Диссертация (1098095), страница 54
Текст из файла (страница 54)
По дороге в Блуа он видит себя туринцем XVII столетия,едущим в замок, и представляет, как отдыхал бы, перечитывая «Гаргантюа» втени того самого виноградника, где в летний зной случалось вздремнуть самомуРабле1043. Поздним вечером в Ниме на развалинах римского цирка он воображаетзрителей, ожидающих начала представления, и спрашивает себя: «о чембеседовали Дав и Формион, Либертин и Постум? Что нашептывала Гиппияконсулу?»1044.1039Shanks L. Flaubert's Youth 1821Ŕ1845.
Р. 103.Bruneau J. Les Débuts littéraires de Gustave Flaubert. Р. 295.1041Bruneau J. Les Débuts littéraires de Gustave Flaubert. Р. 304-305; Dumas A. Impressions deVoyage. Paris: Charpentier, 1835. 353 p.1042Louandre Ch. Statistique littéraire. Deuxième article // Revue des Deux-Mondes. 1847. P. 426.1043Flaubert G. Pyrénées Ŕ Corse. P.
648.1044Ibid. P. 682.1040245При этом Флобер не думает о возможном читателе, не заботится освязности и последовательности повествования, редко упоминает о датах. Своинастроения и впечатления он описывает подробнее, нежели те явления, чтовызвали их1045. Многие фрагменты «Пиренеев Ŕ Корсики» напоминают дневник.Флобер пишет о себе: «Мои главные качества Ŕ любовь к свободе инепостоянство. Мне нужен досуг. Затишье в душе сменяется бурей»1046.Но более всего мучают его проблемы стиля.
Несколько страниц «ПиренеевŔ Корсики» посвящены трудностям воплощения мысли в слове. Флоберсравнивает любимейших своих авторов: Рабле и Монтеня, и впервые отдаетпредпочтение рациональному началу в творчестве: «Читая Рабле, с головойуходишь в приключения, плутаешь в лабиринте, не находишь выхода изабываешь, где вход. Это бесконечная арабеска, оглушительные взрывы смеха,безумные фейерверки, ослепительные и слепящие, однако напрасно искать здесьясного смысла, чистой идеи.
У Монтеня же все свободно, просто, здесьпогружаешься в волны разума, и каждая из них переполняет и расцвечиваеткрасноречивые фразы»1047.Историю французской литературы Флобер рассматривает как историюстиля: «Фраза постепенно наращивает мускулы, приобретает ясную силу. Так, отмаркиза де Реца к Паскалю, от Корнеля к Мольеру мысль становится все болееточной, а фраза все более ясной и лаконичной.
Она, словно светильник изцельного кристалла позволяет идее сиять, и свет так ярок, что не видно оболочки,его окружающей. Вот в этом то и есть, если я не ошибаюсь, сущностьфранцузской прозы XVII века: забота о форме ради выражения мысли,метафизика в искусстве, и, выражаясь ученым языком, субстанция в качествесущности»1048.До путешествия он писал в «Дневнике»: «Мне недостает лаконичности, аеще больше Ŕ точности.
В моих сочинениях нет единства, нет движения, <…> и1045«Точка зрения для него важнее, того, на что обращен взгляд», Ŕ утверждает Жан Помье.(Pommier J. Dialogue avec le passé. Paris: Nizet, 1967. P. 314).1046Flaubert G. Pyrénées Ŕ Corse. P. 670.1047Ibid. P. 675.1048Ibid. P. 677.246чувства ритма ни малейшего. Вот чего мне недостает Ŕ и стиль моймногословный, напыщенный»1049.И во время странствия, дождливым утром 15 сентября, приступая кописанию событий прошлого дня, он тревожится: «О чем писать? Ничто неутомляеттак,какбесконечныеописания,перечислениесамыхбеглыхвпечатлений.
