Диссертация (1168724), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Пользуясь постмодернистской терминологией, можно сказать, что либеральная установка организует пространство дляформирования различных локальных политических дискурсов, при этом оказываясь тотализирующим дискурсом для всех остальных. Оставаясь как бы«за скобками», эта либеральная установка есть условие самой возможностиполитического действия, но тем самым она задает ему определенные границы. В таком случае, если уж речь идёт о столкновении различных идеологи115ческих позиций, о столкновении локальных политических дискурсов, мывозвращаемся к возможности проявления конформизма и нонконформизмакак типов социального и политического поведения. Другое дело, что в силуполитической гибкости системы выявление этих типов социального поведения значительно усложняется.
На наш взгляд, данный факт лишь подчёркивает актуальность исследования проблемы конформизма/нонконформизма вразличных социально-политических контекстах. Согласимся со СтивеномЛьюксом (и Энтони Гидденсом) что «одномерная» трактовка власти не отвечает действительности и сложности социально-политических отношений[См. 97].Обратим внимание на сходство аргументов представителей коммунитаризма, направленных против либералов, с аргументами Т. Парсонса противутилитаристкого понимания социального действия.
Коммунитаристы фактически воспроизводят риторику «нормативного дискурса» конформизма/нонконформизма, о котором мы писали в начале исследования, но в области политической теории. Политическое поведение рассматривается в контексте социальности, во многом формирующей это поведение. Кроме того,большинство критиков либерализма как особой, неявной формы идеологии,посути,следуютлогике«критическогодискурса»конформиз-ма/нонконформизма.
Особенным является тот факт, что тоталитарная формасоциально-политической организации общества довольно просто поддаетсяанализу, выявляющему политическую конформность, основанную на подавлении личности. Напротив, либеральная идеология, культивирующая приматиндивидуальной автономии, раскрывается как отчуждающая форма, котораяскрыто, неявно навязывает идеологические взгляды и политические предпочтения. Критика неомарксистами либерального общества как раз и быланаправлена на выявление его идеологической фабулы, на анализ скрытыхидеологических механизмов подавления потенциальной протестной активности и распространение конформистской лояльности.
Как результат – критическая теория констатирует тоталитарный характер политической организа116ции западных обществ в период, который мы обозначили ранним этапомпостмодерна. Надо сказать, что оба контекста – и «классический» тоталитаризм и «классическая» модель буржуазного либерально-демократического«общества благосостояния» хронологически более соответствуют периодам,которые мы относим к обществу раннего постмодерна.Эти тоталитарные черты западного общества, все чаще оказываясьпредметом критики не только социальных теоретиков, но и некоторых слоевнаселения, в конце концов послужат причиной массовых политических выступлений.
Критика существующих институтов и социальных практик, атакже давление со стороны общества и государства при формировании ценностно-нормативных ориентаций, навязывание определенного образа жизнивызовут мощный протестный отклик. Пик социально-политической активности противников либеральной демократии (от левых радикалов до правыхконсерваторов) в западных капиталистических либеральных демократияхпришелся на конец 60-х годов XX века. Массовые движения за гражданскиеправа, политические выступления различных групп с различными же требованиями и порожденный всем этим позднее феномен контркультуры (о котором подробнее мы поговорим позже) знаменуют переход от раннего постмодерна к позднему.
Можно сказать, что на рубеже 60-х–70-х годов XX века мыможем наблюдать массовый нонконформизм как политический феномен ивместе с тем становление характерной идеологии политического нонконформизма. При этом мы видим всплеск политического нонконформизма в ужепостиндустриальных западных обществах.Главным предметом нападок были, разумеется, вертикаль власти и саминститут государства. Вместо традиционных для государственной иерархиивертикальных связей идеологи контркультуры предлагали организовать социальное пространство при помощи связей горизонтальных, таким образом,если не решая, то максимально сглаживая конфликты отношений господстваи подчинения. Неоконсерватор Р. Нисбет полагал, что следует «восстановитьроль «промежуточных», неполитических сообществ.
