Диссертация (1168478), страница 48
Текст из файла (страница 48)
также: Арциховский1944: 197]. В старообрядческом сборнике XIX в. у группы демонов в личинах мужчин и юношейпоявляются черные когтистые лапы вместо ног и огромные черные ладони249 [РНБ. Тихан. № 338:256; опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 62].На некоторых изображениях фигура нагружена сразу несколькими маркерами – они резкоакцентируют идею о том, кто именно явился герою истории. Большие крылья и хохол выдаютбеса, обратившегося в воина, на житийной иконе Авраамия Ростовского XVII в.250. На миниатюреагиографического сборника XVII в.
у мнимого человека, которым прикинулся дьявол, показаныне только крылья с хохлом, но еще и длинный бесовский крюк в руках251. В лицевом ХожденииИоанна Богослова XVI в. один преобразившийся дух выглядит как хохлатая серая женщина,которая чуть ниже теряет женские одежды и превращается в нагого серого беса, а второй каксерый хохлатый воин, рядом с которым читается надпись «бес» [БАН.
П. I. А. № 34: 8об., 21об.;опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 64].Иногда умножение маркеров показывает обратное превращение демона. В одном изЦветников XVIII в. целой серией миниатюр проиллюстрировано «Слово о епископе, почитавшем247Cм. [Лихачев 1911: № 13, табл. IX (л. 8об.); № 33, табл. XVIII (л. 21); № 34, табл. XIX (л. 21об.);№ 134, табл. LXVIII (л. 76об.)].248[Лихачев 1911: № 26.
л. 23; № 33, табл. XVIII (л. 21)]. См. эти миниатюры в рукописи [БАН. П. I.А. № 34: 8об., 19об., 21, 21об., 22, 54, 54об., 55, 76об., 77].249Ср. мытарственного блудного беса в образе человека с когтистыми лапами в лицевой рукописиконца XVII в.[РГБ. Ф. 178 № 4113: 52].250См. клейма № 13, 15 и 16 [ГМЗРК. Инв. № И-693; опубл.: Вахрина 2006: № 72].251[РНБ. ОЛДП.
F. 137: 17 (древнерусской пагинации)].176апостола Андрея». Демон явился епископу в образе девушки и долго искушал. На каждом листемы видим женщину в красных одеждах с серыми крыльями за спиной, а на последней миниатюре,где разоблаченный бес падает в геенну, у мнимой девушки появляется еще и серая хохлатаяголова демона252.Элементы, выдающие истинную природу демона, чаще всего выделяются темным цветом –фрагменты «подлинного» тела оказываются черными, синими или серыми, что отсылает к идее отемной, мрачной природе демонов. К примеру, на клеймах еще одной житийной иконы АвраамияРостовского крылья и хохол беса-«воина» выкрашены в темно-голубой253.
Женщина с коромысломи серой хохлатой головой на миниатюре из сборника XVIII в. – дьявол, искушающий монахаУльяна [БАН. 25.7.6: 13], а человек с серым хохлом и крыльями в Цветнике XVIII в. – бес,обманывающий женщину (Ил. 4) [БАН. 32.3.15: 254–256]. Но бывают и исключения. На иконе«Святые благоверные князья Константин, Михаил и Федор Муромские, с житием» 1714 г.изображен бес, под видом девицы явившийся к епископу Василию, чтобы опозорить его передлюдьми. У мнимой возлюбленной архиерея на голове стоят волосы, напоминающий желтуюкорону, или корона, напоминающая срезанный желтый хохол254 [МИХМ. Инв. № М-6604; опубл.:Иконы Мурома 2004: № 57, илл. 57.76; см.: Сухова 2006: 202–205; 253–254].
Так или иначе, во всехэтих случаях зрителю видно, что личина лишь прикрывает «истинный» облик беса подобно тому,как одежда прикрывает тело. Характерно, что в одном из экземпляров печатного издания КиевоПечерского патерика 1661 г. неизвестный читатель затер не только демонов, изображенных вмонструозном облике, но и лица «ангела» и «монаха» с бесовскими крыльями – легкоопознаваемые маски дьявола [ГИМ. Муз. 2832: 131об., 160об., 162об., 213].И симультанный, и гибридный приемы строятся на чередовании или совмещении двух различныхперспектив: субъективной – участника событий (бес показан таким, как он предстал перед человеком) иобъективной – рассказчика (зритель видит истинную сущность «гостя»). При этом гибридные образылучше всего демонстрируют разрыв, неизбежно возникающий между письменным и визуальнымтекстом.
Изображение ангела с бесовскими крыльями или человека с бесовским хохлом не252«Слово о добродетельном епископе, почитавшем апостола Андрея» [БАН. 32.3.15: 133об.–144;опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 64]. О «Слове» см. [Державина 1965: 225–228], о лицевыхЦветниках из собрания БАН [Бубнов 2006].253Клеймо № 19 «Перевоплощение беса в воина» иконы «Явление апостола и евангелистаИоанна Богослова преподобному Авраамию Ростовскому, с житием преподобного Авраамия»,первая треть XVIII в. [ГМЗРК. Инв. № И-943; опубл.: Вахрина 2006: № 115]. Ср.
