Диссертация (1168478), страница 20
Текст из файла (страница 20)
При этом один из сатиров просил св. Антония молить за нихБога61 [Лённгрен III: 137–138]. И в греческой иконографии, и в русских миниатюрах этот мотив59См., например, в списке «Хождения Богородицы по мукам» XII–XIII вв. [Черная 2008: 134–135]; в редакциях «Слова некоего христолюбца» и «Слова о том, како погани сущее языцикланялися идолом» (здесь же перечень имен античных богов) [Аничков 2009: 453–465]; висповедальных вопросниках [Корогодина 2006: 211, 225–227, 462, 546].
См. также оботождествлении в древнерусской книжности славянских языческих богов с античными иегипетскими божествами [Петрухин 2000]. О функционировании дохристианских славянскихперсонажей в средневековых текстах см., помимо обзора в классических работах Е.В. Аничкова[Аничков 1914] и Н.М. Гальковского [Гальковский 1913; 1916], обзоры источников иисториографии в [Петрухин 2000; Лавров 2000, 75–88; Левин 2004, 11–36; Белова, Петрухин2008: 10–39]. Подбор древнерусских слов и поучений, направленных против славянскихобрядов, см., например, у Н.С.
Тихонравова [Тихонравов 1859 IV: 83–112].60Отлучение, равное отлучению убийц, на 20 лет либо же до смерти, предписывалосьнакладывать за «волхование и чародейство» (в разных правилах встречались разные указанияотносительно сроков). См. [Прохоров 2003: 40, 44, 53].61Отношение автора к этим персонажам античной мифологии двойственное: с одной стороныони отождествляются с чудесными зверями, исповедующими силу Христову, с другой – с74изредка возникал62.Важнейший компонент бесовского ономастикона – иносказательные наименованиясатаны и бесов.
В средневековых текстах широко употреблялись эвфемизмы, использованные вБиблии: «князь века сего», «миродержец» (Ин. 12:31; Еф. 2:2; 6:11–12; 12:27), включаяинвективные:«отецлжи»(Ин.8:44),«лукавый»,«нечистый»,«погубляющий»,«неприязненный», «враг», «противник», «искуситель» и др. 63 Дьявола уподоляли змею идракону, апеллируя к апокалипстическому образу Дракона и рассказу о том, как «змий великий,змий древний», называемый дьяволом и сатаной, был низвержен с небес (Откр.
12:9). Еще одинчастый эпитет – «лев рыкающий», на первом послании ап. Петра, где сказано: «Трезвитеся,бодтръствуите, зане супостат ваш диавол яко лев рыкая ходит искы кого поглотити»64 (1 Петрбесовскими созданиями: услышав, что «стадам» этих существ не осталось места на земле,старец радуется о «погибели сатанине».62См., к примеру, в агиографическом лицевом сборнике XVII в. [РНБ.
ОЛДП. F. 137: 355об.].63Ср. также перечень многочисленных эвфемистических наименований беса в народнойтрадиции [Новичкова 1995: 44–45]. В древнерусской книжности встречаются оригинальныеэпитеты бесов – так, они могли называться «непреподобными» (по аналогии с преподобными –праведниками). В первой части жития Адриана Пошехонского (1570–е гг.) сказано, что вбелосельцев вселился «лукавый бес, непреподобный демон» [Дмитриев 1973: 206].Аналогичная идея выражена в эпитете безобразный – пав с Небес, сатана и его ангелылишились образа, данного им Всевышним; оказавшись на грани небытия, способны приниматьлишь бесчисленные личины, утратив первоначальный облик.64В древнерусской книжности образ использовался для выражения идей ярости, гнева, отваги исилы, как праведных, так и неправедных: «рыкающим львом» назвали как героев, так иантигероев – грешников и бесов.
Так, в «Книге Бесед» протопоп Аввакум пишет: «А праведник,уповая, яко лев рыкая, ходит, не имать попечения ни о чем, токмо о Христе» [ПЛДР. 1989: 423].Такие сравнения повторяются в его сочинениях [ПЛДР 1988: 544; ср.: БЛДР 7: 298 (Московскаяповесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород)], но в послании Каптелине Аввакумиспользовал образ в применении: «…егда тя обыдут внутреннии “скимни /львы. – Д. А./рыкающе восхитити, и испросити у Бога пищу себе”, еже есть бесове и лукавии помыслы...»[ПЛДР 1988: 575]. В том же значении см., например, в Хронографе 1617 г.: «…всезлобныядержавы темному миродержцу, иже не сщадит ни единаго естества твари Божия, но всех, акилев рыкая, поглотити хотя...» [БЛДР 14: 546]. Такая амбивалентность образов типична длясредневековой культуры. Тот же лев мог обозначать как Христа, как и Антихриста.
См.,например, в «Слове благословенного Ипполита, папы Римского»: «Господу оубо и Спасу755: 8–9). Как увидим, эти наименования активно работали в текстах как модель демонизацииврагов.Особыйвидэвфемистическихнаименований–номинации,указывающиеначерный/темный облик бесов: темнозрачные, черные, синьцы; они коррелировали с описаниями,в которых нечистый дух являлся людям «темным как индианин» [Лённгрен I: 186 (ЖитиеСимеона Столпника)] и т.п., а также с иконографическими фигурами бесов. В Житии АфанасияАфонского в качестве эвфемизма используются греческое и русское слово «черный», причемавтор обыгрывает название места проживания аскета: Бог уготовал праведнику жизнь на краюАфона, в месте, называемом Мелана, где его начал искушать «меланыи… иже на росиискомуязыку черъныи нарицается…» [Лённгрен I: 297].
