Диссертация (958483), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Книжник не уточнил, кого именно казнил московский князь,вероятно, бояр или других знатных лиц, имеющих влияние на народное мнение.В их число мог попасть и тысяцкий. Однако Кадом, где он погиб, далеко не центрРязанского княжества, по некоторым источникам, в начале XIII века он даже невходил в рязанские пределы, а принадлежал Мурому. Таким образом, детали известия, проливающие свет на произошедшее, в летописях не сохранились, потомунельзя однозначно утверждать, какой смертью погиб рязанский тысяцкий.Д.И. Иловайский предположил, что «такое убийство тысяцких может намекать на какое-нибудь более общее явление, нежели просто личная вражда» [72,с.
80]. Действительно, при обособлении Рязанского княжества становится очевидным усиление борьбы между княжеской властью и земскими и военными начальниками; возможно, тысяцкие пали жертвой этого противостояния. Трагическийобраз тысяцкого чаще создается в погодных записях, а также в пространных статьях о междоусобицах и распрях, вероятнее всего, в тех случаях, когда книжникпытался прояснить причины произошедшего.Собирательный образ княжеского дружинника или горожанина складывается из немногочисленных упоминаний рязанского текста.
В уже рассматриваемойповести о кровавом происшествии в Исадах, говорится, что «боляръ и слугъ убитобезъ числа» [9, т. X, с. 78]. В распространенной погодной записи о заложенииОльгова монастыря (от 1220 года) указывается, что с тремя князьями присутствовали триста бояр и шестьсот простых мужей. В рязанском тексте нередки указания на неукротимую отвагу дружинников, их преданность своим князьям, готовность быть полоненными или умереть вместе с правителем.
В летописной воинской повести событийного типа о битве на реке Колокше (1177 года) между Глебом Рязанским и владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо среди пленников упоминаются дружинники: воевода Яков Деденков, Ольстин и Дедил.Д.И. Иловайский справедливо обращает внимание на имя «Ольстин», имеющеескандинавское происхождение: «Нет сомнения, что варварский элемент был в ря-137занской дружине сильнее, нежели в других княжествах по близкому соседству скочевниками» [72, с.
157]. Пространные списки погибших дружинников, в томчисле рязанцев, имеются в летописной повести о Вожском сражении, о Куликовской битве.Ключевой чертой собирательного образа средневекового рязанца являетсясамостоятельность. Вероятнее всего, существовало рязанское вече, поскольку Рязань в своем развитии повторяла путь других русских городов эпохи средневековья, где вече функционировало [168, с. 63]. Так, в летописной воинской повестисобытийного типа от 1177 года временно оставшись без князя, «здумавша», горожане принимают условия Всеволода и сами приводят ему беглого князя Ярополка, чтобы их город не подвергся разграблению.
М.В. Кривошеев считает, что подглаголом «здумавша» книжник подразумевал вече [212, с. 119]. Кроме того, посовещавшись, храбрые и ищущие справедливости рязанцы, чтобы помочь своемуправителю, обещали найти Ярополка – зачинщика сражения и привести владимирскому князю, что и исполнили, сдержав слово. А.Г. Кузьмин справедливоутверждал, что рассказ 1174–1176 годов в Никоновской летописи подвергся обработке и переделкам того же автора, которому принадлежали и многие другие тексты с прорязанской окраской [87, с. 112].
Подобное самостоятельное поведениеотмечается и на страницах летописей с датировкой 1208 года: «<…> Рязанцыостатокъ князей своихъ прислаша въ Володимерь» [9, т. X, с. 58]. Горожане единыво мнении с князем и боярами: «Еще же совѣщашася Рязанци со княземъГлѣбомъ Володимеричем и зъ братомъ его со княземъ Изяславомъ Володимеричемъ» [9, т.
X, с. 59].В летописях XV–XVI веков жители рязанской земли, как правило, награждаются далеко не лестными характеристиками. Так, в 1372 году произошла известная в истории битва при Скорнищеве, проигранная рязанскими полкамимосквичам. Книжник Никоновской летописи поражается неуместному высокомерию и странному вооружению рязанцев: «Рязанци же люди сурови, свирепы, высокоумни, горди, чаятелни, вознесшеся умом и возгордевшеся величаниемь, и по-138мыслиша в высокоумии своемь палоумныя и безумныа людища, аки чюдища иреша друг к другу: "не емлите с собою доспехов, ни щитов, ни копеи, ни сабель,ни стрел, но токмо емлите с собою взени едины, и ремение и ужища, имиженачнете вязати Москвичь, понеже суть слаби и страшливы и некрепки"» [9, т. XI,с.
16]. Дело в том, что Олег Рязанский последовал совету своего боярина Салахмира (татарский вельможа, муж сестры князя Анастасии, принявший православие, крещенный под именем Иван Мирославич), и применил арканы в массовом масштабе, что оказалось совершенно неэффективно в действиях пехоты и вызвало недоумение и насмешки московских летописцев. В рассматриваемом летописном известии Никоновской летописи следует обратить внимание на отношение автора к историческим героям. Помимо гордости и суровости рязанцев (совсем не христианских добродетелей) рассказчик отмечает их беспомощность:«Рязанци убо махающеся взенми и ремением и ужищи, и ничтоже успеша, но падоша мертвыя, якы снопы, и, акы свиньи, заклани быша» [9, т.
