Диссертация (1173443), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Но и внутренний мир человека тоже не поддаѐтсяпростому и логичному объяснению, он зачастую иррационален и потому не менеестрашен, чем мир внешний. Указанные черты в литературных произведенияхначала прошлого столетия часто раскрываются через «поток сознания» и потомунамеренно выделены и гипертрофированы.Однако сознание, представленное у Пруста или В.
Вульф – это сознаниевысокообразованного,эрудированного,утончѐнногочеловека.ИноеделоФердинанд Бардамю, врач, человек, находящийся крайне низко в социальнойиерархии. Его «поток сознания» в романе «Путешествие на край ночи» ЛуиФердинанда Селина – яркий образец повествования на живом, уличном языке,который ранее в литературу не допускался. Стремление автора работать на уровневульгарного стиля определялось не только «филологическим» пристрастием квоспроизведению разговорного языка, восстановлению его в правах, то былпротест против циничного общества, выраженный максимально цинично. И чем«романтичнее» ситуация, тем вульгарнее становится язык.
Роман написанный в1932 году наделал много шума и был запрещѐн за безнравственность до 1960-х,когдасталоочевидноеговлияниенаобщепризнанныелитературные125произведения, связанное с языком и выбором центральным персонажем циника,презирающего и себя, и общество.[123, с. 179-181]Эпатажностьхарактернаидлясовременнойрусскойлитературы:шокирующие описания сцен насилия, сексуальности и асоциального поведенияживописуютсяобсценнойлексикойисленгом,донедавнеговременисчитавшимися внелитературными. Эротизмом наполнены многие классическиелитературные произведения и в первую очередь творения античности. Достаточновспомнить Сапфо, Алкея или даже сюжеты преданий и мифов древней Греции идревнего Рима. Общество, где этика и эстетика ни в коем случае не противоречатдруг другу, порождает такой духовный продукт, в котором эротика – этоискусство, чуждое низменным страстям. И даже творения Дж. Боккаччо и И.С.Баркова воспринимаются в подобном ключе.
И если в одних отечественныхлитературныхпроизведенияхсовременностиэротизмпроходитмалозначительным фоном, то другие преднамеренно акцентируют избыточноевнимание на низменных проявлениях животной сексуальности, вызывающихнеприятие и отторжение. Хотя и это может быть особым художественнымприѐмом, если на то есть основания. Э. Лимонов, В. Сорокин и ряд другихсовременных авторов, известных крайне реалистичным, характерным длядегуманизации в литературном творчестве, описанием сексуальных сцен,нисколько не прославляют тело, а скорее наоборот, подчѐркивают его тленность инесовершенство. А зачастую с позиции автора соитие – чуть ли единственнаявозможностьустановлениямежличностныхотношенийвсовременномсущественно разобщѐнном социуме.Как бы то ни было, дегуманизация в литературе начала прошлого века –достаточно забавная интеллектуальная игра по узнаванию предметов и явлений,стремящихся быть неузнанными. Впрочем, для постмодернизма в целомхарактерна «ирония, метаязыковая игра, высказывание в квадрате.
Если в системеавангардизма для того, кто не понимает игру, единственный выход — отказатьсяот игры, здесь, в системе постмодернизма, можно участвовать в игре, даже непонимая ее, воспринимая ее совершенно серьезно. В этом отличительное свойство126(но и коварство) иронического творчества.» [125, с. 466] Для современнойотечественной литературы тоже характерна подобная игра в узнавание,достаточно вспомнить произведения Виктора Пелевина. Но отчасти именно этообстоятельство и не позволяет современной литературе добиться всеобщегоподлинного признания, не даѐт ей оказаться максимально востребованной.На наш взгляд причина кроется в следующем. Новое искусство встречаетмассу, настроенную к нему враждебно, и будет сталкиваться с этим всегда.
Делоздесь не в том, что большинству публики не нравится новая вещь, а меньшинству– нравится. Дело в том, что большинство, масса, просто не понимает еѐ. [94, с.220] А кроме того, окружающая действительность изобилует проявлениямижестокости, насилия, иррациональности и алогичности, вкупе с пропагандойтелесности и чувственных наслаждений. И в то время как человек ищетподдержки,опорыпропагандируемыхиморально-ценностныхсредствамимассориентиров,медиа,современнаяотличныхотхудожественнаялитература не может предложить ничего более существенного, чем отвлечѐннаяинтеллектуальная игра. Подобное обстоятельство не позволяет восприниматьлитературное произведение всерьѐз, а не как пустую забаву. Но именно об этом иговорил Ортега-и-Гассет: искусство – это игра, и только.Вполне вероятно, в литературной традиции современности романтизм,отвлекающий человека от жестокости окружающего мира, был бы столь жеуместен, что и в начале XIX века.
