Диссертация (1173443), страница 21
Текст из файла (страница 21)
364] И при этом даже к концу правленияНиколая II не менее 85% населения Российской империи проживало в деревне иотносилось к крестьянскому сословию.Кроме того, крайне низкий уровень образования народных масс не позволялим понять и даже представить возможность существования социальнополитического сообщества более масштабного нежели их локальный социум схарактерными для него экономикой и культурой. Красноречивым указанием наскромные масштабы «воображаемых сообществ» внутри общества служит тообстоятельство, что большинство крестьян к началу ХХ века слабо понимали, чтозначит быть «русским». Они осознавали себя как «вологодский», «пермский» или«тульский». [31, с. 112, 115-116] Для русских крестьян в течение многих вековидентичность ограничивалась единством веры, проживанием в конкретнойместности и подданством царю.
К тому же, на тот период существовалатенденция идентифицировать себя через оппозицию к нерусским народам. Приэтом акцент внимания более сосредотачивался на отрицательных качествахдругих этнических групп, чем на собственных положительных чертах, среди100которых, впрочем, чаще всего отмечалась способность стойко переносить тяготыжизни.Особо стоит обратить внимание на отношения народа и власти. «Крестьянестарались избегать любых встреч с представителями государственной власти, какогня боялись попасть в суд хотя бы в качестве свидетелей, государственнымучреждениям не доверяли, в их легитимности сомневались, а при появлениипредставителей власти в деревне прятались по избам.» [74, с. 124] По этомуповоду А.И.
Герцен писал: «…кроме царя и духовенства все элементыправительства и общества совершенно чужды, существенно враждебны народу …Отверженный всеми, он понял инстинктивно, что всѐ управление устроено не вего пользу, а ему в ущерб… Понявши это и одарѐнный сметливым и гибкимумом, он обманывает их везде и во всѐм… Жизнь русского народа до сих порограничивалась общиною; только в отношении к общине и еѐ членам признает онза собою права и обязанности». [26, с. 165-166] Народные массы ни при какихусловиях не смогли бы понять политических зaдач, стоявших перед РоссийскойИмперией. В силу безграмотности и необразованности они были чужды идеекакого бы то ни было мессианства, в том числе и русского, поскольку в тотпериод никто из крестьян не сказал бы, что он русский.
И то же самое и смессианством правoславным, т. к. православие в понимании народа – это явлениесовершенно иное, более просто и доступное пониманию, нежели сложнаяметафизика концепции «Москва – Третий Рим».Немаловажен и тот факт, что в первой половине XIX столетия болееполовины населения Российской империи не говорило по-русски, а процессраспространения русского языка как государственного начался лишь в годыправления Александра III. При этом ещѐ в начале XIX века Ф.
Шлегельсправедливо утверждал, «что наряду с общностью обычаев, язык являетсясильнейшей и надежнейшей гарантией того, что нация проживѐт многие века внерушимом единстве». [141] Соответственно, лишь к концу XIX векараспространение русского языка, в том числе и через литературу, положилоначало формированию единой нации и чувства национальной идентичности. В101обстоятельствах языковой и социальной разобщѐнности совершенно закономернонеприятие и непонимание большинством населения «сконструированной»Уваровым идеологии. С.С.
Уварова, дворянина, занимавшего достаточно высокийчин в Российской империи, мы вряд ли сочли бы в полной мере русским,поскольку даже думал и писал он преимущественно по-французски. И, отчасти,поэтому он столкнулся с известными трудностями, попытавшись создать единуюидеологию для многонациональной, многоконфессиональной и многоязыковойРоссийской империи.Об искусственном характере формулировки «Православие. Самодержавие.Народность.» говорят многие обстоятельства. В частности, давая характеристикусвоей триаде, автор начал с религии, но ни в оригинале на французском, ни врусском переводе ни разу не говорит о православии напрямую, выбираяформулировки «национальная религия» и «господствующая церковь». [39, с.
71]Далее, самодержавие – лишь «необходимое условие существования Империи в еѐнастоящемвиде».Чтоозначаетлегитимациювластиимператоранебожественным соизволением, а «положением», «нуждами» и «желанием» страны,подразумевая возможный отказ от самодержавного правителя в будущем. Тогда,если православие – всего лишь русская вера, а самодержавие – всего лишьрусская власть, то оба эти понятия всего лишь атрибуты национального бытия иистории страны, укоренившиеся в понятии народность, определяемом какприверженность православию и самодержавию.
