Диссертация (1098095), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Альфред де Мюссе связываетраспространение «неистовых» настроений в литературе Франции с влиянием Гетеи Байрона. В «Исповеди сына века» он пишет: «Гете, патриарх новой литературы,нарисовав в «Вертере» страсть, доводящую до самоубийства, создал в «Фаусте»самый мрачный из всех человеческих образов, когда-либо олицетворявших зло инесчастье. <…> Байрон ответил ему криком боли, заставившим содрогнутьсяГрецию, и толкнул Манфреда на край бездны, словно небытие могло послужитьразгадкой жуткой тайны, которою он себя окружил. <…>Ужасная безнадежность быстро шагала по земле.
Уже Шатобриан, принцпоэзии, закутав этого ужасного идола в свой плащ пилигрима, поставил его намраморный алтарь, окутанный фимиамом священных кадильниц. Уже сыны века,418Борель П. Шампавер. Безнравственные рассказы. Л.: Наука, 1971. С. 5, 17.Там же. С. 155.420Борель П. Там же. С.
158.419106полные сил, отныне никому не нужных, опускали праздные руки и пили изнеглубокой чаши этот отравленный напиток»421.И Пушкин видел в «неистовстве» французских писателей своеобразнуюформу бунтарства, при этом бунтарства не столько социального, скольколитературного: стремление к свободному литературному эксперименту. «Мы неполагаем, Ŕ пишет русский поэт, Ŕ чтобы нынешняя французская словесностьбыласледствиемсовершиласьполитическихсвояреволюция,волнений.чуждаяВсловесностифранцузскойполитическомуперевороту,ниспровергшему старинную монархию Людовика XIV.
В самое мрачное времяреволюциилитературапроизводилаприторные,сентиментальные,нравоучительные книжки. Литературные чудовища начали появляться уже впоследние времена кроткого и благочестивого Восстановления (Restauration).Начало сему явлению должно искать в самой литературе. Долгое времяпокорствовав своенравным уставам, давшим ей слишком стеснительные формы,она ударилась в крайнюю сторону и забвение всяких правил стала почитатьзаконною свободой»422.В «неистовой» литературе ведущим мотивом человеческой деятельностиявляются страсти.
Интерес к изображению аффектов свойствен и раннимлитературным опытам Флобера. Но Борель изображает мир с точки зрениясубъекта, одержимого ненавистью, «заблудившегося в отрицании»423. ПоэтШампавер обладает «врожденным презрением к человеческим обычаям ипривычкам»424. Он называет ужасное правдой жизни, желает «безмернойсвободы»425, испытывает отвращение и к «фарсу жизни», и к «нескончаемомуоднообразию самой природы»426.421Мюссе А. де. Исповедь сына века: Роман, новеллы, пьесы, стихотворения М.: Эксмо, 2007.С.
44-47.422Пушкин А. С. Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так иотечественной // Полн. собр. соч.: в 10-ти т. Т. VII. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 405.423Реизов Б. Г. Петрюс Борель // Шампавер. Безнравственные рассказы / П. Борель. Л.: Наука,1971. С. 188.424Борель П. Указ. соч. С.
6.425Там же. С. 14.426Там же. С. 156.107Флобера же в психологических новеллах интересует сознание героя,одержимого страстью. Он использует сюжетную канву судебного очерка обиблиомане и преступной женщине, но занимают его не столько события, не«ужасы» действительности, сколько мания Джакомо, одержимость Мадзы исвязанные с этим аффективные состояния. Об этом свидетельствуют названияновелл Ŕ «Страсть и добродетель», и не «Библиоман», но «Библиомания».В книге Бореля человеческая деятельность представлена как бесконечныепреступления, совершаемых под действием страстей, причем виновны все Ŕ ипреступники, и их жертвы.
Жертвой и преступницей представляет Флобергероиню новеллы «Страсть и добродетель», но его библиоман Ŕ не преступник.Рискуя жизнью, он похищает драгоценную книгу из горящего дома соперника, ноникаких других преступлений не совершает. В нем видят виновника всехнесчастий только потому, что он прослыл существом «странным и демоническим,то ли ученым, то ли колдуном», а толпе свойственно «зло приписывать чужакам, адобрые дела считать своими»427.В предшествующих «Библиомании» произведениях, Флобер уже обращалсяк описанию аффектов.
Но на этот раз он ставит перед собою более сложнуюзадачу: герой не знает покоя, динамика душевной жизни Джакомо ограниченапостоянным напряжением, даже во сне и полубессознательном состоянии онодержим кошмарами и «неотвязными видениями»428.Подчеркнуть яркость переживаний Джакомо контрастом умиротворенностии взрыва эмоций оказывается невозможно, но автор обнаруживает в проявлениимании множество оттенков и степеней, доводя ее проявления до крайнегопредела.427Flaubert G. Bibliomanie // Œuvres complètes. Vol. I: Œuvres de jeunesse. Paris: Gallimard, 2001.P.
171.428Ibid. P. 164.108Писатель словно пробует совершать те самые действия, которые позже в«Агониях» он будет приписывать Творцу: «Бог развлекается, мучая людей, чтобыузнать, до какого предела можно довести страдания»429.В этой новелле, как и в новелле «Страсть и добродетель», Флобериспользует привлекший его внимание сюжет о человеке, одержимом манией недля того, чтобы, подобно «неистовым» романтикам, выразить свое отвращение кдействительности.
