Диссертация (958483), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Влияние данной жанровойформы на стиль летописного текста прослеживается в преобладании глагольныхформ в описании, что придает ему динамичность и экспрессию, и выразительныхэпитетов, которые подчеркивают добродетели князя-христианина: покорность,неподдельную веру, милость к противникам.Отдельную группу составляют те герои, которых летописный текст представляет противоречиво. Это рязанские князья Глеб Ростиславович и Олег Иванович. Князь Глеб Ростиславович, посланный княжить в Рязань в 1145 году и весьмапреуспевший почти за 30 лет княжения, упоминается как участник многих междоусобных распрей середины XII века.
Знает его и автор «Слова о полку Игореве»: «Ты (Всеволод) бо можеши посуху живыми шереширы стреляти – удалымисыны Глебовы» [17].Образ князя воссоздается на фоне отношений Рязанской и ВладимироСуздальской земель, обострения историко-политической ситуации в обоих княжествах. После смерти Андрея Боголюбского суздальские бояре решали, когопригласить на княжение. При этом, согласно Симеоновской летописи, они опасались, что рязанские князья воспользуются ослаблением власти в их княжестве:146«Боимсяльстиих»[16,с.97].Рязанскийправительпредставленв рассматриваемом летописном фрагменте прежде всего коварным, именно коварства – «льсти» – опасались владимирцы.
«Списатель» Ипатьевской летописиподобрал другое существительное, чтобы обозначить причину страха пребывающих в неизвестности бояр: «боимся мьсти их» [6, с. 152]. У них, действительно,были основания опасаться мести рязанцев, поскольку во время княжения АндреяБоголюбского рязанская и муромская земли часто подвергались разорению отсуздальцев. Никоновская летопись иначе передает данный эпизод: «трепещем ибоимся их» [9, т.
IX, с. 252], что может свидетельствовать о могуществе и силенапористых рязанцев, стремящихся к власти над соседями. Д.И. Иловайскийпредполагал, что Глеб Ростиславович думал не о мести, а о влиянии на Суздальское княжество, желая таким образом предупредить опасность нападения [72,с. 33]. Летописи XV–XVI веков (Симеоновская, Никоновская, Московский летописный свод конца XV века) рассказывают об его союзе с ростовцами и суздальцами против Владимира (1175 год): «воюеть съ Половци, и церковь Боголюбскуюи иконы со всячьскою утварiю разграби и плѣни, такоже и иныа церкви, и многозла сотвори христiаномъ» [9, т. X, с. 4].
Данное злодеяние книжник не оправдывает, говоря, что оно будет отмщено впоследствии «и сице князь Глѣбъ РязанскiйГоспода Бога разгнѣви и пречистую его Матерь, и тако месть достойную прiатъбезумiю своему и злодѣанi отъ Господа Бога и отъ пречистыа Богородици яженапреди сказана будеть» [9, т. X, с. 4]. В результате был разорен город, сожженацерковь, чудотворная икона Пресвятой Богородицы перенесена в Рязань. В текстекнижник нередко оправдывает рязанского правителя, указывая на его советниковшуринов: «<…> князь же Глѣбъ Рязанскiй обезумився слушавъ своихъ шуриновъ» [9, т. X, с.
3]. Князь Всеволод Большое Гнездо, как сочувственно отмечаллетописец, возможно, рязанского происхождения, «вздохнув», просил Богао снисхождении для безумного князя, поверившего клевете своих шуринов и совершившего преступления. После переговоров с владимирскими послами князьвернул все награбленное, заключив мир с владимирцами.147Все же спустя год рязанцы и владимирцы вновь сошлись на реке Колокше,месяц стояли по ее берегам, ни одна из сторон не хотела уступить в этом стоянии:«<…> никто на кого прихожаше, за твердостiю бѣ бо нелзѣ прейти рѣки твердости ради» [9, т. X, с.
4]. Такое поведение свидетельствует о гордости и упрямствекнязей: летописец отмечает, что рязанский князь хотел мира, владимирский –войны. Князь Всеволод не назван «великим», однако в его изображении чувствуется авторская симпатия, неслучайно ему помогает Господь и Богородица. Самостоятельными предстают и рязанцы, временно оставшиеся без князя: «здумавша»они принимают условия Всеволода и сами приводят ему беглого князя Ярополка,чтобы их город не подвергся разграблению. М.В. Кривошеев считает, что под глаголом «здумавша» книжник подразумевал вече [212, с.
119]. Автор ничего не говорит о причинах похода, не передает условий содержания пленников, никак необосновывает мятеж владимирцев. Это позволяет предположить, что он либо небыл современником описываемого события, либо являлся уроженцем другогокняжества, далекого от рязанско-владимирских усобиц, либо пользовался другими летописными источниками, опустившими данные детали. При рассказе о разграблении города книжник переплетает ряды однородных членов: «<…> Глебъшелъ (курсив наш – И.Д.) Володимерю инемъ путемъ, и воюеть около Володимеря и съ Половци съ погаными, много бо зла сътвори, церковь Боголюбскую, южебе създалъ Андреи князь добрыи и иконами, всякимъ узорочиемъ украси золотомъи серебромъ и камениемъ драгымъ, и ту церковь повеле выбивши двери разграбити съ погаными, и села пожже боярская, а жены и дети и товаръ далъ поганымъна щитъ, и многы церкви запали огнемъ» [16, с.
