Диссертация (1098033), страница 92
Текст из файла (страница 92)
Причем её целостный образскладывается из «не видимых» обывательскому зрению элементов. Снекоторой долей поэтической условности данное впечатление можно былобы обобщить следующим образом: даже если сознание современных,погрязших в суете «волхвов» не содержит в себе (в явном виде) идеисвященного пути в Вифлеем, то метафизическое пространство этого пути,будучи универсальной сверх-реальностью, содержит в себе, включает в себяи их самих, и их сознание, и их вседневное бытие. Ситуация, заставляющаявспомнить иконографический эффект обратной перспективы.Однословное предложение «Пустота» (19-я строка) как будто подводитлогический итог всему изображенному в первых строфах.
Однакохудожественная структура анализируемого текста (если взять его в целом)активно сопротивляется признанию за подобным «диагнозом» значенияокончательного приговора. Недаром слово «пустота» поставлено не в конецстрофы, а в начало. Более того: это слово начинает новую, тематическисамостоятельную часть стихотворения, отличающуюся от предыдущей своимдинамизмом, мажорной тональностью, внезапно «распахнувшимся» во всестороны хронотопом и тем, что стилистика здесь ощутимо переключается ввысокий регистр. Это хорошо заметно даже на уровне лексического составастроф.
Место «слякоти», «свертков», «сеток», «водки», «трески» и т.п.занимают «мысль», «свет», «чудо», «звезда», «воля благая в человеках» и т.д.Меняется и ритмико-интонационный строй. Несколько анжамбемановподряд в 5-й строфе красноречиво передают этот властный рывок за пределы462исходнойстатики,измертвящихтисковтогоквазидвижения(напоминающего бег на месте), которое доминировало в первой части.Знаменательно, что сразу же вслед за констатаций «пустоты» идетпротивительный союз «но» («Но при мысли о ней // видишь вдруг как бысвет ниоткуда»). В такой композиционной позиции пустота и впрямь нестрашна, потому что не окончательна, потому что мир тоже творился Богомиз ничего.
Антитезисом пустоты, ответом на неё у Бродского становится«свет ниоткуда». «То и празднуем нынче везде, что Его приближенье…»(строки 25-26) – формула, куда более емко и глубоко обобщающая сутьпредыдущей (первой) части стихотворения, нежели «горестный» зачин 4-йстрофы. (Местоимение «Его» здесь можно понять как относящеесяодновременно и к Рождеству и ко Христу).
Вот он – сокровенный, не доконца осознаваемый самими празднующими смысл всех приготовлений иволнений. Примечательно, что начиная с 4-й строфы грамматическаякатегория 3-го лица («люд», «разносчики… даров», «прыгают» и т.д.) малопомалу вытесняется множественным числом 1-го («празднуем», «не знаемпримет»). «Они» сливается с «мы».
Активную роль начинают игратьобобщенно-личные конструкции («ощущаешь», «смотришь», «видишь»), какбы объединяющие персонажей, автора и читателя в общий тесный кругтайныхсоратниковисобратьев.Мотивдуховнойсолидарности(«литургичности») усиливается формулой «…празднуем… сдвигая // всестолы». Фраза «…воля благая // в человеках видна издали» (строки 28-29) –почтидословнаяцитатаизрождественскогопеснопенияангелов,возвестивших пастухам о рождении Иисуса («Слава в вышних Богу, и наземли мир, в человецех благоволение» - Лк. 2; 14). Разожженные пастухами«костры» (30-я строка) выглядят в этом контексте как сигнальные огни,обращенные к горним силам.
Образ пастухов знаменует выход темы запределы городского хронотопа и художественно мотивирует введениебуколически окрашенных реалий («трубы кровель») и «крестьянской»463лексики («бабы», «ребята»). Между тем попутно вводится апокалипсическиймотив: «трубы кровель» – «…не дымят, но трубят» (мирный дым домашнегоочага уступает место трубам Архангелов). «Земля» и «Небо», прошлое,настоящее и грядущее как будто устремляются навстречу друг другу.Символика Рождества причудливо сплетается с символикой Второгопришествия Христа и Страшного Суда. При этом контрапунктом кторжественности и величию происходящего выступает отчетливая нотаострой тревоги, почти жути: «Кто грядет – никому непонятно: // мы не знаемпримет, и сердца могут вдруг не признать пришлеца».В какой-то момент кажется, что драматический накал «мажорной» частистихотворения лишь усиливает ощущение растерянности, беззащитностиперед лицом непостижимого и всемогущего рока.
И вот тут-то на сюжетную«авансцену» выходит последняя строфа стихотворения, которую с полнымправом можно считать третьей, заключительной частью всей поэтическойкомпозиции (отметим, что она тоже начинается с союза «но» и служитсвоеобразным художественно-смысловым синтезом двух предшествующихфрагментов). В ней преодолевается разом и томительная безысходностьпервой части, и пугающая катастрофичность второй.