Некоторые авторы указывали при этом, чточерный облик – не естественный «внешний вид» бесов, а следствие их падения: «Не соут бобеси таци яко же видим я черны, но соут огне омрачени» [Григорьев 2006: 229 («На соборархангела Михаила»)]. По той же логике бесов именовали агарянами, муринами и эфиопами.Прилагательные муринский и эфиопский часто использовались в значении «бесовский». Этатрадиция восходит к первым векам христианства – демоны, имеющие вид эфиопов и негров,упоминались житиях, патериках и других текстах, восходящих к аскетической традиции IV–Vвв., затем перешли в средневековую литературу [Brakke 2001b; Valk 2001: 53].Интересно, что прагматика использования эвфемизмов в книжности совершенно непохожа на логику устной традиции.
В фольклоре многочисленные эвфемизмы демонов,образуемые по разным принципам (замена на местоимения; использование человеческих имен;задабривающие, хулительные или обережные имена; имена, образованные от характеристикперсонажа, как известные славянские «нечистый», «шутик», «рогатый», «шиш», «шишига»,«маленькие» и проч.) имеют охранительную функцию, позволяя говорить о духе, не поминая итем самым не привлекая его [Wigzell 2000: 70; Славянские древности 2: 52; Славянскиедревности 5: 519].
В книжности такой мотивации нет: иносказательные наименования чащевсего функционируют наравне с прямыми/именными – «эфиопы» и «темнозрачные»параллельно называются бесами, дьяволами и т.п. Для авторов литературных текстов этометафорический, а не апотропеический прием. Древнерусские Азбуковники объясняличитателям, что бесы лишь уподобляются жителям южных стран с тем, чтобы подчеркнутьособенности их облика или природы: «Мурины, мурския страны человекъ, наричет же Писаниеи бесовъ муринами и ефиопами, и аравлянами, черности их ради, черны бо сут беси, якожнашему сыну Божию, ради царскаго и славнаго львоу предпроповеданоу, тем же образом исопротивника подобне льва пронарекоша Писание...
лев Христос, лев же и антихрист»; цит. по:[Соборник 1647: 126]. См. об этом недавно изданную статью А.Е. Махова [Махов 2017].76черны ефиопских и мурских стран люди, и черности ради бесовъ ефиопами, и муринами, иаравлянами именует» [Ковтун 1989: 224 (статья 1247)]. «Ефиопи, смирении, есть же обчаиПисанию и бесовъ ефиопами нарицати черности ради их, черны бо сут беси, аки главняугашена от огня, и черности ради вида их мысление именуются аравлянами и ефиопами, имуринами, понеже бо сих триех стран люди велми черны» [Ковтун 1989: 186 (статья 653)].Аналогичное по семантике слово «синьцы» не связано с какими-либо народами, и статья проних оказывается лаконично-указательной: «Синцы, бесове» [Ковтун 1989: 254 (статья 1784)].Азбуковники XVI–XVII вв. – богатая «энциклопедия» бесовских имен.
В алфавитныхстатьях упоминаются многие наименования демонов. Помимо известных («Вельзевул иВелиаръ, та имена бесовска»), тут фигурируют и более экзотичные: Зифелуз и Зарватей,Зерефер и Зифей, Еревентий, Кутун, Коментиол и «отец бесовский» Савореоса [Ковтун 1989:169 (статья 398), 191 (статья 714), 194 (статья 766) и др.; Белова, Петрухин 2008: 182–183]. Этикороткие статьи явно привлекали внимание, учитывая, что в начале Азбуковника приводилосьспециальное описание, целиком посвященное бесовским прозвищам – здесь рассказано, что этиимена используются в колдовских целях: волхвы и чародеи пишут их на бумаге и повелеваютносить ее людям в качестве амулета, либо чертят их на еде; если человек по незнанию возьметсебе такое имя (подсказанное тем же волхвом), он погубит свою душу [Ковтун 1989: 158(статья 199)].Наконец, в текстах XVII–XVIII вв.
возникает множество новых бесовских имен,связанных с колдовской традицией – они фиксируются в заговорах, часто собранных в особые«тетрадки», либо же их перечисляют фигуранты следственных дел о колдовстве, описывая надопросе свои взаимоотношения с бесами-помощниками.Для исцеления человека колдун или шаман часто стремится определить и назвать демона /болезнетворного агента, чтобы прогнать его65. Реализуя обратную стратегию, колдун призываетвсе новых вредоносных персонажей, чтобы усилить наводимую порчу (хотя в этой традицииважны не столько конкретные имена, зачастую имеющие малую или нулевую привязку к65О заговорных практиках распознания и называния недуга см., например [Агапкина 2010: 92–97]. Ср.
интересный пример узнавания духа в шаманской практике: «Так, А.А. Попов приводитслучай, когда долганский шаман которому никак не удавалось узнать, какой именно злой духвиновен в болезни его пациента, пригласил на свой сеанс сказителя олонхо. Коггда олонхосутпо ходу сюжета дошел до места, где герой, сражаясь с абаасы, начинает его побеждать, духболезни, засевший в теле больного, вылез чтобы помочь своему эпическому собрату, а шамансмог его увидеть и дальше камлал уже с полным знанием дела» [Мелетинский, Неклюдов,Новик 2010: 189].77персонажам-прототипам, сколько структура произносимого текста и магического акта[Адоньева 2004: 114–132]).Исходя из следственных показаний, обвиненный в чародействе Афонька Науменко в1642–1643 гг. называет «своих» демонов Народил и Сатанаил [Зерцалов 1895: 7; Журавель1996: 114–115].