Диссертация (1168614), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Слово «социальная», таким образом, приобретает некий оттенокстандартности, массовости, внешней респектабельности, того, что лежит наповерхности, открыто для обозрения.Именно такая, воочию явленная социальность является для Г. Гауптмана«безличным постулатом». Она образует событийную канву так называемой«внешней» драмы, сюжет которой демонстрирует апокалипсическую картину –всеобщую дегенерацию. Люди теряют человеческий облик, личности как таковойбольше нет, отсутствует даже ее подобие. Г. Гауптман рисует семью Краузе, вкоторой алкоголик отец, как говорит о нем доктор Шиммельпфенинг – один изперсонажей драмы, – не выходит из трактира.
Его вторая жена, госпожа Краузе,находится в интимных отношениях с племянником – Вильгельмом Каалем, желаяв то же время выдать за него замуж свою падчерицу Елену. Не может жить безалкоголя жена Гофмана, из-за этого погиб их трехлетний сын. Шиммельпфенинграссказывает Лоту, что в округе везде пьянство, кровосмешение. Под пером Г.Гауптмана, по образному определению Ф.
Ницше, предстает «мир краха, упадка,декаданса, мир, не пропитанный больше жизнью» [195, с. 426]. Это расшатанныйсоциум, который, однако, имеет сильную власть над людьми именно в силу своейрасшатанности. Социальная деградация охватывает всех, из ее тисков невозможновырваться.Наиболее верным доказательством может служить образ Гофмана. О неммало говорится в литературоведении, как правило, он упоминается какборьбы, что вызвали сильную насмешку Ф. Ведекинда. Но Г.
Гауптман всегда чтил Хенкеля за наивность,непосредственность чувства, отстаивал его поэтическое достоинство перед Ведекиндом [350, s. 162]. Но при этомон подчёркивал, что «это пустое определение, не свидетельствует ни о чём, является безличным постулатом» [350,s. 148].48контрастный Лоту персонаж. Между тем Гофман интересен сам по себе. Егожелание и даже внутренняя потребность Вырваться из страшного социума тесносливается с мыслями о возможности комфортного существования в нем. Итогомподобной душевной раздвоенности становится его еще большее погружение втрясинутогосуществования,котороеонпочтидобровольновыбрал.Немаловажен тот факт, что Г.
Гауптман никогда не судит своих героев. Онподчеркивал, что «все они – дети драматурга, их надо всегда любить и особымобразом жалеть» [346, s. 67]. Такая любовь и особая жалость ощущаются вотношении Гофмана. Богатый промышленник, стремящийся исключительно кматериальному достатку, воспринимается как человек несчастный.
Его жена пьет,первый сын погиб от алкоголя, второй рождается мертвым. Бесспорно, он знал,что вступает в семью пьяниц, подразумевается, хотя в тексте прямо не говорится,что он женился ради определенной выгоды. Зависимость Гофмана от жестокихзаконов окружающего социума, подчинение им, согласие с ними, практическиполная детерминированность социальным механизмом определяют в то же времяего внутреннюю драму. В основе ее лежит особая душевная раздвоенность,определяемая, с одной стороны, стремлением к деньгам и способом их получения(убедил крестьян заключить договор, по которому он один имеет право на всювыручку за добытый уголь), а с другой – мучительным ощущением и жуткимосознанием того, чего так жаждет его душа и чего у него никогда не будет –домашнего уюта, семейного счастья.
Поэтому Гофмана можно назвать, используямногозначную формулировку И. Гердера, «несчастливо несчастным человеком<...> возбуждающим сожаление и глубокое сострадание» [125, с. 443].Вкачестве«безличногопостулата»,связанногоиопределяемогообщественными, социальными нормами, предстают законы наследственности исреды.
Имеющие столь важное значение для современников Г. Гауптмана,осознанные и обдуманные им самим, они осмысливаются в первом произведениинемецкого драматурга как своего рода эксперимент модерна, проведенного над49самим собой14. Такой эксперимент, тесно связанный с внутремодернистскимпринципом радикального сомнения, представляет собой, как писал М. Каган, «туфазу модернистского сознания, в которой все противоречия доведены до предела»[147, c. 231].
Действительно, натурализм изначально не был цельным, внутридвижения развернулась дискуссия, связанная с вопросами наследственности исреды. В союзе «Прорыв» в феврале 1887 года дебаты привели к двумпротивоположным точкам зрения. Историк литературы, критик и публицист Л.Берг (1862 – 1908), видя ее апофеоз в «Привидениях» Ибсена, называет драму онесчастном сыне фру Алвиг «высшим результатом современной поэзии».Напротив, литературный теоретик Г. Вольф (1862 – 1923), одно время тесносвязанныйссоюзом«Прорыв»,считаеттеориюнаследственностиантихудожественной, «драма, чрезмерно следующая «биологическому року»,изживает сама себя, в ней отсутствуют законы жизни» [410, s.
