Диссертация (958483), страница 30
Текст из файла (страница 30)
85]. В том случае, если татары проигрываютсражение, они покидают поле боя с позором «и тако рыдаа и плача и лице одирааот многиа скорби, и едва в мале дружине убежа» [9, т. XI, с. 6]. Не менее беспощадными являются литовцы: «<…> не можаху терпети насильства отъ поганыхъЛяховъ» [16, с. 215]. Указывая на их захватнические действия по отношению к рязанцам, книжник использует редкие в тексте характерную для воинского повест-141вования метафору «кровь пролиаша аки воду» и гиперболу «людей улицами сажаа секл», что свидетельствует о бесчеловечности литовцев.Итак, образы внешних врагов, безусловно, отрицательны, особо отмеченысуровые владимирцы; поступки же москвичей и жителей других соседствующихкняжеств, описанные в рязанских фрагментах, книжники считают справедливыми, не осуждают их, даже несмотря на их строгость и коварство по отношению кРязани. При создании образов внешних противников используются различныехудожественные средства с целью изобразить жестоких, не знающих пощады«безбожных» неприятелей.В пространстве рязанского летописного текста выстраивается четко определенная и иерархически выстроенная образная система.
Поступки рязанских правителей и воевод получают как положительную, так и отрицательную оценкукнижников в зависимости от поведения героев и принадлежности летописца томуили иному княжеству. Следует отметить, что анализ рязанского текста привел квыводу об отрицательном образе рязанцев, сложившемся на основе фрагментов,рассказывающих о жителях Рязанского княжества разных сословных уровней.
Вкачестве самых распространенных выделяются следующие эпитеты: «окаянные»,«безбожные», «лживые», «поганые», «гордые», «высокоумные», - набор которыхсвидетельствует о проявлении «уничижительного стиля» в сводах XV–XVI вековпромосковского направления, склонных к тенденциозности изображения историиразных княжеств. Вместе с тем нередки примеры «скрытой похвалы» рязанцампосредством расстановки акцентов на уважительных эпитетах князей, указывающих на сложившийся сложный и противоречивый рязанский характер, меняющийся в зависимости от принадлежности книжника определенной местности иего политических интересов.На протяжении ряда столетий книжники отмечали в рязанских правителях ибоярах противоречивые черты: с одной стороны, вероломство, жестокость, властолюбие, а с другой – храбрость, мудрость, справедливость и христианское смирение.
Образы князей представляют все разнообразие правителей с их положи-142тельными и отрицательными чертами: от страстотерпцев за веру до беспринципных стяжателей, от героических защитников княжества до коварных предателейсвоей земли. Особо выделяется трагический образ рязанского тысяцкого, воссозданный на фоне многочисленных средневековых кровавых распрей. Указания наобразы духовных особ кратки, епископы и митрополиты лишь упоминаютсяв рязанском тексте, никак не характеризуемые книжниками. Образы врагов, особенно иноверцев, впечатляют жестокостью, раскрывающейся в выразительныхописаниях.Жанровые формы повествования выбирались летописцами в соответствии с«масштабностью» произошедшего и уровню осведомленности повествователя:факт рождения или гибели князя облекался в краткую погодную запись, а битвы,сыгравшие серьезную роль в истории княжества, – в пространную летописнуюповесть.
Проявляются на страницах общерусских и местных летописей и чертырязанского характера. Неоднозначность поступков, объясняемых упрямством,гордостью, независимостью, самостоятельностью, чувством долга перед народоми княжеством нередко отмечаются в рязанском тексте как черты, которые могутхарактеризовать человека любого сословия, благодаря чему в тексте рождаютсяживые и яркие характерные образы жителей рязанской земли.3.3. Индивидуализация образов рязанских князей (св. мученика Романа Ольговича, Глеба Ростиславовича и Олега Ивановича)Особое внимание летописцы уделяют немногим рязанским правителям, индивидуализируя их облик, ими созданы идеальный образ князя-мученика РоманаОльговича (ум.
в 1270 году) и противоречивые образы Глеба Ростиславовича (ум.в 1178 году) и Олега Ивановича (1337–1402).Образ Романа Рязанского, канонизированного Русской православной церковью как князя-мученика – страстотерпца за веру, воссоздан в рязанских летописях. Основным приемом в изображении князя Романа является идеализация, кото-143рая сближает его с персонажами средневековых житий-мартирий. В летописях,датируемых XV–XVI веками, в записи под 1270 годом размещена краткая повестьо мученической гибели Романа Рязанского, единственного сына Олега Ингваревича Красного, в 1258–1270 годах правившего Рязанью. В летописном тексте повествуется о том, как князь пытался по возможности облегчить жизнь своих подданных под игом монголо-татар, однако некий баскак, удерживаемый Романом отбезжалостного насилия при сборе дани, донес об этом внуку Батыя – хану МенгуТемиру (ум.