XI, с. 16]. Неслучайно сравнение рязанских воинов со свиньями – грязными животными, обычноприносящимися в жертву, таким образом «списатель» подчеркнул свое отношение к рязанцам.Вместе с тем, нужно признать, что немало в летописях и положительныхпримеров рязанского характера. В «Записках о московитских делах» австрийскогодипломата Сигизмунда Герберштейна, посетившего рязанскую землю в серединеXVI века, создан выразительный образ жителей рязанских земель, о них автор отзывается достаточно лестно, говоря, что «народ там в высшей степени смелый ивоинственный». Храбрость и предприимчивость рязанцев подтверждает и пространная погодная запись 6968 (1460) года Никоновской летописи об осаде Переяславля Рязанского ханом Золотой Орды Ахматом: «Того же лѣта безбожныйцарь Ахмутъ Болшiа Орды приходилъ съ всею силою подъ Переславль Рязанскойи стоялъ подъ нимъ 6 дней, в постъ Успенiа пресвятыа Богородици; многу же язвупрiаша вои его отъ гражанъ, избiени быша мнози и уязвлени.
И ничтоже успѣвъграду тому, съ срамомъ отступи отъ него и отъиде въ Поле» [9, т. XII, с. 113]. Ис-139торики уточняют, что «один из ханских мурз (военачальников) помогал рязанцам,по-видимому, будучи подкупленным» [72, с. 257]. Привлекают внимание тон иманера повествования летописца: он не говорит о храбрости и воинственностижителей осажденного города, но отмечает боевые увечья и воинские неудачи татар. Неслучайно уточняется дата (Успенский пост), книжник подразумевает Божью помощь рязанским дружинникам.Образы духовных особ в рязанском летописном тексте ничем не примечательны, отмечаем указания на митрополитов (два летописных известия) и епископов (двадцать летописных известий).
Многочисленны статьи о назначении тогоили иного епископа в Рязанскую епархию («Того же лѣта поставленъ Рязани епископъ Симеонъ; был у митрополита Геронтiа духовникъ» [9, т. XII, с. 212–213];«Того же лѣта мѣсяца Августа въ 15 день, на Успенiе пречистыа Богородицы, въВолодимерѣ Пиминъ митрополитъ Московьскiй постави Феогнаста епископа наРязань, а ту сущу и великому князю Дмитрею Ивановичю» [9, т. XI, с. 93]), об ихпреставлении («Тоя же зимы преставися епископъ Рязанскiй Еуфросимъ Звенецъ»[9, т. XII, с. 114]; «Того же лѣта преставися Василей, епископъ Рязанскiй» [9, т.
X,с. 170]), об участии в различных посольствах (например, епископ Еремей Гречинучаствовал в посольстве митрополита Пимена в 1389 году в Царьград, о котором вжанре летописной воинской повести информативного типа рассказывает Никоновская летопись с указанием многих рязанских реалий [153], и др.). Доминирующая часть упоминаний дается в рамках кратких погодных записей и носит констатирующий характер.Завершают образную систему рязанского летописного текста образы врагов,которые представлены жителями противоборствующих княжеств, преимущественно владимирцами и москвичами, а также внешними захватчиками (половцами, татарами, литовцами).
В отличие от московских книжников, повествующихо междоусобных войнах Москвы и Рязани и не скупящихся на негативные характеристики рязанцев, «списатели» других княжеств весьма сдержанно отзываютсяо своих противниках. Так, в неоднократно упоминаемой статье от 1177 года о140битве на реке Колокше, проигранной рязанцами и их союзниками – ростовцами исуздальцами – владимирцам возникает образ жестоких жителей города Владимира. Их не устраивает отношение князя Всеволода Большое Гнездо к пленникам,они желают скорой расправы с ними «<…> любо казни ихъ, любо послепи ихъ,али даи ихъ намъ» [16, с. 43].Повествования о последствиях междоусобных войн зачастую не отличаютсяот статей о татарских набегах. Таков, к примеру, итог нападения владимирцев наРязань: «<…> взяша села вся и полонъ многъ, <…> а землю пусту сътворьше ипожгоша всю» [16, с.
53]; вот следствие татарского набега: «<…> всю Рязаньскуюземлю огнемъ пожже, и люди посече, а полонъ поведе въ орду множество безчисленое» [16, с. 192]. Тем не менее «безбожные», «поганые» татары предстают настраницах рязанского текста абсолютным злом, не знающим пощады, о чем свидетельствуют описания убийства Романа Ольговича Рязанского в Орде: «<…> заткаша уста его убрусом и начаша его резати по съставом и метати разно, и якоостася трупъ единъ, они же одраша кожу отъ главы его и на копие взоткнуша главу его <…>» [16, с.
110]. Впечатляет конкретность и детальность историческогоописания захвата татарами Рязани в 1237 году: «Татарове же взяша градъ ихъ Рязань того же месяца 21 и пожгоша весь, а князя великаго Юрья убиша и княгинюего, и иныхъ князеи побиша, а мужии ихъ и женъ и детеи, и чернца и черница, иереа, овыхъ разсекаху мечи, а другыхъ стрелами състреляху и въ огнь вметаху, аиныа имающе вязаху и груди възрезываху и жолчь вымаху, а иныхъ кожи одираху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху, и поругание же черницамъ и попадиамъ,великимъ же княгинямъ, и болярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ предъматерьми и сестрами творяху» [16, с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
