Диссертация (1173393), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Таким образом, работа «Происхождениевидов» имеет научный стиль описания, и если бы была написана в другом стиле,то не приобрела бы своего колоссального значения239.Каким образом данный опыт может быть полезен историкам, по замыслуУайта? Свои рассуждения он начинает с обвинений все того же Ранке, которыйсоздал иллюзию фактографической репрезентации, где беспристрастное описаниеякобы раскрывало «как это было на самом деле».
Понятие исторический факт, помнению Уайта, появилось в просветительской историографии для разграниченияправдивых и вымышленных сведений в источниках. Однако представления о том,как должны описываться факты, - не было, поэтому в историческихпроизведениях просветителей присутствует столько же литературных стилей,сколько существовало художественных форм в то время. Далее, считает Уайт, помнению Ранке, а позднее и позитивистов, отсутствие правил изложения материалапривело к появлению различных социальных утопий, которые подкреплялисьисторическими данными. Поэтому утвердилось ошибочное мнение, что правдиваяистория – это фактография, исключающая литературную обработку.
Ошибочное,по мнению Уайта, так как исторические сочинения не отличаются отлитературных ни по целям, ни по формам, ни по методам: и те, и другие равнымобразомявляютсякорреспонденциейкчеловеческомуопытучерезповествовательный дискурс и единственное их отличие в том, что историки239White H. The Fictions of Factual Representation // Tropics of Discourse. Essays on CulturalCriticism. Baltimore, L, 1978.
Р. 128-133.150больше опираются на эмпирику, чем литераторы. И на этом единственномотличии строится весь «научный пафос» фактографической репрезентации, хотяколичества интерпретаций событий не сократилось и факты продолжалисвязывать между собой путем конструирования повествования.Многообразие интерпретаций объяснялось идеологическими позициямиавторов или просто их ошибками, но Уайт видит причину в сложившемсяпротивопоставленииисторическогоилитературногоотображениядействительности, которое на длительное время скрыло основную причинуразличия в интерпретациях событий – это описание их в разных стилях.Тропология Уайта предлагает методами формалистского литературоведенияидентифицироватьобщностьлингвистическихформисторическихилитературных произведений.
Устанавливать каким образом лингвистическиеформы детерминируют способы описания и способы интерпретации фактов.Также необходимо отказаться от иллюзии, что есть некая форма описанияпрошлого наиболее приближенная к объективной реальности, например,фактографическая репрезентация. Лингвистическая неграмотность историков ипредставления о прозрачности используемого языка оставляет их в тупикеметафор прошлого, которые они принимают за действительность. И, наконец,поняв лингвистические основания своей деятельности, историки смогут понять вкаких формах должны выражаться научные работы, такие, как «Происхождениевидов» Дарвина, избрать данные формы репрезентации и отказаться отнекритичного использования многообразия литературных стилей240.Единственное, с чем можно согласиться из всего эссе – это то, что историкипо сравнению со специалистами естественнонаучных дисциплин, действительно,больше позволяют себе в вольности стиля.
Но даже если не критично принять всеаргументы Уайта о лингвистическо-конструктивном характере историческогознания, об историческом факте, как о факте повествования и т.п., остается неясным – что мешает ему признать наличие научной формы репрезентации240White H. The Fictions of Factual Representation // Tropics of Discourse. Essays on CulturalCriticism. Baltimore, L., 1978. Р. 121-126.151истории в историческом материализме? Маркс, также, как и Дарвин, согласнотропологии, использовал Метонимию для типизации фактов и Синекдоху для ихинтеграции 241 . Однако в «Метаистории» Маркс представлен предвосхитившимбудущее ироническое состояние исторического мышления, которое, по мнениюУайта, нужно преодолеть переводом его в Метафору, Метонимию илиСинекдоху 242 .