41]. В эпизоде, где упоминаетсясоздание церкви Андреем Боголюбским, повествователь перечисляет способы ееукрашения (существительные), а затем, при описании разорительных действийрязанского правителя, – глаголы – многочленный однородный ряд, что четко меняет статичную картину на динамичную. Книжник идет вслед за захватчиками ификсирует масштаб разорения. Таким образом он добивается не только эмоциональности, но и красочности повествования.148Противостояние закончилось поражением Рязани, все проигравшие во главес князем были пленены, однако владимирский правитель Всеволод БольшоеГнездо держал рязанских пленников как гостей, не сажая их в тюрьму. Поведениеправителя возмутило владимирцев, и они подняли мятеж, в том числе из-за отношения к рязанскому князю Глебу: «С видимым, но невольным уважением отзывается хронист о рязанском князе в эпизоде пленения "и ту самого Глеба яша руками"» [212, с.
133]. Вероятно, князь, проводя грамотную дипломатическую политику и умея пользоваться различными политическими ситуациями с пользой длясвоего княжества, снискал себе славу грозного неумолимого правителя. Он знал,что за столь крупное поражение рязанцы его не простят и потому, несмотря находатайство черниговского князя Святослава Всеволодовича об освобождении,Глеб был непреклонен.
Вероятно, за свободу ему предлагали неравноценный обмен городами. Спустя год он умер в плену. В данном летописном известии авторыуказывают не только на упрямство рязанского князя и его стремление к победелюбой ценой, но и на его желание мира и поиск справедливости.Таким образом, в летописных статьях воссоздается неоднозначный образодного из самых авторитетных рязанских правителей, которого книжники наделяют следующими чертами: жестокость, упрямство, коварство, мстительность, зависимость от князей-родственников, категоричность, чувство справедливости идолга перед народом и княжеством. В изображении Глеба Ростиславовича преобладает стиль «плетения словес», что проявляется в обилии распространенныхсинтаксических конструкций, переплетении пространных рядов однородных членов, преобладании глаголов.
Все перечисленные особенности придают текстуэмоциональность, красочность и динамизм.Одной из самых неоднозначных предстает в летописной традиции личностьОлега Ивановича Рязанского (около 1337–1402). Рогожский летописец, Московский летописный свод конца XV века, Симеоновская, Воскресенская, Новгородская II и Никоновская летописи создают яркий и противоречивый образ князя. Взависимости от времени создания памятника он меняется. Авторы-современники149описываемого события передавали свои незабываемые впечатления «по горячимследам».
Взгляд последующих поколений, знакомых с историей по летописям, легендам и преданиям, отличается от мнения свидетелей происходящего. Принадлежность книжника тому или иному княжеству тоже имеет большое значение.Если летописец рязанского происхождения, его рассказу можно доверять, если онмосквич – необходимо проверить данное летописное известие, так как в ряде случаев отмечается предвзятое отношение к рязанскому князю, воевавшемус Москвой в течение нескольких десятилетий.
Поэтому восприятие образа правителя зависит от многих дополняющих друг друга факторов.Олег Иванович Рязанский родился в 1337 или 1338 году, на рязанский престол сел в 1350 году после смерти отца Иоанна Александровича Рязанского. Самостоятельно решать политические вопросы он не мог, и государством фактически управляли бояре во главе с тысяцким.
«Умные и преданные советники окружали Олега, когда он сел на отцовский стол. Они сумели поддержать внутреннюютишину, и довольно искусно воспользовались обстоятельствами для того, чтобывозвратитьчастьпотерянныхволостей»[72, с.83].ВданномслучаеД.И. Иловайский упомянул о взятии рязанцами в противостоянии с москвичамиЛопасни в 1353 году.
Летописи XIV–XV веков следующим образом оцениваютэто событие: «Того же лета, в Петрово говение, месяца Июня в 22 день, взяша Рязанци Лопасну; князь же их Олег Ивановичь тогда был еще млад, и наместникаизымаша Михаила Александровича, и поведоша его на Рязань, и бысть тамо воистомлении велице, и потом едва выкупиша его, и тако отъиде в свояси» [9, т. X,с. 227]; «Князь Олег еще тогды молод был, младоумен, суров и свиреп сыи, с своими рязанци с потаковники ему с бродни много зла христианом сътвориша» [9,т. X, с. 227].
По мнению книжников XIV–XV веков, шестнадцатилетний отрок довольно уверенно держался в бою и жестоко расправился с москвичами, страдающими от междоусобиц. Миролюбивый московский князь Иоанн Иоаннович простил рязанцам их дерзость, смирившись с потерей Лопасни.150В 1365 году ордынский хан Тагай тайно напал на Переславль и «сожже, иоколо его плени вся власти и села, и много полона взят, и тако по малу подвижеся, с многою тягостию иде в поле» [9, т. XI, с. 5–6]. Тагай в середине 60-х годовXIV века укрепился в «Наручадьской стране» (Мордовии) и мог свободно маневрировать между владениями Мамая и Тохтамыша.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
