Диссертация (1098185), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Я выбрал последнее <…>. О, моя юность»308. Так,читаемый нами текст – вариант экзаменационного сочинения об опыте.Условность, некая искусственность такого рода «проектного мышления»подчеркивается лейтмотивом времени, настойчиво звучащим в романе. Чарльзбоится не уложиться в отведенные ему часы до условного, но почему-тозначимого для него «часа икс» – полуночи, назначенного времени взросления.Время обозрения своего опыта соотносится со временем, отведенным длянаписания экзаменационного эссе об опыте. В этой, самой игровой, версиилюбопытно и то, что papers станут «экзаменационными бумагами, документами»,а имя Рейчел – зашифрованным именем Чарльза (Rachel‘s – Charles).Обратим внимание на то, как педалируется тема сочиненности читаемогонами текста: «Я подхожу к окну и замечаю, что уже больше двенадцати. Я сажусьна стул и заправляю ручку чернилами»309.
Данный прием текстовойсаморефлексии утверждает примат условного, эстетизированного опыта надреальным. Особо отметим, что роман завершается выходом к своему зачину. И вэтом случае уместно говорить об узнаваемой идейной (и композиционной)модели экзистенциального романа, пародируемого и профанируемого Эмисом.Вспомним, к примеру, знаменитый финал «Тошноты»: «Я ухожу, все во мнезыбко <…>. Конечно, вначале работа будет скучна, изнурительная, она не избавитменя ни от существования, ни от сознания того, что я существую. Но наступитминута, когда книга будет написана, она окажется позади, и тогда, я надеюсь, мое308309Там же. С.
263.Там же. С. 317.137прошлое чуть-чуть просветлеет. И быть может, сквозь этот просвет я смогувспомнить свою жизнь без отвращения»310.И все же экзистенциализм здесь оказывается чем-то большим, чемупражнением в мотивике и риторике. Текст романа пронизывают лейтмотивы,связанные с телесным распадом и смертью.Примечательно, что в романе возникает альтернативное пониманиеводораздела между невинностью и опытом. Не эстетизированные любовь кРейчел и письмо к отцу, и не экзамен в Оксфорд оказываются моментомоткровения, а признание телесной хрупкости: «голубой» период своей жизниЧарльз сравнивает с неведением о болезни.
Бронхит, начавшийся в тринадцатьлет, перешел в астму. Мотив кашля311, несомненно, входит в связь с китсианскиминтертекстом в романе («Мне, конечно же, не суждено пережить китсианскиедвадцать шесть»), но одновременно указывает на глухую к словам эмпирику тела.Из десятка тревог, приведенных Чарльзом, шесть – фобии физиологическогораспада: «триппер, шатающийся зуб, бронхит, безумие, гниющие ногти, прыщик влевой ноздре»312.Кашель и слезы сотрясают героя всякий раз, когда эстетизировать жизнь неудается (сочувствие к стареющей матери, гнев по поводу измен отца,сопереживание беременной сестре, страх собственной смерти на приеме у врача ипр.).
Развернутые рефлексии будущего филолога красноречиво отсутствуют вситуациях,по-настоящемуранящихгероя.Брошенныебудтовскользьупоминания о «приближении кашля» или о том, что «грудь перестала ходитьходуном» – отнюдь не детали в речи словоохотливого Чарльза. Его речь даетсбой, когда вступающий в свои права реальный экзистенциальный опытзаставляет героя ощутить ужасающую подлинность отчуждения и распада. Вотпочему в такие минуты мозг Чарльза напоминает ему «испорченный коммутаторстихов – речей – эссе – планов, веером выплевывающий точки и запятые»313.Сартр Ж.-П.
Тошнота // Стена: Избранные произведения. М.: Политиздат, 1992. С. 175.Эмис М. Записки о Рейчел. СПб.: «Амформа», 2005. См. С. 36, 107, 163, 181, 184, 198, 200.312Там же. С. 132.313Там же. С. 184.310311138Противопоставленность художественного опыта реальному оказываетсяважным прозрением Чарльза: «Похоже, я не умел использовать слова, непревращая их в литературу <…>. Я хотел послать ей пузырек с моими слезами назакате, ―Ромео и Джульетту‖ Чайковского, ―Яркую звезду‖ Китса, видеозапись,изображающую, как я укладываюсь в постель и кашляю, совсем одинокий»314.