Как пишет Уваров, Россия «ещѐхранит в своей груди убеждения религиозные, убеждения политические,убеждения нравственные — единственный залог еѐ блаженства, останки своейнародности,драгоценныеипоследниегарантиисвоейполитическойбудущности».Таким образом, русский человек – тот, кто верит в своего государя и своюцерковь, а все прочие, не разделяющие веры и не поддерживающиеправительство, оказываются изгоями.
И если русским себя может назвать тольковоцерквлѐнный человек, то изгоями автоматически оказываются старообрядцы,сектанты, католики и прочие иноверцы. То же самое и с народностью,102предполагающейприверженностьсамодержавию.Любыесторонникиконституционной монархии, республиканцы, анархисты и т.д. сразу оказываютсяне в праве считать себя русскими. Абстрагируясь от конкретного историческогонаследия,автортриады,темсамым,утверждаетеѐпринципиальнуюуниверсальность. А следовательно идея, призванная объединить общество, ведѐт,по сути, его к большему разобщению.Русский государственный национализм во многом потерпел крушениепотому, что такая, первостепенной важности, категория как «народность» былабеспочвенной в тогдашней империи. Идею национализма западноевропейскаяобщественно-политическая мысль выработала с целью обоснования законностинового социального устройства: происходившие перемены трансформировалитрадиционныерелигиозно-династическиепринципы организациииерархиивласти европейских государств.
Национализм, как единство индивидов на основеобщности языка и территории проживания, идѐт на смену общности,обусловленной лояльностью правителю и религии. Однако для подобныхпреобразований требовалась масштабная коренная модернизация социума,создание стандартизованной государственной системы образования, появлениеединого информационно-коммуникативного пространства, преодоление преградмежду сословиями и т.д. И лишь при условии завершения указанныхпреобразований единство между людьми, живущими на одной земле и верящимив одного бога, трансформируется в солидарность людей с единым языком,культурой и гражданством.Перед Уваровым стояла задача формулирования такой государственнойидеологии, которая с одной стороны обеспечила бы возможность РоссийскойИмперии быть наравне с передовыми европейскими державами, а с другойизбежать социально-политических преобразований. Возможно ли применитьдостижения политической и общественной мысли Запада в отрыве от той системыценностей, которая их породила? Эта дилемма была сформулирована Уваровым втак: «как идти в ногу с Европой и не удалиться от нашего собственного места,<...> каким искусством надо обладать, чтобы взять от просвещения лишь то, что103необходимо для существования великого государства, и решительно отвергнутьвсе то, что несѐт в себе семена беспорядка и потрясений?»Примечательно, что в 1889 году В.С.
Соловьѐв в работе «Славянофильствои его вырождение» [105, с. 437] писал: «та доктрина (славянофильство – прим.Д.Р.), которая сама себя определила как русское направление и выступила во имярусских начал, тем самым признала, что для неѐ всего важнее, дороже исущественнее национальный элемент, а все остальное, между прочим и религия,может иметь только подчинѐнный и условный интерес. Для славянофильстваправославие есть атрибут русской народности; оно есть истинная религия, в концеконцов, лишь потому, что его исповедует русский народ».
Налицо характерноедля славянофилов противоречие: гражданско-правовой универсализм никак немог сочетаться с апологией «русской исключительности».Изначально славянофилы вели борьбу и «против западноевропейскихначал» «во имя древней, московской Руси», и «против действительных золсовременной им России».
Отчасти данным обстоятельством объясняется тот факт,что «русскому злу всеобщего бесправия» славянофилы «противопоставлялипринципчеловеческихправ,безусловногонравственногозначениясамостоятельной личности – принцип христианский и общечеловеческий посуществу, а по историческому развитию преимущественно западный европейскийи ни с какими особенными ―русскими началами‖ не связанный». Следовательно,они «могли бороться против нашей общественной неправды единственно только вкачестве европейцев, ибо только в общей сокровищнице европейских идей моглиони найти мотивы и оправдание для этой борьбы».
[51, с. 29]Однако же после отмены крепостного права появились предпосылкиустановления по принципиально «важным вопросам согласия между лучшими изславянофилов и некоторыми западниками: наиболее передовые социалистызападники,какЧернышевский,пошлирукаобрукуспередовымиславянофилами». Задача сохранения фундаментальных институтов русскогокрестьянства — деревенской общины, обычного права и федеративныхпринципов не вызывала никаких споров. Одновременно видные представители104славянофилов соглашались необходимостью широкого распространения идеалов,отражѐнных в «Декларации независимости» и «Декларации прав человека».Именно эти взаимные уступки имел в виду Тургенев, когда писал, что в спореПаншина и Лаврецкого он, будучи убеждѐнным западником, оказался на сторонепоследнего, защищавшего идеи славянофильства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
