Диссертация (1098185), страница 36
Текст из файла (страница 36)
М.: Литература, Мир книги, 2005. С. 7.371Там же. С. 12.369370всюжетпопулярного160мелодраматического романа с его неизбежным хэппи-эндом. Недалекость героиниопределена как неспособность распознать себя в реальности, обретшей иные«жанровые» формы.В этом отношении именно Генри Тилни, герой «Нортенгерского аббатства»,в знаменитой двадцатой главе пародирующий условности готического романа,становитсявыразителемрефлексивнойпозициивотношениижанра.Примечательно, что первые двенадцать критических рецензий для Observer впериод с 1972 по 1974 год молодой Мартин Эмис подписывает псевдонимомГенри Тилни.Рефлексивная позиция автора-героя-критика, стало быть, сконцентрированана поисках адекватного жанрового определения для себя и своего любовногосюжета.
Классический английский роман в версии Кита концентрировался навопросе «Падет ли героиня?», однако сюжет этот имел некоторые жанровыевариации. Идея сентименталиста Ричардсона – в показе духовного торжестваКлариссы по контрасту с телесным падением, случившимся вопреки ее воле. В«комическом эпосе в прозе», авантюрном романе Филдинга, героини легкоуступают напору Тома Джонса. В дидактическом романе XIX века можно былолишь «услышать об одной e<…>. С героинями это никогда не происходило.Героиням это не дозволялось, Фанни это не дозволялось. А наркотиков ни у когоне было <…>» 372 . Так, введение в круг чтения Кита ряда романов Лоуренсазакономерно и предсказуемо.
Лозунг «Нет – вперед, к Лоуренсу»373– определяет и«освобождение» от сексуальных табу классического английского романа, итраекторию движения героя к желанному «рептильному существованию»,культивируемому писателем.Но способен ли Кит определить тот жанр, в который помещает его «автор»,романист, знающий о востребованных эпохой трансформациях любовногосюжета? Этот вопрос потребовал от Эмиса любопытной историко-литературнойрефлексии: «Мы подходим к пункту четвертому революционного манифеста – да,372373Эмис М. Беременная вдова.
М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 192.Там же. С. 419.161к тому самому, что причинил больше всего расстройства. <…>. Говорят, что всемнадцатом веке существовало ―отстранение чувственности‖. Поэты более немогли одновременно думать и чувствовать <…> естественным образом. Мыхотим сказать лишь одно: пока дети Золотого века становились мужчинами иженщинами, произошло нечто аналогичное.
Чувства уже были отделены отмыслей. А потом чувства были отделены от секса»374.Порнографическое сознание новой эпохи сексуальной революции всесводит к похоти. Эту трансформацию претерпевает и романтик Кит, воспитанныйна лучших образцах классической английской поэзии, теперь беззастенчиво«переписываемой» под прикрытием интеллектуальных открытий фрейдистскоготолка.Одним из лейтмотивных образов романа становится образ светляков.Невообразимое количество скрытых и явных цитат в романе, возможно, дает намповод усмотреть в этом мотиве сентиментальный сюжет стихотворенияУ. Вордсворта «Моя любовь любила птиц…». Как мы помним, лирический геройоставляет под окном любимой светляка с единственной целью разделить с нейчудесное открытие бесконечного таинства природы: «И так был рад, доставиврадость ей» (пер.
В. Левика). Теперь же одержимые собой и собственнымижеланиями герои сами становятся «светляками с люминесцентными органами»375.Так, былые размышления Кита об «уровне восприятия» и «моральном порядке»сменяются на разговор о «сплошной е<…>»376.Мартин Эмис исследует вопрос порнографической культуры, начиная с1970-х годов. В это время печатаются его едкие статьи в New Statesman подпсевдонимом Бруно Холбрука, посвященные лондонским стрипклубам и анализусовременныхпорнографическихжурналов.ИмяХолбруканамекаетнаидеологически близкую позицию, высказываемую поэтом и литературнымкритиком Дэвидом Холбруком, известным своими выступлениями противпорнографии и многочисленными работами о «порнографическом взрыве»,Там же.
С. 380.Там же. С. 114.376Там же. С. 71.374375162включая вклад в исследование «Pornography: The Longford Report» (1972).Немаловажно и то, что Холбрук был учеником знаменитого критика Ф.Р. Ливиса,много размышлявшего и об «уровне восприятия», и о «моральном порядке».Культивируемый образный ряд, сопровождающий порнографическуюкультуру, акцентирует игровое начало, спектакль, удовольствие от которогостановится заменой любви.
Порнографическая продукция, как это видится Эмису,становится новым жанром, в который с легкостью помещают себя современныемолодые люди эпохи сексуальной революции: «Мы черпаем знания о том, какойдолжна быть [жизнь] из кино, из порнографии»377порнографическойзначимокультурыи,чтоособенно. Сатирические образыдлянас,героипародируемого порнографического действа занимают одно из важнейших мест втаких романах Эмиса, как «Деньги», «Лондонские поля», «Информация».Достаточно вспомнить мини-спектакли Джона Селфа и Селины и одержимостьтаблоидами Кита Таланта. Согласимся с мнением исследователя творчестваЭмиса Дж.