Человек должен вер117нуться в лоно добровольных общинных связей» [Цит. по 162, С. 26]. Теоретик либертаристского анархизма Д. Герен, опираясь на теоретическое наследие Бакунина, Прудона, Штирнера, выступает против идеи либеральнодемократического государства, ибо оно представляет собой лишь мистификацию, имеющую смысл только в рамках собственной «лживой» идеологии –«Сама теория правления народа содержит в себе отрицание себя.
Если бы целый народ действительно был повелителем, не было бы больше ни правительства, ни управляемых; повелитель стал бы ничем; у государства не осталось бы смысла к существованию, оно бы идентифицировалось с обществоми исчезло...» [41, С.
42]. Неприятие государства как института исключительно репрессивного сближало всех представителей контркультурного движения. Идеи левых радикалов, хиппи, феминисток, анархистов и правых консерваторов совпадали в этом пункте целиком и полностью, что и дает намвозможность говорить о наличии некой общей политической идеологии нонконформизма (как минимум, в негативном значении этого понятия).В итоге, несмотря на все успехи, которых сумели добиться протестующие (например, смена правительства де Голля во Франции), наиболее радикальные требования и претензии на смену политической системы удовлетворены не были. Ни левые, ни правые, ни тем более анархисты не смогли достичь желаемых результатов – коренных изменений политической реальности путем прямого действия (в основном, массовых забастовок, демонстраций, а порой и посредством террористических атак).
К причинам этих «неудач» в первую очередь следует отнести те ресурсы либеральной политической системы, которые, будучи задействованы вовремя, смогли сыграть насмягчение политических противоречий. На наш взгляд, возникновение массовых нонконформистских движений и такой их итог носят закономерныйхарактер. Дело в том, что само возникновение массовых нонконформистскихдвижений объективно обусловлено наличием своего рода репрессивных элементов в либерально-демократических режимах, искусственно обеспечивающих конформную лояльность.
Как мы говорили выше, чем жестче рамки118политической системы, тем выше вероятность конфликта. С другой стороны,нам кажется, что представители критической теории явно переоцениваютроль этих репрессивных элементов для западных обществ. Период спада массовой протестной политической активности знаменует собой переход от раннего постмодерна к позднему, а вместе с тем к политической модели, именуемой неолиберализмом.Существенные изменения политической сферы и, собственно, становление политического постмодерна (как и дискуссии о том, что есть постмодерн) связаны с третьим этапом развития общества, начало которого условноможно отнести к середине 80-х XX века и длящегося до сих пор.
Данныйэтап можно охарактеризовать через ряд преобладающих тенденций, изменивших облик современных западных государств. К таким тенденциям вовнутренней политике можно отнести снижение уровня централизованности,смягчение административно-бюрократического контроля за периферией, высокий уровень толерантности к группам, представляющим различные меньшинства. Во внешней политике все большую роль начинают играть международные институты и транснациональные корпорации (политические и экономические), тем самым, ограничивая суверенитет местных правительств.Кроме того, можно отметить смягчение территориального режима между некоторыми группами стран (например – ЕС).
Эти тенденции создают условиядля возникновения глобально-интегрированного общества на внушительнойтерритории земного шара. Однако процессы мировой глобализации, разумеется, подвергаются крайне противоречивым оценкам и со стороны научнойсреды, и со стороны общественности – «Современная эпоха, с одной стороны, открывает новые перспективы для развития, но с другой, – создаютсяпредпосылки для элитарно-информационного и корпоративистского отчуждения человека от политики... Другие же озабочены тем, что открытые рынкипоставят под угрозу как целостность культур, так и суверенитет государств»[68, С. 154].119При изучении феноменов конформизма/нонконформизма целостностькультур и суверенитет государств интересуют нас в первую очередь.
Государство в данном случае мы рассматриваем как институт, фиксирующийнабор политических ценностей общества, регулирующих нормы политического поведения. Иными словами «...под государственной этикой понимается, во-первых, совокупность этических идей и представлений, определяющихвнешние нормы нравственности, которые исходят от государства как универсальной, упорядоченной общности людей» [62, С. 79-80]. Эта роль государства как универсальной общности все более нивелируется благодаря общемировой тенденции к унификации политического и культурного пространства.