Диссертация (1168478), страница 47
Текст из файла (страница 47)
Махов [Махов 2015: 59].Перевод этих сюжетов с языка книжности на язык иконографии представлял собойлюбопытную семиотическую проблему: с помощью неких визуальных приемов необходимо былоотделить призрачные образы от реальных людей или зверей 241 .
Изображая такие сцены,европейские мастера чаще всего прибегали к приему гибридизации, наделяя обманную личинусатаны маркерами демона. Такие синкретические фигуры наглядно демонстрировали одновременнопризрачный и настоящий облик [Махов 2011: 42–48; Антонов, Майзульс 2012-2; Майзульс 2015]. Врусской иконографии этот прием тоже доминировал, допуская редкие исключения.241Когда иконописцу нужно было отобразить призрачные бесовские «мечтания», которыеупоминались в тексте без описания каких-либо деталей, чаще всего изображались хищные звери,аспиды или темные хохлатые демоны, атакующие человека.
См., например [Житие СергияРадонежского 1853: 77об., 80]. На западном материале см. [Махов 2011: 16, 42–48].172На одной из гравюр печатного издания Киево-Печерского патерика (Киев, 1661) изображенаистория Исакия Печерского. Перед монахом выстроилась толпа звероподобных монстров-демонов.Патерик рассказывает, что бесы обманули монаха, явившись ему в образе ангелов и предложивпоклониться ложному Христу, но на изображении, ничто не напоминает об иллюзии. Уродливыезооморфные тела демонстрируют только суть произошедшего: демоны искусили затворника.Мотив о преображении вынесен за скобки. Единственное, что связывает визуальный и тестовыйрассказы – скипетр и корона одного из уродливых бесов – очевидно, того, кто изображал Христа[Патерик 1661: 162об.].Это редуцирующий прием – он отсекает важную содержательную часть рассказа ипринципиально обедняет визуальную историю по сравнению с текстом.
Поэтому такой случай –скорее казус, чем правило. Такой прием не стал работающей моделью – иконописцы ииллюминаторы стремились передать не только истинную суть, но и механику произошедшего.На обратном полюсе существовали изображения, в которых показана только личинадемона, но не его «истинный» облик. На 26–м клейме житийной иконы Иоанна Богослова концаXV в. бес, изгоняемый из озера, показан в виде черного волка – мы видим его глазамивнутренних зрителей, героев апокрифического Хождения апостола Иоанна [ЦМиАР.
Инв. № КП164; опубл.: Иконы ЦМиАР 2007: № 20; Иконы Москвы 2007: № 43]. Однако это мелкая, едваразличимая на иконе фигурка вряд ли могла привлечь чье-то внимание. Интереснее рукописьXVII в., иллюстрирующая то же Хождение, где бесы показаны в личинах женщины, воина и«воскресшего» человека, но на всех миниатюрах неотличимы от реальных людей [ЖитиеИоанна Богослова 1878: 17, 31, 31об., 34об., 80об.]. Такой прием в свою очередь редуцировалчасть истории, демонстрируя зрителю лишь ее часть – в данном случае, иллюзорную маскубеса, и, как уже говорилось, не получил распространения242.Гораздо чаще действовал симультанный принцип. Удвоение фигур показывало динамикуразвития событий. Первая фигура, расположенная левее или выше (визуальный текст чаще242Интересно, что в иконографии есть и обратный случай: превращение человека в беса. История изВеликого Зерцала рассказывает о грешнике, который был в наказание превращен в демоническоечудовище – ему пришлось исповедоваться священнику, спрятавшемуся за церковной дверью, чтобывернуть свой прежний облик.
На миниатюре из старообрядческого сборника XIX в. грешникизображен в виде огромного черного беса со звериной головой; он сидит, скрестив руки на груди впозе причастника. Никакие маркеры, выдающие в демоне человека, здесь не использованы. Однако вверхней части миниатюры, отделенные облачным бордюром, изливаются лучи благодати –традиционный иконографический знак, указывающий на чудо, которое произошло по Божьей воле[РНБ.