«Фигура в платке»,вырастающая среди ночной мглы, – предельно емкий образ. Контекст строфыпозволяет одновременно увидеть в нем и мать, и жену, и возлюбленную, иПресвятую Деву («Ту, над Которою нимб золотой»), и универсальныйсимвол вечной женственности. Обобщенно-личная форма сказуемых(«ощущаешь», «смотришь») заставляет в данном случае говорить не обинтимно-личных переживаниях лирического субъекта (характерно, что встихотворении отсутствует индивидуализированный образ лирическогогероя), а о воссоздании всеобщего, как бы единого для всех, архетипическогостроячувств.Этоопятьжесвидетельствуетоконвергентной464(солидаристской) ориентации авторского дискурса842, не превращающейся,однако, в попятное движение к до-модернистскому модусу сознания с егоимперативом априорной «соборности».
Это новая, неклассическая, искомая ипарадоксальная солидарность – после всех разделений и войн, после «концавремен».К тому же, перед нами не простой переход от «земного» к«мистическому». «Фигура в платке» предстает не на сакрализованномпьедестале, не на фоне небес и не в иконописном ракурсе, а «на дверномсквозняке», то есть среди преходящего и бренного, в гуще житейского, впереходном,«пограничном»пространстве,гдесловнопересекаютсягоризонталь бытовой повседневности и вертикаль бытийного восхождения квечному. Так сходятся в одной точке модернистская индуктивность(экзистенциальность)виденияиподлиннотрадиционалистскаяустремленность к абсолютным и незыблемым константам мироздания.Существеннотакжеито,чтовзгляд«собирательногосубъекта»стихотворения (всечеловека) не останавливается на «фигуре в платке» как наокончательной и предельной «инстанции» духовного поиска, а поднимаетсяввысь, «в небо». В результате образ Женщины (жены, матери, Девы,Богородицы)незамыкаетперспективу,асоединяетЧеловекасбесконечностью.
Изображенная встреча оказывается не завершениемтрудного пути к «свету», а скорее началом, рождением иного –метафизического, логоцентричного и центростремительного – ощущениябытия. И наконец, выбор формы именительного падежа для последнего словастихотворения («…и видишь – звезда» вместо грамматически стандартного«и видишь звезду») напоследок еще раз возвращает нас к мысли обиконографическом принципе «обратной перспективы».
Существительное«звезда» предстает не как обозначение пространственно и семантически842В. Тюпа рассматривает неотрадиционализм в литературе XX века как «конвергентную дискурснуюформацию» и как художественное воплощение «конвергентного сознания», ориентированного на «диалогсогласия» (концепт М. Бахтина) и идеалы культурной солидарности [ 9, с. 124; 8, с. 103].465ограниченногопредмета(локального«объекта»созерцания),акаксамостоятельная предикативная единица; как символическое указание насокровеннуюинепостижимуювысшуюреальность,первичнуюпоотношению к индивидуальному видению, а не производную от неё.Реальность, имплицитно вмещающую в себя все священные смыслы, прямо икосвенно (аллюзивно) затронутые в лирическом сюжете.Параграф 2.
2. 2. Пространство смысла в «Невидимых» БахытаКенжееваТворчество Бахыта Кенжеева – несмотря на то, что это имя вот уже почтитри десятилетия привлекает к себе заинтересованное внимание чуткихзнатоков и ценителей поэзии, – до сих почти не изучалось.843На начальной стадии исследования любого корпуса текстов очень важнопопытаться нащупать некую исходную парадигму, отталкиваясь от которойможно было бы постепенно продвигаться к постижению более сложныхструктурных связей и отдельных, частных аспектов написанного. Одной изтаких,самыхисследователяобщихявляется,ипредварительных,какправило,«системкоординат»сюжетно-тематическийдлясоставтворческого наследия. С этой точки зрения лирика Б.
Кенжеева представляетнам обильный и разноплановый материал. И, что особенно важно, очень843Вот перечень посвященных Б. Кенжееву русскоязычных публикаций, среди которых лишь некоторыеявляются собственно литературоведческими исследованиями: Бек Т. «И был бутоном каждый атом…» //Новый мир, 1997, №12; Кулумбетова А.Е. Время в художественной системе поэзии Бахыта Кенжеева //Наука и образование ЮК. 1998. № 5 (12). С. 134-138; Кенжеев Б.
Из семи книг: Стихотворения. [Послесл. С.Аверинцева]. М.: Независимая газета. 2000; Касымов А. Гадание по огню в антракте и во времяфилософского семинара // «Знамя», № 11, 2000; Рылов В. Система стихотворения Б. Кенжеева «Если ивправду молчание – свет…» // Системный анализ художественного произведения: Науч.-метод. сб.
Алматы,2002. С. 141-144; Стрельникова Н. Кенжеев Бахыт. Невидимые. Стихи. М., 2004 [Рецензия] // Новоелитературное обозрение. 2005. № 73; Лебедушкина О. Поэт как Теодор. Бахыт Кенжеев: попытка портретана фоне осени // Дружба народов. 2007. № 11; Касымов А. Критика и немного нежно. М.: Новое время.2007. С.82-89; Бельская Л. Л. «Повторяю за Пушкиным вслед..." [Пушкинское в творчестве Н. Горбаневской иБ.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
