Диссертация (1098185), страница 38
Текст из файла (страница 38)
<…>Когда дело доходит до наших самых навязчивых страхов итревог, оказывается, что то, чего мы боимся больше всего, ужепроизошло.К. Нэш. Постмодернистское мышление: разборная модельУже упомянутая нами единственная на настоящий момент монография, взаглавии которой фигурирует современный британский исповедальный роман, –исследование А. Охснер «Тревоги парней: маскулинность и идентичность вбританском исповедальном романе о молодом человеке 1990 гг.» – обращаетвнимание на продуктивность жанра исповедального романа у популярныхписателей, работающих для особой аудитории – современных молодых мужчин400.Поколенческая проблематика (поиски новых моделей мужского поведения, поискидентичности), как ее видит исследователь, затрагивает весьма широкий кругвопросов повседневной культуры тэтчеристской и посттэтчеристской эпохи,документально точно изображенной в романах Н.
Хорнби, М. Гейла, Д. Баддиля,Т. Лотта, Т. Парсонса и Дж. О‘Фаррелла.Изустный доверительный рассказ героя, помещенного в типическиеобстоятельства современного ему социального и культурного пространства, – вомногом предсказуемый жанровый гибрид для двухвековой истории «сыновейвека» в европейском романе 401 . Вместе с тем совершенно очевидна некоторая400В зарубежной критике за данным феноменом популярной литературы закрепился термин Lad lit.Именно «сыновьями века» предстают герои первых исповедальных романов романтизма. В их уникальномличностном профиле неизменно угадываются и черты представителей целого поколения, сформированногоисторической эпохой.
Но интересна в этой связи не только историческая детерминированность персонажа,открыто манифестируемая не ранее Мюссе, но и философско-историческая и нравственно-философская концепциичеловека, восходящие к Шатобриану. Так, история в личном сюжете героя исповедального романа видится и сближней (генетической) перспективы как конкретная эпоха, породившая специфический тип психологии имировосприятия героя, и с перспективы экзистенциально-философского и эпистемологического вопрошания.
Вданном случае «наследниками» личного романа становятся исповедально-философские романы Эмиса, Макьюэнаи Свифта, но не Хорнби, Гейла и Баддиля.401172схематичность как собственно романного устройства, так и репертуара тем,предложенных современному читателю (межличностные отношения, социальнаяневостребованность, проблемы семьи и др.). Это представляет закономерныйинтерес для социологических, гендерных и культурных подходов, предпринятыхОхснер.Нам же представляется необходимым оттолкнуться от данных подходов ипротивопоставить популярные исповедальные романы (Lad lit и Chick Lit)романам, написанным авторами, небезразличными и к социально-историческимконтекстам, и к вопросам их художественной репрезентации – романамМ. Эмиса, И.
Макьюэна, Г. Свифта, Дж. Коу, К. Исигуро и др. Иначе говоря,отчетливая специфика исповедально-философского романа, отличающая его отромана о молодом человеке, нами усматривается в ином характере размышленийи репрезентации современной истории и истории прошлого.Весьма частый синтез исповедально-философского и исторического сюжетатребует особых оговорок.
Превалирующая тенденция к ретроспекции ванглийском романе неоднократно отмечалась исследователями 402 . Но гораздоболее значим измененный статус исторического: «История, теперь осмысляемаякак наррация и художественная ―археология‖ (fictive archaeology), стала важнойчастью эксперимента в романе 1980-х»403. Как правило, писатели воспроизводяткартины сразу нескольких исторических эпох во всей точности социальных итопографических реалий404.
К примеру, пять из шести романов, номинированныхна «Букер» 1992 года, обращены к историческим сюжетам. Вновь и вновь настраницах романов наравне с картинами современной Великобритании возникаютСм. об этом: Holmes F.M. The Historical Imagination: Postmodernism and the Treatment of the Past in ContemporaryBritish Fiction. Victoria, Canada: University of Victoria, 1997.
93 p.; Todd R. Consuming Fictions: The Booker Prize andthe Fiction in Britain Today. London: Bloomsbury Publishing, 1996. 340 p.; Tew Ph. The Contemporary British Novel.London: Continuum, 2004. 224 p.; Head D. The Cambridge Introduction to Modern British Fiction 1950-2000. Cambridge:Cambridge University Press, 2002. 316 p.; Stevenson R. The Oxford English Literary History: Volume 12: 1960-2000: TheLast of England.
