Диссертация (1168724), страница 23
Текст из файла (страница 23)
55, С. 52 - 108]. Попытки использовать в гуманитарных науках методы, заимствованные из области математики и экономики, не приводят к корректным ответам на вопросы, заданные политической реальностью. И если какой-либо метод экономическихнаук дает верифицируемые результаты, то это отнюдь не означает, что этотметод может быть распространен и на остальные подсистемы общества, тоесть, претендовать на универсальность. В реальности политическая подсистема общества явным образом дифференцирована от остальных подсистем ифункциональных кодов. В целом, попытка говорить о политическом поведе110нии в терминах экономического, утилитаристски понимаемого поведениявыглядит, на наш взгляд, неоправданной редукцией.
Критику утилитарногопонимания политической автономии можно также встретить в «теории стереотипов» Уолтера Липпмана, изложенной в работе «Общественное мнение»(1922) [См. 93]. Суть данной теории заключается в том, что формированиеиндивидуального мнения в большинстве случаев происходит совсем не наоснове рационального осмысления информации, но на основе некритического усвоения идей и представлений, бытующих в общественно-политическомпространстве. В силу этого можно констатировать относительно высокуюконформность демократических обществ.
Большинство людей просто не обладают достаточной компетентностью в политических вопросах, чтобыиметь возможность адекватно оценивать ситуацию политического выбора.При этом, по мнению Й. Шумпетера, дело здесь не только и не столько внамеренном давлении, оказываемом на индивида, ведь «даже если бы не было политических групп, пытающихся оказать на него влияние, то рядовойгражданин в вопросах политических скорее всего поддавался бы нерациональным или иррациональным предрассудкам и импульсам» [192].
То есть,высокая конформность в негативном смысле присуща демократическомуобществу по причине банального отсутствия сформированных политическихпредставлений у большинства. С точки зрения Элизабет Нойманн, такаяконформность обусловлена «страхом нормального человека перед изоляцией», что и толкает его к конформизму [131, С. 76]. Этот тезис подтверждаетее политологическую теорию «спирали молчания», согласно которой индивид, оказавшийся в меньшинстве, имеет гораздо меньше мотиваций высказывать конфликтующее мнение.Что касается критики теории рационального действия в моральноэтическом контексте, то принцип автономии (рациональности) индивида вкачестве исходного допущения, например, не выглядит убедительным с точки зрения представителей коммунитаризма, идейного течения, близкого к левому крылу либерально-демократической теории.
Исходной посылкой ком111мунитаризма является первичность исторически сложившихся культурных исоциальных практик сообщества по отношению к индивиду, а полемика слиберализмом в основном происходит в русле концепций «индивидуальногоправа» и «общего блага». Политическими агентами в рамках теории коммунитаризма являются не только и не столько индивиды, сколько политическиесообщества. При этом коммунитаристы (М. Уолцер, Д. Белл, А. Макинтайр)под справедливостью склонны понимать представление о справедливости,доминирующее среди членов сообщества, то есть предмет культурной интерпретации [См.
99]. Таким образом, коммунитаризм на теоретическом уровнеобъединяет коллективистские политические тенденции с тенденциями индивидуалистическими. По сути же коммунитаризм признает социокультурнуюобусловленность социального поведения, то есть предполагает нормативныйаспект действия. А нормативный аспект действия, то есть ориентация навнешнюю по отношению к индивиду ценностно-нормативную систему координат, фактически ставит его в ситуацию выбора линии поведения от конформной (в негативном значении) до нонконформной (в положительном значении).Более того, риторика коммунитаризма подчеркивает возможность возникновения конфликта между автономией индивида в выборе ценностныхустановок и толерантностью к плюрализму оных. Возникающий конфликтмежду двумя типами автономии – индивидуальной автономией, правом принятия самостоятельных политических решений с одной стороны и политической автономией сообщества с другой, является источником конформисткого/нонконформистского поведения в поле политического взаимодействия.Очевидно, что толерантность (также одна из форм политического конформизма) допускает наличие нелиберальных элементов в либеральной системеполитической конфигурации.
Такое положение дел, согласно Попперу, приводит к так называемому «парадоксу свободы», то есть неограниченная свобода подводит нас в том числе и к свободному выбору отказаться от любойсвободы выбора [144, С. 328]. На подобные замечания Ролз в «теории спра112ведливости» отвечает принципом «моральной нейтральности» как права нетолько совершать выбор, но и отказаться от него впоследствии. Из этого следует, что сосуществование элементов индивидуальной автономии и плюрализма ценностных установок возможно лишь в случае примата первой. Вобщем, принцип автономии как аксиома либеральной теории все же не подвергается критическому пересмотру.