Собр. Тиханова № 338: 171; опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 69].173всего строился в той последовательности, которая предполагалась при написании/чтенииписьменного) представляла демона в иллюзорном облике, вторая, правее или ниже – в«собственном». Выстраиваясь друг за другом, эти образы разворачивали перед зрителемисторию о явлении беса в чужой маске и о последовавшем разоблачении. В лицевом ЖитииАндрея Юродивого XVII в. демон, который пришел к девушке в виде черного пса, изображенсперва в собственном обличии – в верхнем регистре он целует женщину, а затем, внизу – уже ввиде пса, который стоит на задних лапах, как позой, так и цветом четко перекликаясь с демономнаверху.
На другой миниатюре бес, принявший облик старухи, а затем уползший змеем,представлен в «маске» старой женщины, а внизу той же старухи, от которой отползает аспид сдвумя лапами243 (Ил. 5) [РНБ. ОЛДП. Q. 53об., 58: 147об.; опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 62].Так же выстроен этот сюжет на иконе начала XVI в., причем красноголовый змей, изображенныйоколо старухи, явно перекликается с красноголовым антропоморфным сатаной на соседнемклейме244.
В Житии Сергия Радонежского XVI в. мы видим одновременно больших серых змейдраконов (сатана многажды «змиями претваряшеся») и демонов-эйдолонов, убегающих в сторону[Житие Сергия Радонежского 1853: 109, 109об.]. На иконе «Искушение Антония Великого» XVI в.изображены звери, нападавшие на святого в «мечтаниях»: лев с огромным языком, ехидна,единорог и другие твари. Позади стоят настоящие враги, наславшие эти «клюки»: черные демоныэйдолоны с крюками и посохами [Русские иконы 2003: № 10].Иногда симультанный принцип работал не в рамках одной миниатюры (клейме иконы), ана последовательных изображениях. Тогда изображения бесов в иллюзорных масках получалибольшую автономность – чтобы понять произошедшее не достаточно посмотреть на отдельнуюсцену, нужно обратиться к следующей и мысленно наложить «разнесенные» образы.
Так, наминиатюре Радзивиловской летописи, в той же сцене искушения Исакия Печерника передмонахом стоят двое юношей, без каких-либо ангельских (крылья, нимб), но и без илидьявольских (хохол, звериные лапы) атрибутов [Радзивиловская летопись I: 111об., мин. 252].Истинная природа гостей становится ясна на следующей миниатюре, где толпа звероподобныхбесов пляшет вокруг инока [Радзивиловская летопись I: 112об., мин. 253].Впрочем, этот случай балансирует между симультанным и знаковым приемами. В томслучае, когда человеку являлся демон в облике ангела, его могли маркировать нульморфнымзнаком – отсутствующим нимбом. Лишая ангельскую фигуру знака святости, иконописец или243См. такое же решение этой сцены в рукописи XVIII в.
[ГИМ. Муз. № 257: 112об.; ср. сизображением старухи без змея: БАН. Лукьян. № 42: 55].244Такой же красноголовый змей обвивает шею монаха на другом клейме иконы [ГРМ. Инв. 2099;опубл.: Лазарев, 1983: № 123].174миниатюрист четко указывал на ложную природу гостя. Так, на 12-м клейме иконы XVI в. «Св.Никита, побивающий беса, с житием» из собрания ГТГ перед Никитой стоит белый ангел безнимба (Ил.
3) [ГТГ. Инв. 20098; см.: Антонова, Мнева 1: № 577; Бекенева 2006: 318–319].Однако в абсолютном большинстве случаев использовался другой знаковый прием: фигурабеса представляет его в иллюзорной личине, но с какими-либо маркерами демонического, которыевскрывают его настоящую природу. Гибридная фигура совмещает в себе оба тела демона –истинное и призрачное.