в 1282 году), в 1266–1282 годах бывшему правителем Золотой Орды.Баскак обвинил Романа Рязанского в том, что тот не хотел стать мусульманином иподвергал осуждению татарского правителя-иноверца: «яко хулит тя великого царя и ругается вере твоей» [9, т. X, с. 149]. Князь был вызван Менгу-Темиром вОрду, где и был поставлен перед выбором — либо смерть мученика, либо обращение в мусульманство. Рязанский князь покоряется воле Бога, тем самым повинуется власти неприятеля, однако не изменяет православной вере. Из-за полныхсмирения слов русского воина хан разгневался и отослал правителя Рязани в темницу, а после подверг пыткам, за которыми последовала мученическая смерть.
Заэтот подвиг истинного христианина, произошедший 19 июля 1270 года, русскаяправославная церковь канонизировала Романа и почитает его память. Отцу князяРомана, Олегу Ингваревичу Красному, «Повесть о разорении Рязани Батыем» неверно приписывала гибель от хана Батыя в Золотой Орде. Однако имеются сведения, что Олег Ингваревич вернулся из заточения «на свою отчину» в 1252 году, аскончался в 1258 году. Вероятно, книжник перепутал вышеуказанных князей, решив, что именно Олег Ингваревич умер за веру первым [6, с.
144, 477].В Никоновской летописи прочитывается подробное описание смерти Романа Рязанского, которое имеет сходство с византийскими мартириями. Обращениелетописи к этой жанровой форме может быть вызвано желанием книжника создать мученический образ князя в трагическом повествовании о нем (подобныесочинения о смерти в Золотой Орде князя-мученика за христианскую веру: «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Фёдора» и144«Житие Михаила Ярославича Тверского»).
Помимо этого, известно, что составители Никоновского свода традиционный летописный текст охотно дополнялипроизведениями иных жанров, в частности, агиографическими текстами (особыередакции житий Александра Невского, Михаила Черниговского, митрополитовПетра и Алексия, Сергия Радонежского – тому свидетельство).Следовательно, фргамент, посвященный Роману Рязанскому и выполненный как житийный, полностью отвечает и характеру летописного сборника, иособенностям агиографической литературы тех лет.
«Близость текста к житиюмартирию обусловливает наличие христианской символики, многочисленные цитаты из Евангелия, монологи героя-мученика, оформленные в прямую речь, детальное описание мученической смерти святых князей» [52, с. 83]. Слог произведения сродни житийному стилю, в тексте наличествует «образ, блистающий всеми возможными христианскими, даже специально монашескими добродетелями»[106, с. 83], характеристика героя эмоционально-торжественными эпитетами, выделяющими его как примерного христианина. Насыщенность текста глагольнымиформами создает ощущение постоянного действия, картина, окружающая героя,оживает: «Он же напусти на него Татар; они же начяша нудити его к вере их. Онже глагола к ним» [9, т.
X, с. 149]. Несогласие князя обратиться в мусульманскуюверу летописец передает при помощи прямой речи: «Он же глагола к ним: "Не достоить православным христианом оставя веру свою православную и приимати веру бесерменскую поганую"; <…> он же глаголаше: "христианин есмь, и воистинну христианскаа вера свята есть, и ваша Татарскаа вера погана есть"» [9, т. X,с. 150].
В этих двух случаях авторская и прямая речь созданы по единой схеме: А(местоимение в 3-м лице + частица «же» + глагол в прошедшем времени): «П».Данное наблюдение может указывать на то, что произошедшее воссоздано «погорячим следам», повествование публицистично и, по возможности, детально, нобез особых стилистических украшений.Традиционным компонентом жития-мартирия является мотив принятыхстрастей за отказ предать христианство.
В летописной повести о гибели Романа145Ольговича описание физических мучений за отказ принять мусульманство составляет ее основную часть. Обращают на себя внимание авторская осведомленность или подробность источника, который использовался в летописи, особаяэкспрессия, которую вкладывает автор в рассказ о событиях, впечатливших егосамого – «те же чувства, переживания и эмоции, которые книжник, в силу их неординарности, переживает, он пытается донести и до читателей» [52, с.
83]. Здесьже и характерное для мартирия указание на факт усекновения главы святого: «Ияко остася труп един, они же одраша кожу от главы его и копие взоткнуша» [9,т. X, с. 150].Таким образом, летописная повесть о мученической гибели князя РоманаОльговича Рязанского во многом следует за традициями жития-мартирия: отказпринять новую веру, мотив страданий неотрекшегося святого, который продолжает славить Христа, усекновение главы героя и т.п.