Романтизм был действительно народнымстилем. Изображение сильных страстей и характеров на фоне одухотворѐннойприроды, с акцентированным вниманием на самоценности духовно-творческойжизни личности, могло бы и сейчас способствовать духовному росту читателя идать ориентиры на такие утопические ценностные идеалы, к которым хотелось быстремиться вопреки обстоятельствам объективной реальности.Участиеобщественнойхудожественнойжизни,литературыобеспечиваетвразрешениипротиворечийкомпенсациюсоциальнойнеудовлетворѐнности через создание таких моделей реальности, которыенаилучшим образом обеспечивают удовлетворение потребностей индивидов.127Иными словами, любой человек, обращаясь к произведениям художественнойлитературы, может отрешиться от действительности и мысленно погрузиться вмир хотя и вымышленный, но наиболее точно и полно соответствующий егодуховным ценностям и идеалам.
В этой связи неизбежно приходит на умконцепция утопического мышления К. Манхейма, которое, хотя и создаѐтискажѐнныйобразсоциальнойреальности,всѐжеимеетвозможностьпреобразования этой реальности в своѐ представление о ней.Если верить Умберто Эко, то постмодернизм в литературе – это неотрицание ранее сказанного, но его ироническое переосмысление. «По моимпонятиям, идеальный писатель постмодернизма не копирует, но и не отвергаетсвоих отцов из двадцатого века и своих дедов из девятнадцатого. Первуюполовину века он таскает не на горбу, а в желудке: он успел ее переварить. <...>Он, может быть, и не надеется растрясти поклонников Джеймса Миченера иИрвинга Уоллеса, не говоря о лоботомированных масскультурой неучах. Но онобязан надеяться, что сумеет пронять и увлечь (хотя бы когда-нибудь)определенный слой публики — более широкий, чем круг тех, кого Манн звалпервохристианами, то есть чем круг профессиональных служителей высокогоискусства.
<...> Идеальный роман постмодернизма должен каким-то образомоказаться над схваткой реализма с ирреализмом, формализма с "содержанизмом",чистого искусства с ангажированным, прозы элитарной — с массовой. <...> Помоим понятиям, здесь уместно сравнение с хорошим джазом или классическоймузыкой. Слушая повторно, следя по партитуре, замечаешь то, что в первый разпроскочило мимо. Но этот первый раз должен быть таким потрясающим — и нетолько на взгляд специалистов,— чтобы захотелось повторить.» [125, с. 466]Постмодернизм же современной русской литературы в большинствеслучаев не соответствует требованиям, предъявляемым итальянским философом.Зачастую отечественные литературные произведения, забывая о наследиипрошлых столетий, культивируют и без того сильное желание читателяотвернуться от окружающего мира, смакуют наиболее нелицеприятные пороки ислабости человека, но не дают возвышенных ориентиров и пищи для128размышлений, а подталкивают искать забвения от тягот бытия в алкоголе,наркотиках и плотских удовольствиях.
Такой побег от реальности реализуется некак стремление к изменению сознания через духовный прорыв или нравственнуюметаморфозу, но через разрушение тела и личности. Подобные устремленияявляются реализацией наиболее лѐгкого и привлекательного способа обретенияиндивидом трансцендентного опыта свободы как от общества, так и от себясамого. [115, с. 96] Но если верить Ортега-и-Гассету, искусство чуждо какой-либотрансценденции: оно предельно конкретно; в то время как трансцендентный опытпозволяет человеку приобщиться к чему-то большему, придающему высокий иглубокий смысл существованию, через дружбу, любовь, познание, религиозныйопыт,общественныеритуалыипраздники.Отечественнаялитературапостмодернизма указанные феномены, как правило, игнорирует, а если иобращает на них внимание, то в исключительно прагматическом, утилитарномконтексте.Вподобныхфункционироватьобстоятельствахпрежниеидеологическиеперестаютаппараты,должнымобразомвыявленныеЛ.Альтюссером, а индивид, таким образом, лишается значительного числапривычных ритуальных практик повседневности.
Впрочем, на смену имнепременно приходят иные ритуалы и идеологические аппараты29.С одной стороны, художественная литература способствует единениюсоциума,чтообусловленонепрерывнымдвунаправленнымпроцессомаккумулирования и распространения духовных ценностей. Таким образом,возникает специфическое поле социальной коммуникации.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
