамечание,указывающее на тесную связь между личным экзистенциальным опытом испецификой организации субъектного начала в его поздних романах: «Кризиссреднего возраста накрыл меня с головой осознанием полнейшего неведенья особственной жизни, <…> я понял, что вынужден признать это, сказав своимчитателям: ―Какой же я всеведущий автор, если не знаю ничего‖»363.Как представляется, специфика романа «Беременная вдова» в том, что«всеведущий автор» вторгается в повествование, при этом отчетливо давая понятьчитателю, что Кит Ниринг, его герой, есть он сам собственной персоной, и этотгерой не знает, в каком из жанровых переплетов романной судьбы он оказался:Laurence A.
―No More Illusions.‖ The Write Stuff (Interviews) [Электронный ресурс] / A. Laurence, К. McGee.Режим доступа: http://www. altx.com/int2/martin.amis.html.363157«Когда-то мы были очень близки <…>. Порой мне кажется, что он мог бы статьпоэтом. Питающий пристрастие к книгам, словам, буквам, <…> законченныйромантик»364; «Да, мы снова близки, я и он. <…> Я? Как же я – голос совести(который с таким пафосом возвратился к нему в промежутке между его первым ивторымбраком),явыполняюидругиеобязанности.Совместимыесобязанностями супер-эго.
Нет, я не тот поэт, которым он так и не стал. Кит мог быстать поэтом. Но не романистом»365.Болеетого,переднами:саморефлексивныйроман,предлагающийкритическое размышление об эволюции жанра и героя; собственно романноеповествование о вымышленных событиях и обстоятельствах, в которых находитсебягерой,увы,неспособный«оцельнить»свойжизненныйопыт;исповедальный автобиографический роман «с лазейкой» – Эмис пишет о себе како «Другом», постоянно акцентируя близость с Китом, своим вымышленномдвойником, но позволяя себе власть авторского завершения персонажа,превращая его историю в «трагедийную по сути (взлет, гребень, падение)»366.Литературная саморефлексия Эмиса имеет важный исток.
Эмис – один изсамых влиятельных литературных критиков, работающий в Times LiterarySupplement, New Statesmen и Observer с начала 1970-х. Успех как литературногокритика оказывается для Эмиса одной из важнейших опор для самоопределенияхудожнического и личностного. Возможно, поэтому в романе «Беременная вдова»Эмис прибегает к автоцитированию. Как мы помним, в своем первом романе«Записки о Рейчел» сексуальное взросление героя, сопровождаемое не в меруэстетизированнымиэкзистенциальнымипрозрениями,хронологическиприурочено Эмисом к двадцатилетию героя.
В «Беременной вдове» Кит Нирингпереживает свой травматический сексуальный опыт в канун годовщины своегодвадцать первого дня рождения. Но гораздо важнее другое: исповедальный опыт«рубежного» этапа жизни героя первого романа Эмиса ложится в основу еговступительногосочинениянафилологическоеЭмис М. Беременная вдова.
М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 39.Там же. С. 568.366Там же. С. 483.364365отделениеОксфорда.158Многозначительна избранная им тема – «Опыт». Неслучайно и то, что в роковойканун «плотского дня рождения» герой последнего романа Эмиса Кит Нирингпишет первую в своей жизни рецензию на монографию под названием«Антиноминализм Д.Г. Лоуренса». Таким образом, сексуальная инициация героясовпадает с его профессиональной инициацией как успешного литературногокритика и концом юношеских романтических стремлений стать поэтом. Вовсе неслучайно акцентирование «инициационной» схемы, в которой сексуальное,экзистенциальное и профессиональное оказываются связанными.Так, взросление Кита сопровождается саморефлексивными размышлениямиоб изменении родо-жанровой палитры, определяющей его личностную итворческую самостоятельность: «Какой жанр я посетил в свой плотский деньрождения? Ответа на этот вопрос он не знал.
Какой род, какой вид?»367.В университете Кит профессионально изучал поэзию, более того, он мыслили себя в будущем как поэта. Но за полгода до путешествия в итальянский замокгерой переживает романтический кризис любви. Его возлюбленная заявляет:«‖Ты и я – мы с тобой анахронизмы. Мы как влюбленные с детства <…>. Мыслишком молоды для моногамии. Или для той же любви‖. Он все выслушал.
Отсделанного Лили объявления он осиротел, его постигла утрата. Именно в этомзначении: от гр. ―орфанос‖ – ―переживший утрату‖ < …>. Он слушал Лили – всеэто он, разумеется, уже знал. В мире мужчин и женщин что-то заваривалось.Революция или перемена ветра, перестановка, связанная с плотским познанием ичувствами. Киту не хотелось быть анахронизмом»368. Речь о сексуальнойреволюции, охватившей поколение молодых людей на рубеже 1960-1970 годов.Новый тренд в межполовых отношениях определяется, в том числе инизложением поэтического возвышенного языка: «‖Миф о вагинальном оргазме‖(1968) <…>, ―Женщина-евнух‖ (любовь и романтика – иллюзии), ―Женское правособственности‖ (нуклеарная семья – потребительская выдумка) <…> ―Наши тела,367368Там же.
С. 397.Там же. С. 45.159мы сами‖ (как добиться эмансипации в спальне) – все эти книги вышли в 1970-м,одна за другой; время было выбрано идеально. Все было узаконено»369.Прибыв в замок, Кит чувствует себя готовым к новому «революционному»опыту, но примечательно, что готовность эта сопровождается желаниемвосполнить досадный пробел в образовании: длинный список летнего чтениясоставляют программные образцы английского романа от Филдинга, Смоллетта,Ричардсона до Остен, Бронте, Диккенса, Элиот и, наконец, Лоуренса.Эротическое буйство воображения, связываемое Китом с прекрасной инедоступнойШехерезадой,теперьужезакономернооблекаетсяневромантические стихотворные формы, а в филологическую критику романа –интерпретацииклассическихлюбовныхроманныхсюжетов,изрядноотягощенных либидозными желаниями героя.Романная саморефлексия привлекает Кита, сразу же обратившего вниманиена условность жанрового канона, предложенного Ричардсоном в «Памеле», и егопародирование в «Шамеле» Филдинга.
Из любимых Китом писательниц – ДжейнОстен, которую герой называет «здравомыслящей». Как представляется,«ключом» к здравомыслию Джейн в трактовке Кита становится первый романписательницы «Нортенгерское аббатство». Как мы помним, пародийное начало внем сопровождается саморефлексивным размышлением о предначертанном«героине» романном уделе, с которого текст начинается: «Когда Кэтрин Морландбыла ребенком, никто из окружающих не мог и предположить, что она рождена,чтобы стать героиней романа» 370 ; «Но если молоденькая леди призвана статьгероиней <…>.
Если суждено появиться на ее пути герою, то он и появится.Обязательно появится» 371 . Кэтрин – героиня романа, в жанровом определениикоторого ничего не смыслит. Отсюда и любимый англичанами донкихотовскийсюжет, разыгранный в комедийном ключе: Кэтрин трактует реальность в согласиис «считываемой» ею сюжетикой жанров готического и сентиментальногороманов,ноавторскойволейонапомещенаТам же. С. 87.Остен Дж. Нортенгерское аббатство.