Диссертация (1168614), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Видимый мир предстаёт перед натуралистами в своейсокровенной неприкосновенности. Весьма значимыми в этом плане становятсярассуждения натуралистов о бессмертии, которое трактуется ими в контекстепредставлений об эволюции. Наиболее показательна работа В. Бёльше «DasLiebesleben in der Natur» (1904), иначе говоря «Тайны любви в природе».
Бёльшедействительно ведёт речь о тайне, связывая с ней естествознание, которое,согласноегообразномуопределению,оказываетсясказочнойстраной,прорвавшей «вход в бесконечность» [91, с. 100]. Именно этот прорывспособствует непрестанному раскрытию тайн природы, благодаря чему Бёльшеделает вывод, что «индивид исчезает, но не погибает», поскольку «есть другаявысшая жизнь, наступающая после смерти» [91, c. 94]. Такой далеко не новыйвывод, наиболее явственно звучавший в философских концепциях XVIII столетияи получивший поэтическое воплощение в творчестве Гёте, столь почитаемогонатуралистами на рубеже веков, наполняется Бёльше особым содержанием.
Тайнабессмертия связана с зачатием, пролагающим дорогу к бессмертию, с любовью,которойохваченовсёмирозданиеикаждыйиндивидвотдельности.Непреложный факт развития и, соответственно, бессмертия человеческого родаподаётся Бёльше на основании глубокой приверженности дарвинизму, егоцентральной мысли о восхождении форм от низших к высшим. Однакодоминантой в исследовании и осмыслении Бёльше подобного восхожденияявляется тайна любви, тайна зачатия, которая выходит далеко за пределыестественных наук и не может быть осознана эмпирическим путём.
Областьвидимого (der Anschein) – человеческий род – сопрягается с невидимым(dieUnsichtbarkeit) – всеобщей, вселенской любовью.Обновление точки зрения на природу в мировоззренческих концепцияхнатуралистов тесно связано с трактовкой религиозных вопросов, особо значимыхна рубеже XIX – XX веков.
Данный аспект кажется наиболее сложным,34однозначной трактовки быть не может. С одной стороны, всё достаточно ясно илогично – для новой монистической религии, строящейся на принципахпантеизма, наиболее совершенной оказывается религия Спинозы, в которой бог имир представляют единое целое, понятие бога тождественно понятию природы.Натуралисты усматривают в такой религии «всю глубину идеи монизма,поскольку Спиноза доказал, что в природе существуют условия развития кактелесного, так и духовного мира» [267, с.
68].Подчёркнутый интереснатуралистов к проблеме бога и природы выражает Геккель в формулировкецелей к своей работе «Монизм», основные положения которой в дальнейшемвойдут в один из его главных трудов «Мировые загадки» – «установить связьмежду религией и наукой, <...> сблизить эмпирический и спекулятивный метод»[121, с. 5].
Вероисповедание испытателя, как определяет Геккель, а вслед за ним иК. Штерн, смысл новой монистической религии, строятся на принципахпантеизма,которыйпровозглашался«миросозерцаниемсовременногоестествознания» [118, с. 100]. Показательно в этом плане письмо писателя итеатрального деятеля Б. Вилле (B.Wille, 1860 – 1928) Бёльше, в котором онподчёркивает, что «картина мира Дарвина проходит в рамках идеалистическогопонимания природы. Мы оба, друг Бёльше, есть идеалисты, <...> поддарвинистской картиной мира понимаем пантеистическую» [410, s.
11].Но, с другой стороны, натуралисты воспринимают пантеизм Спинозы вконтексте весьма существенной для них идеи всеобщего одухотворения, корникоторой уходят в романтическую культуру, а через неё в – Античность. Междутем сам Спиноза в «Богословском трактате» называет язычество «суеверием,отвратительной догмой» и советует «навсегда забыть гнусных аристотеликов иплатоников» [222, c. 149], тогда как для натуралистовчрезвычайно важнымоказывается обращение к Античности, причём как к авторитету «гнусныхплатоников» с их концепцией о земном существовании индивида, переходящем внечто высшее, так и к теории одушевлённых атомов Демокрита. Значимымиоказываются для них и мнения романтиков о пантеизме прошлого,которыеощущают, что за кажущейся монистичностью взглядов Спинозы кроется35сильнейший дуализм – изначальная разделённость Natura Naturans и NaturaNatutata, единство природы и духа не может быть достигнуто.
Не случайно Ф.Шлегель называет пантеизм негативной идеей,«в ней признание толькобесконечного, конечному места нет» [260, с. 117], Шеллингу пантеизм кажется«зловещим словом, под которым «понимают всё, что угодно» [255, с. 425],философ чувствует у Спинозы разделение между богом и природой, «богСпинозы есть вне себя самого, он значим в своей сокровенности» [255, с. 425].Натуралисты на рубеже XIX – XX веков сходным образом не могут принятьпонятие бога, предлагаемое Спинозой: бог – причина всех вещей, природа –только атрибут бога. Подобно своим романтическим предшественникам,натуралисты чувствуют разделение между богом и природой у Спинозы, но, неформулируя чётко подобное разделение, пытаются нейтрализовать тот дуализм,который был замечен романтиками в философии Спинозы.