Его цель Ŕ изобразить механизм страсти, ее динамику.Потому вряд ли будет справедливо видеть в его сочинениях 1836Ŕ1837годов «яркий образчик «неистового романтизма»430. Конечно, эта традицияприсутствует в новеллах 1830-х годов. Но вместе с тем в них формируетсяиндивидуальный стиль и метод писателя, и на этом пути пятнадцатилетний авторближе не Петрюсу Борелю, но психологическому методу Стендаля. Ониспользовал литературные источники с тем, чтобы в известных ситуацияхобнаружить «мотивы человеческого поведения»431.Говоря о любви героя к старинным книгам, Флобер подчеркивает, что этапатологическая страсть в основе своей имеет жажду власти.
Обладание книгамидает герою ощущение могущества, он мечтает иметь библиотеку подобнуюкоролевской библиотеке и, таким образом, самому уподобиться королю. Аредчайшая латинская Библия с греческими комментариями нужна ему для того,чтобы сокровищами превзойти самого короля и, владея книгой, показывая еесоперникам-книготорговцам и самому королю, демонстрировать эту власть.Мания обладания подчиняет себе Джакомо и на уровне эмоциональном и науровне физическом. И в книгах он любит не смысл, а «плоть», вещи, тела: «Книгуон любил за то, что она была книгой, любил в ней запах, форму, название»432.Узнав о существовании второго экземпляра драгоценной книги, Джакомоотказывается от жизни: он сознается в преступлениях, которых не совершал,429Flaubert G.
Agonies // Œuvres complètes. Vol. I: Œuvres de jeunesse. Paris: Gallimard, 2001. Р.399.430Реизов Б. Г. Творчество Флобера. С. 5.431Стендаль Ф. Трансцендентальная философия // Собр. соч.: в 15-ти т. Т. 7. М.: Правда, 1959.С. 286.432Flaubert G. Bibliomanie. Р. 174.109хладнокровно выслушивает приговор, но молит адвоката дать ему в руки этотвторой экземпляр Библии, яростно рвет его в клочья и бросает в лицо защитникусо словами: «Вы солгали, господин адвокат! Такая книга в Испании одна!»433.Библиомания Джакомо, как и маниакальная страсть Мадзы Ŕ проявление властистрастей и смерти.Новеллам психологического цикла, свойственны черты, названное ЭмилемПезаром основными характеристками «неистового» романтизма: «порыв кабсолюту, осознание невозможности достичь его, ирония как выражение этойэкзистенциальной дилеммы»434.
Бурные страсти героев психологических новеллимеют в основе своей не только жажду обладания, но и чувство эстетическое.Библиоман Джакомо равнодушен к содержанию книг, но страстно любит вних форму как воплощение Прекрасного, любит «старые едва различимые даты,готические буквы, причудливые и странные, богатую позолоту рисунков,страницы, покрытые пылью Ŕ эту пыль он вдыхал с наслаждением, каксладостный и нежный аромат». Ему нравится в них «прелестное слово finis, то вокружении двух Амуров, держащих ленту и опирающихся на фонтан, тоначертанное на надгробии или укрывшееся в корзине среди роз, апельсинов ибукетов васильков.
И эта страсть всецело поглощала Джакомо»435.Он, конечно, не художник, но движет им, как и ювелиром Кардильяком изновеллы Гофмана, эстетическое чувство, и врага своего, книготорговца Батисто,он ненавидит ненавистью художника к сопернику436.Вновелле«Страстьидобродетель»Флоберподчеркивает«полумистический» характер страсти Мадзы, как некое стремление к абсолюту.Она предчувствует, что любовь не исчерпывается физическим обладанием. В еедуше«открываетсянеутолимаяжаждалюбвибесконечной,страстибезграничной»437. Эта фраза, как заметил Ги Сань438, предвещает размышления433I Flaubert G.
Bibliomanie. Р. 174.Pezard É. l’ivresse comme rêve frénétique dans Ivre et Mort // Revue Flaubert. 2006. No. 6. URL:http://flaubert.univ-roue№fr/revue/revue6/pezard.php (accessed 18.05.2015).435Flaubert G. Bibliomanie. Р. 162.436Ibid. Р. 167.437Flaubert G. Passion et vertu. Р.
282.434110Эммы Бовари о том, что «вместо земного счастья можно узнать более высокиерадости, иную любовь, стоящую превыше всякой любви, любовь непрерывную,беспредельную, вечно растущую»439.Представления о неразрешимом противоречии конечного и бесконечногоначал Флобер обобщает в завершающей психологический цикл новелле «Ярость ибессилие». В этой иронической и трагической истории сельский врач Омлен,измученный бессонницей и принявший изрядную дозу снотворного, оказываетсязаживо погребенным. В летаргическом сне ему являются чудные грезы.
Он видитсияющий солнцем поэтический Восток. Ему снятся «белокрылые ангелы, поющиеперед Пророком строфы Корана, нежные румяные уста, с любовью обращенные кнему темные очи, смуглая или оливковая кожа восточных красавиц Ŕ тот нежныйшелк, что грезится поэтам ночами»440. Но чем прекраснее грезы, тем яростнееотчаяние обреченного героя. Его молитвы, пылкая надежда, кощунства ипроклятия оказываются бесплодными. Последняя неистовая попытка выбратьсяиз могилы приводит к тому, что земля проникает сквозь разбитую крышку гроба идушит под собою героя.Обозначив пропасть между идеалом и реальностью, Флобер подвергаетсомнению божественное милосердие.