Пытаешься все запомнить, все высказать, и ничего не остается длясебя. Всякое выраженное чувство слабеет, и образ на полотне бледнее того, чтосуществует в реальности. И к чему рассказывать обо всем? Не лучше ли хранить втайниках души никому недоступные воспоминания и баловать себя, воскрешая ихв такие вот, как сегодня, хмурые дни? <…> Как я опишу долину Кампан и Баньерде-Бигор, как расскажу о нравах, хозяйстве, дорогах и экипажах, пещерах иводопадах, ослах и женщинах, и прочем, прочем? Смогу ли удовлетворитьстремление выразить мысль, найти хоть одно точное слово?»1050.И все же он продолжает путевые заметки. Пишет о древнем городке СенБертран де Комин и романской церкви, о дороге через лес, о вершинахпиренейских гор, взметнувшихся к небу и застывших, словно гигантские волныснежного моря1051.
Фразы энергичные, тон повествования большей частьюсдержанный, описания сложны и часто построены на игре контрастами,пейзажные зарисовки выполнены изысканно1052.Примеромслужитописаниепантеистическогоэкстазанаберегукорсиканского залива Сагонь: «По дороге, ведущей прямо от старинного селения,мы спустились на берег. Море было спокойно, в полуденном сиянии лазурныеволныказалисьсовсемпрозрачными.Солнечныелучиотражалисьотприбрежных скал и ослепительно искрились, окружая вершины алмазными1049Флобер Г. Дневник 1840Ŕ1841 гг. С.
164.Flaubert G. Pyrénées Ŕ Corse. P. 670.1051Ibid. P. 674.1052«Странно, Ŕ пишет Клодина Гото-Мерш, Ŕ почему ученые так мало уделяют вниманиякниге, в которой так явно обнаруживается мастерство, свойственное зрелым произведениямФлобера, предпочитая ей «Quidquid volueris» и «Мемуары безумца». (Gothot-Mersch C.
PyrénéesŔ Corse. Notice // Œuvres complètes. Vol. I. Œuvres de jeunesse / G. Flaubert. Paris: Gallimard, 2001.Р. 1430). Единственная работа, посвященная особенностям стиля первого «Путешествия»Флобера была опубликована в 1911 году: G. R.-J. Gustave Flaubert aux Pyrénées // Bulletinpyrénéen.
1911. Février. Р. 59.1050247коронами. Море благоухало нежнее роз, мы наслаждались его ароматом, дышалисолнцем, ветром, далью, миртами. То был один из тех счастливых дней, когдасердце, словно природа, открывается солнцу и так же благоухает сокровеннымицветами, рожденными волею высшей красоты. Свет, свежий ветер, мысли нежныеи невыразимые полнят душу, вся она пронизана радостью и бьет крыльями,отзываясь каждой частице бытия, растворяется в них, дышит с ними вместе,словно сущность одухотворенной природы звучит в ней чудным гимном. Выулыбаетесь бризу, ласкающему вершины деревьев, шепоту волн на песке, летите светром в морскую даль, нечто эфирное, величавое, нежное исходит от самогосолнца и растворяется в безбрежном сиянии Ŕ так легкой дымкой понимается итает в воздухе утренняя роса»1053.Еще в отрочестве Флобер интуитивно ощущал единство природы,прекрасного и священного.
Во время путешествия это чувство впервые обрелоособую силу, и здесь впервые он описал его.Первое путешествие дало Флоберу возможность лучше понять себя1054. Достранствия он был мучительно недоволен собой, вновь называл себя немым,жаждущим говорить, отчаивался: «Себя я считаю освистанным, униженным,опозоренным, я больше не знаю, на что надеяться, чего желать, что есть во мне: ямогу стать всего лишь жалким писакой, тщеславным ничтожеством»1055.Вернувшись из путешествия, он снова берется за дневник и теперь вафористичных, пронумерованных римскими цифрами фрагментах, хладнокровнои отстраненно, черта за чертой набрасывает свой интеллектуальный портрет. Онбольше не немой и не безумец, он ищет свое «я» и, не желая ограничиться какойто одной точкой зрения на мир, принимает обе грани своей личности: «Я ниматериалист, ни спиритуалист. Если бы я стал кем-то, то скорее материалистомспиритуалистом»1056.1053Flaubert G.