Вэтом ряду любопытно появление видеозаписи, неожиданное замещение слова навизуальный образ – образ страдания Чарльза. Эта же логика, по-видимому, питаетцелый комплекс мотивов, связанных с бродягами и уличными актерами,встречающимися Чарльзу на улицах Лондона. Чарльз чувствует с горбатыми ибезногими нищими «пугающее чувство родства» 315. Так, поверхностный Чарльзпроникает в неустранимое экзистенциальное несовершенство и конечностьвсякого человеческого существования. Главным прозрением Чарльза, егоисповедальнымоткровениемслазейкойстановитсяпризнаниенемощилитературного экзистенциализма перед экзистенциальным опытом: «Можешь необъяснять.
Конечно, – это опыт. Но почему <…> – я почувствовал неловкостьактера, декламирующего плохо написанный текст»316.Весьма примечательно, что первый роман И. Макьюэна «Цементный садик»так же обращен к экзистенциальной проблематике. Критики справедливоуказывают на его неоднозначную жанровую природу317.
Впрочем, шокирующаяистория о том, как четверо детей погребают мать под цементным покровом вподвале собственного дома, естественно, вызывает «готический» ужас 318, но нестановится постмодернистской ловушкой для наивного читателя. В центревнимания – семейные отношения, преподнесенные в амбивалентных чувствахТам же. С. 203.Там же. С.
202.316Там же. С. 313.317Макьюэн И. Цементный садик. М.: РОСМЭН-ПРЕСС, 2008. 187 с.318Malcolm D. Understanding Ian McEwan. South Carolina: University of South Carolina Press, 2002. P. 52.Исследователь отмечает близость готических атрибутов, используемых Макьюэном, к традиционным мотивамновеллистики Э.А. По. Отчужденность семьи от людей и отгороженность дома, «похожего на замок», погребение вего стенах матери, запыленные лица рабочих, «отчего оба походили на привидения», и др. К современным формамэксплуатации готической семиотики, используемой писателем, Малькольм также относит возможные отсылки кфильму «Психо» Хичкока.
В дополнение отметим традиционные для готического романа инцестуальные мотивы имотивы пророческих сновидений. Впрочем, все это, наряду с создаваемой мрачной атмосферой, может приниматьи откровенно ироничный, если не циничный вид – дух погребенной матери в прямом смысле является детям,преследуя их снами-кошмарами и вонью гниения.314315139отчуждения и близости, в парадоксальных зеркальных проекциях взаимосвязеймежду всеми членами семьи. Трагическая смерть обоих родителей ломаеттрадиционные модели социального поведения, выливается в разнообразныедевиации у детей.
Однако ни готическая, ни психологическая модель нестановятся базовыми.«Я стремился создать ситуацию внезапного исчезновения социальногоконтроля. Неожиданно дети понимают, что нет учителей, родителей, никакихавторитетов, есть полная свобода. И все же они полностью парализованы», –говорит в интервью сам Макьюэн319.В чем же смысл этого странного паралича? «Не исключительностьстрашных событий невыносима для детей, а их обыденность. Детей поглощаетнеожиданная странность знакомого, а не чуждого», – пишет Дж. Слэй 320 .
Помнению Д. Малькольма, роман показывает, «как люди могут оказаться внепринятых стандартов морали и при этом не вести себя аморально <…>. Дети незлы и не аморальны, они просто равнодушны к правилам и нормам общества, скоторым ассоциирует себя и читатель»321. Наконец, четверо осиротевших детей,укрывшихся за стенами своего дома, отгородившиеся от реальности и никому ненужные, «избавлены от необходимости взрослеть»322.Обратим особое внимание на то, что, вопреки соблазну видеть в романеобильный материал для психоаналитической интерпретации323, целый рядисследователей находит в откровенно шокирующих событиях, разбивающих319Ricks Ch. Adolescence and After // Listener. 1979.
12 April. P. 526.Slay J. Ian McEwan. New York: Twayne Publishers, 1996. P. 37.321Malcolm D. Understanding Ian McEwan. South Carolina: University of South Carolina Press, 2002. P. 64-65.322Ryan K. Ian McEwan. Plymouth: Northcote House. British Council, 1994. P.
19.323. Klaus G. Le monstreux et la dialectique du pur et de l‘impur dans «The Cement Garden» de Ian McEwan / G. Klaus;ed. by N.J. Rigaud // Le Monstreux dans la littérature et la pensée anglaises. Aix-en-Province: Université de Province,1985. Pp. 239-249; Duperray M. L‘étranger dans le contexte post-moderniste: «The Comfort of Strangers» d‘Ian McEwan// L‘étranger dans la littérature et la pensée anglaises.
Aix-en-Province: Université de Province, 1989. P. 429. Любопытноепсихоаналитическое прочтение предлагает К. Райан, рассматривающий зацементированное в фундаменте доматело матери как метафору бессознательного, неизбывно присутствующего в мотивации всех без исключениягероев романа.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
