Диссертация (958483), страница 34
Текст из файла (страница 34)
И рече дружине своей: "потягнемъ, о дружино, яко не хощетъ Богь силе констей, ни благоволитъ же въ властехъ мужескыхь; но спасаетъ уповающая на нь". Проняне жеукрепльшеся помощию Божиею, крепци възрадовашася кь брани, и беша вси якоедино сердца имуща» [18, с. 460]. Интересен мотив обращения к небесам, распространенный в древнерусской литературе. В сюжетной организации фрагмента онсвязан с самым напряженным моментом повествования, концентрирующим в себевесь драматизм ситуации.
Неслучайно книжник придает динамизм речи князя,насыщая ее глаголами: «виждь», «призри», «разсуди» и тому подобное. Сюжетнаяинтрига сосредоточена уже в призыве к дружине, надеющейся вместе с князем наБожью милость и спасение. В речи Ивана Владимировича Пронского вновь преобладают глаголы, причем расположены они в особом порядке – по степени проявления могущества Божьей силы: «не хощеть», «ни благоволить», но «спасаеть».Экспрессия рывка воинов в решающий бой передается эпитетом «крепци възрадовашася къ брани», что подчеркивает энтузиазм воинов («укрепльшеся помощию Божиею»). Обращает на себя внимание потрясающее по выразительности160сравнение «яко едино сердца имуща» – по стилистике оно близко житийным жанрам, в летописных текстах такие сравнения достаточно редки.
Поэтические особенности фрагмента, острота и драматизм повествования позволяют предположить, что один из книжников – создателей летописей мог быть и автором другихтекстов, возможно, житийного характера.Плач как малый жанр в рязанском тексте представлен гораздо шире(в разных летописях их насчитывается не меньше восьми). Большей частью плачисосредоточены в Никоновском своде, и интересно, что произносят их, проявляянаивысшую степень эмоциональных переживаний, не только рязанцы, но и ихпротивники, что является проявлением нетрадиционных черт русского воинскогоповествования. Так, в 6874 (1365) году после разорения татарского войска рязанским, пронским и козельским князьями под Шишевским лесом, предводительпроигравших, по мнению летописца, плачет: «Гордый Ординьский князь Тагай,иже Наручадской стране дръжатель, во страсе и в трепете мнозе быв и недоумевся, что сътворити, видя всех своих Татар избиеных, и тако рыдаа и плача и лицеодираа от многиа скорби, и едва в мале дружине убежа» [9, т.
XI, с. 6]. Книжникописывает смятение Тагая, используя ряды однородных членов, в которых преобладают глаголы, причем глагола «плача» автору летописного известия недостаточно, он дополняет его более яркими метафорами «тако рыдаа и лице одираа отмногиа скорби». Обращаясь к вражескому плачу в форме упоминания, автор подчеркивает беспомощность татар и величие рязанцев и их союзников, одержавшихпобеду с Божьей помощью. Приводится и сам текст плача на сей раз от лица ханаМамая после проигранной с большими потерями битвы на реке Воже и наканунепугающей татар битвы на Куликовом поле: «Гнѣвашежеся и на великого князяДмитрия Ивановича и на брата его, иже изъ двоюродныхъ, на князя ВолодимераАндрѣевича и на князя Данила Пронскаго, что избиша друговъ его, и любовниковъ его, и князей его, и алпаутовъ его в Рязанской землѣ на рѣцѣ на Вожѣ; и осемъ скорбяше зело, и лице свое одирааше, и ризы своя разтерзаше, и глаголаше:"увы мнѣ, увы мнѣ! что сътворили Русстiи князи надо мною? Како мя срамотѣ и161студу предали? како мя поношенiе и поруганiе и смѣхъ сътворили всѣмъ? Какомогу избыти сего поношенiя и безчестiа?" И много о семъ сѣтуяше, и скорбяше, иплакаше, и недоумѣашеся, что сътворити» [9, т.
XI, с. 46]. Летописец вновь приводит цепочки синонимичных глаголов, однако в данном случае они длиннеепредыдущих и разделены непосредственно текстом эмоционально насыщенногоплача. Экспрессия фрагмента подчеркивается анафорой и риторическими вопросами. В данном повествовании плач выполняет символическую функцию, предсказывая скорое поражение монголо-татар в Куликовском сражении и поражениев вековом противостоянии с русскими князьями.На страницах Никоновской летописи упоминается и плач Юрия Смоленского – союзника рязанского князя Олега Ивановича.
Он обратился к рязанскомуправителю с просьбой помочь вернуть свой престол, подкрепив ее «<…> великимъ рыданiемъ и плачемъ, и слезы проливая якоже источници» [9, т. XI, с. 184].Книжник добавляет эпитет «великимъ» и усиливает выразительность метафорой,подчеркивая безвыходное положение и сердечность просьбы смоленского князя,которая была услышана.Плачи рязанцев передаются в различных формах.
Так, в летописной воинской повести информативного типа под 6680 (1172) годом в описании объединенного похода владимирцев и рязанцев на Болгар книжник обращает внимание насложные погодные условия и тяготы, связанные с неудачным временем года, повлекшие плач, облеченный в форму упоминания: «<…> и бысть имъ путь нуженъзѣло, понеже неугодно есть зимѣ воевати Болгаровъ Волжскiхъ и Камскiхъ; неразумнiи бо сiе сотвориша и себѣ скорбь наведоша, мнози бо плакаху зѣло идуще, иидуще не идяху» [9, т. IX, с.