Pyrénées Ŕ Corse. P. 694-695.Позже сам Флобер будет называть путешествия «серьезным трудом» и наилучшим способомпонять себя и другого. Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. Т. 1. С. 57-50.Альфреду Ле Пуатвену, 1 мая и 13 мая 1845 г.1055Флобер Г. Дневник 1840Ŕ1841 гг. С. 160.1056Там же. С. 180.10542483.5. Традиции Вольтера в становлении мировоззрения ФлобераВстремленииФлоберасочетатьдвапротивоположныхтипамировосприятия сказалось влияние философа, бывшего ключевой фигуройПросвещения Ŕ Вольтера.
Его имя несколько раз возникает в «Дневнике».Заметим, что, несмотря на внимание ученых к философским основанияммировоззрения Флобера, традиция Просвещения в становлении творческойиндивидуальности писателя остается во многом неизученной проблемой.«Известнойистиной»,скорее,будетпризнаниетрадицийантичности,шестнадцатого и семнадцатого столетия, влияние Платона и Плотина, Монтеня,Паскаля, Спинозы, и даже восточной философии в становлении творческойиндивидуальности Флобера, нежели традиции века Просвещения1057.
Проблеме«Флобер и философия» был посвящен один из выпусков Revue Flaubert. Средиработ о Флобере и Ницше, Делезе, Сиоране, Шопэнгауэре, лишь в одной статьеупомянуты однажды и вскользь имена Руссо и Вольтера1058.Возможно, это связано с тем, что сам Флобер порой непочтительно говорило восемнадцатом столетии. «Горделиво и надменно вознес свою распухшую отфилософии главу век Разума, но финалом его стал 93 год», Ŕ писал юный Флоберв мистерии «Владычица мира»1059.«XVIII век ничего не понял ни в поэзии, ни в человеческом сердце, лишьразум был ему понятен» Ŕ утверждает он чуть позже в Дневнике1060.
А еще позже,1057Kim Yong-Eun. Quête mystique et science du vivant chez le jeune Flaubert; Bruneau J. LesDébuts littéraires de Gustave Flaubert. 635 р.; Seznec J. Flaubert and India // Journal of the Warburgand Courtault Institutes. 1941Ŕ1942. Vol. 4, No. 3-4. P. 141-150.1058Poyet T.
De Flaubert à Cioran: une pensée de la contradiction Relire Flaubert à l’aune de LaTentation d’exister de Cioran // Revue Flaubert. 2007. No. 7. URL: http://www.flaubert.univ-rouenfr(accessed: 14.07.2015).1059Flaubert G. La Femme du monde. Р. 129.1060Флобер Г. Дневник 1840Ŕ1841 гг. С. 158.249уже работая над романом «Госпожа Бовари», мрачно пророчествует: «XVIII векотменил душу, а дело XIX века, возможно, будет в том, чтобы убить человека»1061.Однако Флобер знал и ценил наследие просветителей. В юности он открыл«Исповедь» Руссо. «Невшательское предисловие» произвело на него огромноевпечатление: «Я предпринимаю дело беспримерное, которое не найдетподражателя. Я хочу показать своим собратьям одного человека во всей правдеего природы, Ŕ и этим человеком буду я.
Я один»1062. Эти слова напомнилиФлоберу «Опыты» горячо любимого им Монтеня, но восхищение вызвал и способрассказа о себе. Семнадцатилетний Гюстав настоятельно советует ЭрнестуШевалье непременно читать «эту замечательную книгу», «настоящую школустиля»1063.Флобер действительно учился у Руссо. В его автобиографических повестяхвозникают аллюзии на «Исповедь», там, где речь идет о пробуждениичувственности, о любви как важном этапе самопознания, и в размышлениях о том,как соотносятся события реальной жизни, память о них и воображение1064.Руссо писал историю своей души, стремясь «поглубже заглянуть в себя», он«сумел одновременно раскрыть и текучесть сознания, и абсолютное единстволичности»1065. Он показал, что «неповторимость человеческого чувства могутбыть воплощены в поэтике исповедального слова»1066. Именно эти проблемыособенно волновали юного Флобера.Руссо останется для него великим Руссо, но позже, возлагая на писателя сего культом чувствительности и социальными идеями ответственность за1061Флобер Г.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