с клеймом№ 23.254См. похожую «шапку» [РНБ. F. I. 734: 4, 57; ГТГ 2010: Мин. X. 8–10].177соответствует ни субъективному опыту видения, ни реальности, известной рассказчику. Чтобы верно«считать» такое изображение, нужно понимать условность его визуального кода.Как отметил А.Е. Махов, маркеры на фигурах преобразившегося демона – комментарий,обращенный к зрителю: «Сколь бы убедительным и полным ни было переоблачение дьявола, совсем отмаркеров демонического – этого аналога авторского голоса в словесном повествовании – иконография,по-видимому, никогда не отказывается» [Махов 2011: 47]. Нулевое маркирование, хотя встречалось и вевропейском255, и в русском искусстве, действительно оставалось редким явлением.
Однако это больше,чем комментарий. Нам нужно рассмотреть этот иконографический прием в широком контексте исравнить с аналогичными стратегиями, которые действовали в других языках культуры – письменным иустным, чтобы лучше понять его специфику.1.9. Мена личин в книжности, иконографии и фольклоре: семиотические моделиРассказы о бесах, которые являются герою в иллюзорных телах, пронизывают средневековуюлитературу на Востоке и Западе христианского мира. Однако здесь, как кажется, возникаетнебольшое отличие. В католической традиции некоторые авторы (преимущественно в зрелоеСредневековье и раннее Новое время) писали о тех или иных несовершенствах в призрачных маскахбесов – их обличье таит некий изъян, знак их истинной природы, который они не в силах изменить,будь то уродство (отсутствие спины, вывернутые колени, разные глаза), зооморфные черты(звериные лапы, когти) либо, наоборот, неправдоподобная красота [Махов 2007: 196–198].
Такой«невольный промах» выдает дьявола в истории, которую записал в 1591 г. юрист и теолог ИоганнГеорг Гёдельман. Однажды профессору из Вюртемберга явился странно одетый посетитель, которыйстал задавать ему трудные богословские вопросы. Сперва ученый, заматеревший в диспутах, отвечалбез труда, но когда гость предложил вопросы еще более трудные, профессор сказал ему: «Тыставишь меня в большое затруднение, потому что мне теперь некогда, я занят. А вот тебе книга; вней ты найдешь то, что тебе нужно».
Гость протянул руку, и ученый заметил, что к нему тянется необычная ладонь, а лапа с когтями, как у хищной птицы. Узнав по этой примете дьявола, профессорвоскликнул: «Так это ты? Выслушай же, что было сказано о тебе» и, открыв Библию, нашел в книгеБытия слова: «Семя жены сотрет главу змия». Посрамленный дьявол в смущении и гневе исчез, нопроизвел страшный грохот, разбил чернильницу, разлил чернила и оставил после себя смрад,который еще долго слышался в доме [Орлов 1904: 15].255Как описанная выше фигура Люцифера из Библии Фюртмеера [Oettingen-WallersteinscheBibliothek. Sign.
Cod. I.3.2.III: 8].178На Руси «истории с разоблачением» такого рода практически не встречались. Редкоеисключение – эпизод из «Повести о Савве Грудцыне», (вторая половина XVII в.), герой которого,придя в царство дьявола, увидел множество «темнообразных» юношей, а затем «окрест же престолаего зрит… множество крылатых стоящих; лица же их овых сини, овых багряны, иных же яко смолачерны» [Скрипиль 1947: 243]. Проводник Саввы, бес в образе человека, объяснил, что этомуправителю служат люди со всех стран земли, и это вполне удовлетворило наивного героя. В этомслучае, однако, маркеры не выдают бесов: по-первых, по сюжету они не разоблачили персонажей,во-вторых, нет никаких намеков не то, что бесы хотели преобразиться, но потерпели неудачу(ключевые герои, демон-проводник и его «отец»-дьявол, изображавший царя, приняли безупречныеличины).
Этот мотив явно был нужен автору Повести для других целей – показать глупость ислепоту обманутого Саввы и словесно обрисовать иконографический образ крылатых и темныхбесов.В переводных текстах и русских сочинениях XI–XVII вв. мне неизвестны рассказы, в которыхмаска демона оказалась бы несовершенной и выдала его сама по себе. Святые, которые, в отличие отпростых наблюдателей, видят незримого или замаскированного под человека или ангела беса,получают такую возможность Божьей благодатью, а не вследствие ошибки или слабости духа –иными словами, это свидетельство не ущербности дьявольской личины, а дарованной им силывнутреннего взора. Впрочем, надо отметить, что и в европейской литературе такие примерыоставались единичными в массиве средневековых рассказов о преобразившемся дьяволе, котороговыдавали не демонические черты, а подозрительное поведение и/или действия самого человека –молитва, крестное знамение, вмешательство святого и т.п.Отсутствие (возможно, за исключением единичных неизвестных мне случаев) таких «изъянов»маркеров, которые выдают наблюдателю преобразившихся бесов, отличает истории, активноциркулировавшие в русской религиозной книжности вплоть до XX в.256 не только от европейскойлитературы, но и от русской иконографии, воспроизводившей те же сюжеты.
По той же траекториипроходит и отличие книжных историй от устной фольклорной традиции, в которой есть множествотипологически и генетически родственных мотивов.Ситуация оборотничества духа по-своему отображается в русских визуальных, устных иписьменных текстах. Разумеется, у этих культурных языков разный генезис, прагматика, нормы,знаковые коды и т.п.