61]. Что касаетсятрактовки среды, то она, определяемая ведущими положениями И. Тэна,практически полностью принимается Бёльше15. Он пишет, что «при созданиихарактера надо быть почти математиком, точно и скрупулезно исследовать среду,только тогда образ героя будет правдоподобным» [410, s. 101]. В то же времяписатель, литературный критик К. Гроттевиц (1866 – 1905) в статье «Преодолениесреды» («Die Überwindung des Milieu», 1891) считает данное учение Тэнанеуместным, «оно создано для людей с низким интеллектом, человек с сильнойволей может и должен противостоять среде» [410, s. 78].Весьма характерно, что сам Тэн не столь категоричен в отношении понятиясреды по сравнению с его немецкими толкователям.
Тэн считает, что «средаважна, но главным при этом остается внутренний строй души <...> Основа основ –элементарность, первичность, глубина природного характера» [228, с. 93]. НечтоОсобо хочется подчеркнуть, что сам процесс эксперимента не предполагает изначальной априорнойустановки. Результатом литературного эксперимента как опыта модерна, его самоисследования, являетсяоткрытость сознания, его особый поворот, связанный с дихотомией «принятия - отталкивания». Поэтому не совсемправомерно вести речь о победе, или преодолении натурализма в первой драме Г. Гауптмана, что имеет место вбольшинстве литературоведческих работ.
Для примера можно назвать Rüdiger Bernhardt. Sieg und Überwindung desNaturalismus. G. Hauptmanns soziales Drama .Vor Sonnenaufgang. In G. Rupp. Klassiker der deutschen Literatur Epochen- Signaturen von der Aufklärung bis zur Gegenwart. Würzburg. 1999. S. 117- 160.15«История английской литературы» И.
Тэна была переведена на немецкий язык в 1878 году.1450подобное высказывает Х. Харт в 1877 году. Утверждая, что «натурализм долженбыть понят в высшем смысле слова», Харт вкладывает этот высший смысл впонятие элементарности, «которое заложено в самом сердце природы» [410, s.14]. Подобные примеры помогают прийти к весьма неоднозначным выводам.Писатели-модернисты преодолевают границы своего мышления, раздвигают,расширяют его рамки. Сомневаясь в том, что еще недавно казалось незыблемым,значительно расходясь между собою в ими же созданных постулатах, модернистына рубеже XIX – XX вв.
манифестируют принцип жизни, в которой все изменчивои одновременно обладает постоянством в сфере этой изменчивости.Г. Гауптман как писатель времени модерна принимает подобный принцип ипоэтически репрезентирует его в драме «Перед восходом солнца». Такаярепрезентациякасаетсявзначительнойстепенивопросовсредыинаследственности. Понятие социальности, связанное с ними, становится ужемодернистскойтрадицией,опосредования.Вопросычтосредытребуетиновогоусвоения,наследственностикажутсямыслящегописателюнесущественными, не «элементарными», не «природными», надуманнымилюдьми, искусственно сделанными, относятся поэтому, с точки зрениядраматурга, к той внешней социальности, которая «ни о чем не говорит»16.
Г.Гауптман при этом подчеркивал, что «главное зло не в наследственности, а взлоупотреблении алкоголем. Сама же наследственность вполне излечима трудоми работой над собой» [350, s. 97]. Г. Гауптман мотивировал свои положения тем,что слушал лекции профессора Форела, благодаря которому «приобрел капиталзнаний о человеке и его психике, он отложился в памяти и не может потеряться»[344, s. 632]. Верной представляется точка зрения русского исследователя Н. А.Котляровского, который видел трагическое начало в пьесе Г.
Гауптмана «не всудьбе, переданной через законы наследственности, а в воле человека, которыйжелает добра» [164, с. 21].Не случайно Ю. Харт видит недостаток пьесы Г. Гауптмана в том, что «вопросы наследственности исреды лишь затронуты, а они должны быть ведущими, выделены, представлены более выпукло и ярко» [350, s.154].1651Герой Г. Гауптмана Альфред Лот, покидая Елену, находится в пленуличных, «социальных», абстрактных установок – в семье алкоголиков не можетбыть здоровых детей.
Неудивительно, что образ Лота вызвал недоумение еще усовременников Г. Гауптмана. Г. Брандес называл его доктринером [95, с. 167],писатель, драматург, литературный критик П. Эрнст (1866 – 1933) подчеркивал,что получил огромное удовольствие от чтения пьесы, но «образ Лота крайненеприятен, он как бы составляет смету жизни, так человек не должен поступать»[350, s. 214].Между тем необходимо иметь в виду второй аспект, касающийся жанра«социальная драма». Внимание направлено в данном случае, как пишет философи культуролог Ю.
М. Резник, не на «объективную данность, а на субъективнуюреальность» [213, с. 88]. Социальное осмысливается как нечто духовное, адуховное в свою очередь приобретает глубину социальности. Противоречие,зафиксированное в дихотомии «социальность – духовность», снимается. Онопрактически изначально было кажущимся, мнимым, но лишь в том случае, когдаречьвеласьобиндивидуальнойсоциальности,манифестируемойчерезсубъективное переживание личности. Тогда и возникает возможность говорить отом, что Гадамер назвал «неосознанным мнением творца» [110, с. 124].Это мнение играет очень важную роль в трактовке жанра «Перед восходомсолнца».