Дидрика о том, что сексуальность в романах писателя часто выступаетсинонимом «нарциссизма, власти и утраты невинности»378.Вот и герой романа «Беременная вдова», сын эпохи сексуальной революции(именно так трактует заглавие собственного романа Мартин Эмис), оказываетсягероем современного чтива – романа порнографического, но цель этого приема –созданиепсихологическогоЗнаменательнополное«Порнографическоепортретасовпадениевоображение»ссозданногологикой(1967),временеммысли«типажа».С. Зонтагувидевшейвэссепроблемупорнографической литературы как некий сдвиг в художественном освоениипсихологизма379.Вотношениижанрапорнографическойлитературыпоявляетсяметапозиция. Но опознается она как позиция «автора» и «критика», но не «героя»:«Победят ли кухонные страсти; победит ли социальный реализм? Он, в конце377Morrison S.
The Wit and Fury // Rolling Stone. 1990. 17 May. P. 101.Diedrick J. Understanding Martin Amis. Columbia, South Carolina: University of South Carolina Press, 2004. P. 224.379Зонтаг С. Порнографическое воображение // Мысль как страсть. М.: Русское феноменологическое общество,1997. 208 с.378163концов, К. в замке – ему следует быть готовым к переменам, к ошибкам вкатегориях и сдвигам жанров, к телам, превращенным в формы новые»380.
Ещераз подчеркнем, что свой феноменальный сексуальный опыт Кит, начинающийкритик, пытается определить в рамках литературного жанра, «за которым былобудущее» 381 : «Своими роскошествами и неподвижными гранями все это частонапоминало ему страницы глянцевого журнала: мода, блеск. Но к какому типудрамы, нарратива это можно было отнести? Он был уверен, что не кромантическому <…>. Смысл в нем появлялся, только если наблюдать за ним взеркало» 382 . Порнографическая игра диктует и иной порядок оценки «Я»,редуцирующегося до «тела в зеркале, сведенного к двум измерениям. Без глубиныи без времени» 383 .
Не чувство, а псевдоэстетическая его симуляция связана собразом сексуальной власти, создаваемой в зеркале, в отражаемом телесномобразе Нарцисса эпохи сексуальной революции: «Гляди. В зеркало»384.Несомненно, Эмис был знаком с популярными порнографическими романаминаподобие «История О» (1954) и «Отражение» (1956).И все же жанр порнографического романа не предлагает нам вариантпрочтения «Беременной вдовы», а дает повод для размышления над современнымопытом чувств и жанром, ему соответствующим. Нельзя забывать, что любимыйроман Эмиса – набоковская «Лолита», лишь играющая в порнографичность. Как ив романе Набокова, перед нами попытка исповеди с «филологической» оглядкой:литературнаяпропитканетолькодемонстрируетжеланиерассказчикаподверстать свой опыт под литературный сюжет, но и приоткрывает самыеболезненные точки этого опыта.Вместе с тем микросюжет о Лоуренсе несет и другие смыслы.
Он вырастаетв жанр романа-биографии, становясь своеобразной аналогией к романубиографии о жизни Кита, фикцией, но не лишенной «хронологии и правды»,«единства времени, места и действия». Лоуренс с Фридой какое-то время жили вЭмис М. Беременная вдова. М.: Астрель, Corpus, 2010. С. 192.Там же. С. 390.382Там же. С. 397.383Там же. С. 556.384Там же. С. 377.380381164итальянском замке, в котором теперь находятся герои сексуальной революции1970-го, – фонтан, комнаты в башнях и даже ванная хранят память о нестесненных в выражении сексуальной энергии Лоуренсах; Фрида изменяет «изпринципа», спустя полвека взятого на вооружение юными поборницами женскойсвободы; Лоуренс не помнит о речевых табу, теперь демонстративно преданныхзабвению.Писатель пишет о себе как о герое того или иного жанра литературы ипозволяет себе увидеть этого героя современным Нарциссом, по-прежнемуалчущим любви и обреченным на смерть.
Более того, с помощью жанровогоконструирования Эмис стремится обрести призрачную власть «всеведущегоавтора» над собственной жизнью.Еще в 1988 году А. Хорнунг385сделал любопытное наблюдение:постмодернистский автор, понимающий тщету художественной саморефлексии,часто приходит к попыткам смонтировать свою идентичность из фрагментовсвоих собственных ранних текстов.
Более того, автор вторгается в свой текст направах читателя, сознающего фиктивность конструкции, но опознающего в нейсвой особый сюжет, призрак очертаний идентичности. Эта идея эффектноиллюстрируетсяпозднимитекстамиТ. Бернхарда,С. Беккета,П. Хандке,Дж. Барта, А. Роб-Грийе и многих других.