Натуралисты, привсём пафосном провозглашении пантеизма Спинозы, соответствующего ихпредставлениям о монистической картине мира, выводят не природу из духа, а,напротив, дух из природы. В результате одушевление мира посредством NaturaNaturans наполняет жизненной силой не только и не столько Natura Natutata,сколько, употребляя термины Спинозы, саму причину всех вещей. Эта причинаотчасти допускается натуралистами. Не принимая прежнего понятия бога, считаявременные и эпохальные изменения этого понятия вполне естественными, онитем не менее полностью не отказываются от него. Не видя в боге источник бытия,подчёркивая, что «невозможно представить себе нематериальное существо» [121,с. 2], натуралисты определяют бога как «бесконечную сумму всех сил природы»[121, с.
35].Понятие бога становится чисто номинальным, его полностьюзаменяет понятие природы, одухотворяющей себя саму.Можно сказать, чтонатуралисты впервые после Античности начинают постигать природу как фюсис,как само естество. Русский философ, культуролог А. В. Ахутин (1940), отмечаяточки соприкосновения античной фюсис и новоевропейской «натуры», считалобщим между ними «всегда скрытый, затаенный смысл бытия, его несводимость кмысли, не теоретичность, сокровенность» [88, c.102]. Подобная сокровенность36ощутима в философски-религиозных взглядах на природу у натуралистовпрошлого столетия.Восприятию мира в единстве, но без выявления в нём некой монолитнойсущности – творящего духа, способствовала и определённая трактовка проблемыприроды и искусства.
Эстетическое наследство, полученное натуралистами,включало в себя кантовскую уверенность в преимуществе природы передискусством и противоположную романтическую установку о доминантеискусства. Сглаживание разрыва между природой и искусством, выпадающее надолю художника-гения, получающего свой дар от природы и преподносящего еёправила искусству, как думалось Канту, или же бессознательно ощущающегоприроду в себе самом и воплощающего её загадочную сущность в искусстве, какполагали романтики, представлялось натуралистам несколько сомнительным.Стремление к наиболее полному единению искусства и природы подтолкнулонатуралистов к творчеству Гёте, которого они называли «основателем новойлитературы, природным поэтом» [410, s.
8], поскольку «в его творчествезначительно преодолевается разрыв между природой и литературой» [410, s. 74],приводят в качестве весомого доказательства стихотворение Гёте «Природа иискусство» («Natur und Kunst»), (его текст целиком вводит в свою работу К.Штерн), в котором предпочтения отсутствуют, различия исчезают, оба кажутсяпоэту привлекательными («Und beide scheinen gleich mich anzuziehen»).Натуралисты говорят о «языке природы как языке жизни» (Hillebrant) [410,s. 40], о «подчинении искусства естественным природным законам» (C.
Alberti)[410, s. 49]; в одном из главных положений «Свободной сцены» («Freie Bühne»)указывалось на необходимость расстановки «новых акцентов, связанных сотношением искусства и природы» [410, s. 59]. В аспекте данной проблематикиинтерес представляет точка зрения современного немецкого исследователя С.Вьетта, который, размышляя о ходе всеобщего развития модерна, выдвигаетпонятие «цепной реакции» («Kettenreaktionen»), когда происходит расщеплениеодной («старой») связи и вступление в другую («новую») [459, s. 49]. Вьетта, непринимающий мысль Лумана (1984) о саморегуляции в любой системе, в том37числе и в искусстве, отмечает «процесс взламывания цепей, происходящий неизнутри, а снаружи» [459, s.
23]. Вероятно, существенно не столько взламываниецепей, сколько их расслаивание, итогом которого становится плавный переход вдругое состояние. Этому способствует как внутреннее изменение, так и внешнее,иначе произойдет полный разрыв, размыкание изначально заданного процесса.В этом плане известная формула Хольца «K= N- X», предъявленная им встатье «Искусство» («Die Kunst»), подлежит тщательному комментированию.Хольц, как известно, называет «Х» таинственным фактором, составляющимоснову художественного произведения.
Он, как пишет Хольц, является частьюприроды и, соответственно, целью искусства, тогда «искусство имеет тенденциюснова стать природой» («Die Kunst hat die Tendenz wieder die Natur zu sein») [410,s. 148]. Современники Хольца, в частности Р. Демель, считали, что «X» Хольца«невозможно постигнуть, представить и определить» [410, s. 292].Думается, что в данном случае следует обратить внимание не столько на«X», сколько на знак «–». Из природы (N) вычитается художественноепроизведение (X), получается, что авторское творение ориентируется на природу,но через отрицание, через «–». В природе возникает, говоря словами Гегеля,негация в себя самое, что выступает условием всякого движения, всякого«взламывания цепей»: природа выталкивает из себя свое подобие, свое создание –художественный текст, поскольку он соответствует ей лишь отчасти.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