Это одновременно симультанный прием, свернутый до минимума – водну фигуру-микрорассказ («демон преобразился в…»), и подсказка, ориентированная назрителя (при этом гибридный и симультанный принципы легко могли совмещаться в одном циклеминиатюр)245.Часто знаком, указывающим на бесовскую природу личины, оказывался монохромныйтемный цвет. На описанной миниатюре с ложной старухой из Жития Андрея Юродивого этотмаркер дополняет симультанное построение композиции: обе фигуры старой нищенки написанысерым цветом, а отползающий от нее внизу змей – уже коричневым и красным.
В лицевом ЖитииНифонта Константского ложные воины опознаются благодаря серыми лицам (при этом и доспехи,и руки написаны в ярких цветах), что напоминает распространенные в книжности эвфемизмы«мурин», «эфиоп» и т.п. [БАН. П. I. А. № 50: 30об.; опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 65, илл. 8].Самым типичным разоблачающим знаком был хохол, главный маркер демонического врусской иконографии. На иконе «Св. Ипатий Гангрский, с житием» первой половины XV в. изсобрания ГТГ в десятом клейме святой избивает беса, преобразившегося в небесного духа –маленький ангел в красной тунике схвачен за длинные вздыбленные волосы [ГТГ.
Инв №. 6135;опубл.: Антонова, Мнева 1: № 204; Попов, Рындина 1979: 447, 449; Лазарев 1983: Илл. 143].Смуглый «ангел» в тунике, с белыми крыльями и черным хохлом вместо нимба стоит передапостолом на житийной иконе Иоанна Богослова XVI в.245246. На миниатюрах XVI в.,В лицевых Житиях Нифонта Констанцского XVI в. сатана, принявший облик черного пса,изображен в виде обычной собаки, а сатана, пляшущий перед святым в образе птицы, – облике птицыс человеческим торсом [Щепкин 1903: X, мин. 54; XII, мин. 63; БАН. П.
I. А. № 50: 29, 24об.].246См. клеймо № 9 иконы «Евангелист Иоанн Богослов с Прохором на острове Патмос, схождением Иоанна Богослова» середины – третьей четверти XVI в. [ЦМиАР. Инв. № КП 3060;опубл.: Иконы ЦМиАР 2007: № 83]. Такой же образ в лицевом Житии Николая Чудотворца[Житие Николая Чудотворца 1878: 37об, 38]. На одной из миниатюр иллюминированногоАпокалипсиса XVII в. из собрания Национальной библиотеки Украины бес изображен в видевысокой крылатой фигуры: в отличие от ангелов, он одет не в тунику, а в набедренную повязку, аволосы на его голове напоминают всполохи пламени [НБУ. 1, 5486: 100].175иллюстрирующих Хождение Иоанна Богослова, обычно фигурирует женщина с торчащими во всестороны «огненными» волосами, воин и толпа жрецов с острыми хохлами.
Все они – лишьпризрачные маски, которые надел бес, чтобы искусить или обмануть апостола247. Аналогичнымобразом представлялась в «Хождении» история о бесе, который оборотился воином, чтобыоклеветать Иоанна. Если сравнить две лицевые рукописи XV и XVI вв., где проиллюстрирован этотсюжет, мы увидим, что в первой на голове демона в чужом облике надета высокая шапка, а вовторой – пламенеет бесовская прическа, обнажая перед читателем его истинную природу248.Когда в иконографии появлялись новые маркеры демонического – рога, перепончатыекрылья и др. – они немедленно начинали работать в том же контексте. В печатном изданииКиево-Печерского патерика 1661 г. или в лицевом Житии Федора и Василия XVII в. бес в образеангела имеет перепончатые крылья, а на голове – два рога, похожие на языки огня [Патерик 1661:213; Житие Федора и Василия 1879: 12, 16; только крылья: 12, 16, 24, 48; cм.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