247]. Книжник укоряет князей, отправивших войскона верную погибель, дополняя повествование метафорами и эпитетами: «уставъбяше», «великiа нужи», «отъ нужи зимныя охудѣша». Несмотря на трудности,русское войско одержало победу с Божьей помощью, преследовавшие болгарыотстали, что летописец назвал чудом: «<…> но Господь Богъ и пречистая его Мати возврати поганыхъ вспять, яко неизреченно чюдо показа, оковидно бо заступи,162и изо устъ отъ поганыхъ исторже» [9, т.
IX, с. 247]. Исстрадавшиеся воины достойны, по его мнению, заслуженной победы и скорейшего возвращения в родныеземли.Пространные плачи рязанских князей дважды встречаются во фрагментах,посвященных трагической жизни Рязанского княжества. В летописной воинскойповести событийного типа от 6716 (1208) года о междоусобице рязанских князей,неоднократно упоминаемой нами, преданный своими братьями и дядямиклеветниками, пронский князь Кир Михаил: «<…> и сiа слышавъ оскорбися зѣло,и возопи гласомъ велiемъ, глаголя сице: "о лютѣ намъ безумнымъ! Погубихомъземлю свою и родъ свой; како сѣмъ окаянным клеветникомъ не съжалишася дядиихъ; како отверзошася лукавая ихъ уста, како не прiиде на нихъ казнь Божiа, якоже на Каина и якоже на Святополка? У, лютѣ намъ! свои отъ своихъ погибоша"»[9, т. X, с.
56]. Фрагмент интересен употреблением синтаксических параллелизмов, редко встречающихся в рязанском тексте, наличием многочисленных эпитетов обличительного характера, ретроспективной исторической аналогией и дидактической направленностью. Уникальность заключается в обвинении рязанским князем самого себя и своих родственников, подобных фактов больше нет врязанском тексте. Эмоциональность создается за счет междометий, выполняющихкомпозиционнуюроль,повторениявосклицания«лютѣнамъ».Такжес самоуничижительным плачем обращается к себе рязанский князь Олег Иванович, предавший, согласно летописям московской редакции, Дмитрия Донского изаключивший союз с Ягайло и Мамаем накануне Куликовской битвы: «<…> начаблюстися и плакати, глаголя: "горѣ мнѣ грѣшному отступнику вѣры Христовы!како поползохся? что видѣхъ? Къ безбожному царю приступихъ!"» [9, т. X, с.
66].Эпитеты, которыми награждает себя рязанский князь, распространены во многихлетописях, однако звучат они в адрес главы княжества из уст книжников, а не изего собственных. Эмоциональность вновь создается за счет цепочек синонимичных глаголов, риторических восклицаний и вопросов.163Те же художественные средства насыщают плач в статьях Новгородской Iстаршего и младшего изводов и Тверской летописях по погибшим правителям ижителям Рязанской земли в 1237 году: «И кто, братие, отъ насъ не поплачется осемъ, кто насъ осталъ живыхъ, како они горкую и нужную смерть подъяша? Да имы, то видевши, устрашилися быхомъ и плакалися греховъ своихъ, день и нощь,съ въздыханиемь; мы же творимъ съпротивное, пекущеся о имении и о ненавистибратни» [15, с.
386]. Финальная часть плача содержит нравоучение, обращенное ккнязьям, погружающим свою землю в междоусобные войны. С дидактическойточки зрения фрагмент близок летописной статье об убиении Романа ОльговичаРязанского, которая также содержит описание чудесного знамения, данногов устойчивых житийных выражениях: «<…> И мнози отъ Руси въ ту нощь видешаотъ небеси огневь облакъ до земли на месте томъ, яко свеща, синя, зелены,желтвы, багряны, и зваху позоровать поганыхъ» [15, с.
409]. «Знамение – жанр,повествующий о необычных явлениях природы, связанных с проявлением божественной воли и предвещающих некие события» [179, с. 198]. Данное знамениеотносим к небесным, поскольку оно связано с природой и служит добрым предзнаменованием, к тому же книжник сопровождает его призывом к борьбес иноверцами. Оно традиционно трехчастно, содержит указание на время, место,описание явления, толкованием служит призыв к борьбе. «Сами древнерусскиекнижники истолковывали огненный столп как явление ангела <…> Огонь свидетельствует также и о божественном присутствии, в частности об угодности приносимой Господу жертвы <…> Огненный столп также, безусловно, символизирует отходящую к Господу душу» [151, с.
29]. Подобные примеры можно найти в«Сказании о Борисе и Глебе», «Житии Феодосия Печерского», «Повести о Михаиле Тверском». Подобное знамение характерно для эпизодов, описывающих гибель мучеников за веру и страстотерпцев.Таким образом, немногочисленные случаи использования книжникамив рязанском тексте малых лирических и символических жанров свидетельствуюто его упрочившейся художественности, усилении идейных функций повествова-164ния. Лирические жанры помогают раскрыть образы персонажей, показать беспомощность врага, возвеличить правителя своего княжества, иногда упрекнуть в неблагочестивой жизни или призвать к воссоединению земель и княжеских родов.Появление плачей в рязанском тексте, преимущественно на страницах Никоновской летописи, указывает на эмоционально-экспрессивный стиль, характернымичертами которого являются нравоучения, дидактические обращения, пространныесинтаксические конструкции, различные художественные средства (эпитеты, метафоры, сравнения).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