Oxford: Oxford University Press, 2004. 644 p. и др.403Bradbury M. The Modern British Novel. London: Martin Secker & Warburg, 1994. Pp. 404-406.404Типичными примерами данной тенденции, кроме романов Эмиса, Свифта, Макьюэна, Барнса, Исигуро и Коу,станут также романы А. Торпа «Алвертон» («Ulverton», 1992), Л.
Норфолка «В обличье вепря» («In the Shape of theBoar», 2000), Ж. Уинтерсон «Страсть» («The Passion», 1987).402173образы угасающей викторианской эпохи, недолгой идиллии эдвардианстванакануне Первой мировой, чудовищной жестокости Холокоста, конца Империи.Концепция истории в постмодернистской литературе уже долгое времяявляется предметом размышлений видных представителей разных философсколитературных формаций, включая Ф. Джеймисона405, Л.
Хатчеон406, нарратологовР. Холтона407, Т. Дочерти408. Но при существенных методологическихрасхождениях исследователи выступают с единых позиций, когда обращаются кключевым аспектам постмодернистской ревизии историисаморефлексивнаяпостмодернистскаядеконструкция409. Ироничная иистории,атакжепомещение в центр пространства прошлого фигур традиционно маргинальных,так или иначе, затрагивают сами онтологические основания исторической«реальности» и преподносят их как категории нарратива410.405Jameson F. Postmodernism, or the Cultural Logic of Late Capitalism.
Duke University Press, 1991. 438 p.Hutcheon L. A Poetics of Postmodernism: History, Theory, Fiction. New York & London: Routledge, 1988. 288 p.407Holton R. Jarring Witnesses. Modern Fiction and the Representation of History. Edinburgh: Edinburgh UniversityPress, 1996. 304 p.408Dorcherty T. Alterities: Criticism, History, Representation. Oxford: Oxford University Press, 1996. 240 p.409Английский постмодернистский историографический роман (П. Акройд, Д.М.
Томас, Дж. Барнс, Г. Свифт,С. Рушди и др.) ставит под сомнение и систематически деконструирует базовые принципы классическогоисторического романа. Среди них: представление об истории как о силе, моделирующей реальность и культуру;несомненность объективного взгляда на реальность, сосредоточенного в избранной форме повествовательнойинстанции; представление о незыблемости культурных и гуманистических ценностей цивилизации; изображениелинейного исторического хода и прогрессистской перспективы; взгляд на историю как на «закрытый текст».Классическая концепция истории – одна из частных реализаций того, что Ж.-Ф.
Лиотар в своей классическойработе «Состояние постмодерна» (1979) называет «историей культурного империализма», легитимным знанием,«большим нарративом» (см.: Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологи;СПб.: Алетейя, 1998. 160 с.).410Отметим существенные черты постмодернистской исторической рефлексии. История недостижима, ибо можетбыть представлена лишь как форма наррации.
История оборачивается байкой, пародией на «мифологические»формы традиционного исторического повествования, саморефлексивным рассказом, ставящим под сомнениеобъективность нарратора. Называя постмодернистский исторический роман ревизионистским, Б. Макхейл пишет:«Апокрифическая история, творческий анахронизм, фантазия на исторические мотивы – все это типичныестратегии постмодернистского исторического романа, который является ревизионистским по двум причинам: вопервых, он пересматривает содержание исторического протокола, по-новому интерпретируя его и частодемистифицируя традиционную версию исторического прошлого; во-вторых, пересматривает, одновременнотрансформируя, условности исторического повествования» (McHale B. Postmodernist Fiction.
New York & London:Routledge, 1987. P. 90).Укажем еще одну важную черту постмодернистской рефлексии об истории – косвенное обращение ксовременности, которое отмечают Л. Хатчеон и Ф. Джеймисон. Последний пишет: «Исторический роман уже неизображает историческое прошлое, он лишь разыгрывает в образах наши представления и стереотипы о прошлом(которые тут же становятся ―популярной историей‖) <…> Если и есть реалистический эффект, то он возникает отпостепенного осознания рамок наших стереотипов и размышлений над современностью, которая диктует нампопулярные образы – симулякры истории.
Сама же история остается вне досягаемости» (Jameson F. Postmodernism,or the Cultural Logic of Late Capitalism. Duke University Press, 1991. P. 5).406174Так литература об истории411 становится литературой о релятивистском ееконструировании.Однакобыло(де)конструкциейибызаблуждениемтолько.Какнамсчитатьвидится,современныйспецифическоеромансвойствопостмодернистского романа сворачивать историю в «маленький нарратив» (Ж.Ф. Лиотар) функционирует двояко. История не только (де)конструируется, новыступает проводником важнейших тем исповедальных сюжетов.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