Теория Ролза постулирует первичностьиндивида по отношению к сообществу, но эта первичность имеет скорее морально-этический характер, а не фактическую первичность. Это позволяеткритикам утверждать, что либерально-демократическая теория весьма далекаот реальности.
Исходные допущения, понятийный инструментарий и используемая методология либеральных теорий, по нашему мнению, не отвечаюттребованиям фактической реальности функционирования современных обществ. Следовательно, проблематика конформизма/нонконформизма остается лишь в имплицитной форме в отношении некоего абстрактного и всегдазаранее достигнутого консенсуса. Важно заметить, что отсутствие должноговнимания к условиям формирования этого консенсуса, который, по сути,представляет собой «социальную ситуацию», может ввести в заблуждениеотносительно природы социального и политического поведения индивида.Проще говоря, индивид не может быть полностью «лишен содержания», обусловленного целями и ценностями, структурирующими его личность [См.163].Критика либерализма как идеологии исходит преимущественно отнеомарксистов, представителей так называемого движения «новых левых».На возникновение и становление этого движения оказала влияние внушительная группа западных интеллектуалов от Т.
Адорно и М. Хоркхаймера доЛ. Альтюссера и Р. Барта. Само название «новые левые» связано с неомарксистской ориентацией этой группы мыслителей, комбинирующих марксистскую критику буржуазной идеологии с идеями психоанализа, экзистенциализма и структурализма. В целом, идеи «новых левых» совпадают с критическим дискурсом конформизма/нонконформизма. Ключевым моментом для113нас здесь является как раз критика либерально-демократического направления политической мысли как идеологической конструкции. Очевидно, чтообщество, основанное на демократических институтах, вовсе не гарантируеттого, что каждый отдельный индивид, либо социальная группа, принимающие решение и несущие за него ответственность, избавлены от влиянияидеологий, не подвержены политической пропаганде, полностью лишеныпредрассудков.С точки зрения Г. Маркузе, как мы отмечали ранее, современное либерально-демократическое общество – есть общество без оппозиции.
В обществе, в котором формально свободны абсолютно все, свободы практическинет, так как власть «общества потребления» обладает внушительными ресурсами для подавления любых оппозиционных настроений. В такой ситуациинонконформизм как тип социального поведения, если и не полностью исключен, то практически невозможен – «Непосредственная, автоматическаяидентификация, характерная для примитивных форм ассоциирования, вновьвозникает в высокоразвитой индустриальной цивилизации; однако эта новая«непосредственность» является продуктом изощренного, научного управления и организации, которые сводят на нет «внутреннее» измерение сознания— основу оппозиции status quo.
Утрата этого измерения, питающего силунегативного мышления — критическую силу Разума, — является идеологическим соответствием тому материальному процессу, в котором развитое индустриальное общество усмиряет и примиряет оппозицию» [105, С. 14-15].Отчуждение здесь принимает более глубокую и скрытую форму, создаваявидимость отсутствия какой-либо навязываемой идеологии.
Но все же «...этопоглощение идеологии действительностью не означает «конца идеологии».Напротив, в специфическом смысле развитая индустриальная культура становится даже более идеологизированной, чем ее предшественница, ввиду того, что идеология воспроизводит самое себя» [Там же С. 15]. В итоге, согласно мнению Маркузе, наиболее яркого выразителя дискурса, который мыназвали критическим, идеология в либерально-демократическом обществе не114просто есть, но носит в определенном смысле тоталитарный характер. А нонконформизм, или, как говорит Маркузе, – «Великий отказ», в тоталитарномобществе может иметь две формы: или эскапизм (ретритизм по терминологии П.
Штомпки), или активное противостояние, имеющее значительнобольшую эффективность: «Это противостояние наносит системе удар снаружи, от которого она не в силах уклониться; именно эта стихийная сила нарушает правила игры и тем самым разоблачает ее как бесчестную игру» [105, С.337].Как мы видим, ряд исходных допущений о рациональности, автономиииндивида, его самостоятельности при принятии политических решений несоответствуют сложности политической подсистемы общества. Такие допущения в свою очередь выглядят идеологическими предпосылками, так какстрогая теория не в состоянии адекватно отвечать усложняющимся требованиям времени.
Критики демократической теории часто находят аргументы внесоответствии между самой теорией и реальным функционированием современных либерально-демократических режимов. «По-видимому, вся «демократическая энциклопедия» обречена на устаревание, а вместе с нею та жеучасть уготована самым основным ее парадигмам – участию, представительству, конкурентному плюрализму» [55, С.109].В целом, не приходится сомневаться в том, что в определенных формахидеология в либерально-демократических обществах, безусловно, существует. Постулируемый плюрализм мнений не допускает идеологического ригоризма, но открывает возможности для «диалога», возникающего при столкновении нескольких идеологий.