Но от Метафорического стиля мышления отказался Дарвин. Вобщем, Уайт противоречит себе дважды. Эссе демонстрирует неприкрытыеспекуляции и подмены понятий, невнимание к реалиям исследовательскойдеятельности историков, с целью убеждения в практической значимоститропологии. Непроизвольно накладываются абсурдные выводы, что еслиисторики, независимо от идеологических и мировоззренческих позиций,использующие различные теоретико-методологические подходы, будут писать водном стиле – то смысл их работ будет идентичен.В период написания статей, помещенных в сборнике «Тропики дискурса»,для Уайта характерна позиция лингвистического детерминизма, в то времяпопулярная среди философов языка, но позднее переосмысленная как вариантгрубого редукционизма. Он будет пытаться реформировать ее в лингвистическийрелятивизм, пытаясь на этой теоретической платформе обосновать научноприкладное значение тропологии. Однако сути это не изменит.
Понимание, чтоисторик никогда не имеет дело с реальностью прошлого, а только с егосимволическими образами, что историческое познание развивается за счетизменений этих образов в зависимости от модификаций в дискурсе, так иостанется. Отказаться от этих убеждений Уайт не мог, поскольку разрушилась быонтологическая база тропологии и «поэтики истории», поэтому он остался вловушкелингвистическогодетерминизма.Тропологияинарративно-лингвистический подход выстроены на данной позиции, и парадоксальнымобразом выглядят цели Уайта в представленных выше эссе: с помощью241242Уайт Х. Метаистория. С.
330.Там же. С. 60, 449-500.152антинаучных средств развивать практику научного объяснения, описания,совершенствовать научную терминологию.В 90-е годы между Уайтом и известным немецким специалистом посовременной историографии Г. Иггерсом произошла дискуссия на тему ролилингвистическогоподходаввыявленииранеемалоизученныхаспектовисторического познания и тех факторов, которые им движут. Иггерс выражаетсогласие с тем, что историки приступают к работе с некоторым наборомзаготовленных задумок, с наличием конструктивно-воображаемого элемента вфактах, с необходимостью плюрализма форм при изложении материала. Но онполагает,чтоанализироватьсвойствапознанияисключительнопохарактеристикам дискурса, в котором историк выражал свои мысли, – этобессодержательная позиция. Эта позиция не позволяет разграничить то, гдеисторик действительно говорит о реальности, а не создает «эффект реальности».Научно-методологическиеритуальныеактывпроцедурыинтересахпонимаютсяподдержаниявтакомавторитетаслучае,какакадемическогосообщества 243 .
Иггерс не отрицал необходимости анализа форм историческогодискурса и проявления их многообразия в исторических представленияхразличных эпох. Но нельзя преувеличивать значение данного вида анализа.Необходимо учитывать и другие факторы, определяющие развитие историческогопознания: субъективные интенции историков, социально-исторический контекстих деятельности. Без учета совокупности влияния всех факторов, язык историкапредставляется как закрытая система кодов и символов, которая недоступна дляверной интерпретации вне среды происхождения дискурса. Между тем, Иггерспредпочитает относиться к природе языка, руководствуясь позицией Ю.Хабермаса, как к коммуникативному средству, общность и преемственностьзначенийвкоторомспособствуетпониманиюушедшегопрошлого.Непознаваемость прошлого можно обосновать через все перечисленные факторы:243Иггерс Г.
История между наукой и литературой: размышления по поводуисториографического подхода Хейдена Уайта // Одиссей. Человек в истории. М., 2001. С. 140142.153различия дискурсов, субъективность историков, невозможность воспроизвестисуществовавшие условия. Но чем больше временная дистанция, отделяющаяисторика от изучаемого объекта, тем больше возможностей для открытого и неангажированного диалога, различающего идеологические штампы и стереотипы втекстах источников – этот ретроспективный взгляд обеспечивает научность иреалистичность реконструируемых явлений прошлого244.Ответ Уайта подтвердил, что, несмотря на необходимость признать многиедоводы поступающей в течение 20 лет в его адрес критики, он так и остался напозиции лингвистического детерминизма, пытаясь замаскировать ее инымиформулировками. Он указывает, что «Метаистория» была работой своего времени– периода популярности структурализма и на данное время ее значениеограничивается анализом риторических форм, в которых историки выражаютсвои моральные, эстетические, психологические и другие виды субъективныхоценок.