Диссертация (1167329), страница 95

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 95)

There were ruddy, brown-faced, broad-girthed Spanish Onions, shining in thefatness of their growth like Spanish Friars, and winking from their shelves in wanton slyness at the girls as they went by, and glanced demurely at the hung-up mistletoe. Therewere pears and apples, clustered high in blooming pyramids; there were bunches ofgrapes, made, in the shopkeepers' benevolence to dangle from conspicuous hooks, thatpeople's mouths might water gratis as they passed; there were piles of filberts, mossy andbrown, recalling, in their fragrance, ancient walks among the woods, and pleasant shufflings ankle deep through withered leaves; there were Norfolk Biffins, squat and swarthy,setting off the yellow of the oranges and lemons, and, in the great compactness of theirjuicy persons, urgently entreating and beseeching to be carried home”.Ведущим является здесь мотив полноты, «изобилия плодов земных», актуализируемый словами со значением объема и величины (ср.

“round, pot-bellied baskets” –«круглые, пузатые корзины», “broad-girthed Onions” – «дородные луковицы», “pilesof filberts” – «груды орехов»; “great” – «огромный», “fatness of their growth” – «тучность», “opulence” – «полнота»). На синтаксическом уровне образ красочного разнообразия подчеркивается нанизыванием параллельных бытийных конструкций с вещными словами (“There were...” – букв. «Там были...») и обилием непредикативных«Праздник оказывается с нами сразу и на все отведенное время. В том и состоит временнаяструктура праздника, что “наступив”, он не распадается на последовательность следующих друг задругом моментов» (Гадамер, 1991, с.

309).349360форм глагола, преимущественно, герундиальных и причастных конструкций (ср.“lolling” – «выкатывались», “tumbling” – «спотыкались», “shining” – «сияли»,“winking” – «подмигивали», “entreating and beseeching” – «уговаривали и умоляли»).Одушевленный характер описываемого подчеркивает причастность к пространствупраздника всего видимого мира, тогда как преобладающие в образах фруктов насыщенно-красный и коричневый оттенки – “ruddy” («ярко-красный»), “brown”, “brownfaced” («коричневый»), “swarthy” («смуглый»), “blooming” («румяные»), “Biffins”(«темно-красное яблоко») – становятся цветовыми символами домашнего тепла.Синестезическим воплощением оживленной радости, пронизывающей временное пространство рождественской поры, становятся метафорические образы бакалейной лавки (“the Grocers’”):“The Grocers'! oh, the Grocers'! nearly closed, with perhaps two shutters down, or one; butthrough those gaps such glimpses! It was not alone that the scales descending on thecounter made a merry sound, or that the twine and roller parted company so briskly, or thatthe canisters were rattled up and down like juggling tricks, or even that the blended scentsof tea and coffee were so grateful to the nose, or even that the raisins were so plentiful andrare, the almonds so extremely white, the sticks of cinnamon so long and straight, the otherspices so delicious, the candied fruits so caked and spotted with molten sugar as to makethe coldest lookers-on feel faint and subsequently bilious.

Nor was it that the figs weremoist and pulpy, or that the French plums blushed in modest tartness from their highlydecorated boxes, or that everything was good to eat and in its Christmas dress; but the customers were all so hurried and so eager in the hopeful promise of the day, that they tumbled up against each other at the door, crashing their wicker baskets wildly, and left theirpurchases upon the counter, and came running back to fetch them, and committed hundreds of the like mistakes, in the best humour possible”.Праздничное веселье предстает в приведенном фрагменте как ощущаемое всеми органами чувств: слухом (“scales <...> made a merry sound” – «чашки весов так весело позванивали»), зрением (“almonds [were] so extremely white” – «миндаль был такослепительно бел»), вкусом (“spices [were] so delicious” – «пряности были так восхитительно вкусны»), обонянием (“scents of tea and coffee were so grateful to the nose”– «аромат кофе и чая так приятно щекотал ноздри»), осязанием (“the figs were moistand pulpy” – «инжир был так мясист и сочен»).

Нагромождение ярких деталей, выдержанное в форме кажущейся бесконечной череды двенадцати параллельныхконструкций (“It was not alone that <...>, or that <>, Nor was it that <...>” и т. д.) с семикратным повтором усилительного наречия “so” («так») (“so briskly <...>, so grateful <...>, so plentiful <...>, so extremely white <...>, so long <...>, so delicious <...>, socaked”), подчеркивает предельную степень эмоциональной насыщенности хронотопа праздника.На источник и причину этого красочного разнообразия указывает парафрасти361ческое сочетание “the hopeful promise of the day” (букв. «вселяющее надежду обетование этого дня»).

Слово the day, выступающее в темпоральном контексте «Рождественской песни» эллиптическим именем праздника, высвечивает в семантическойструктуре лексем promise («обещание; обетование»), hopeful («надеющийся») глубинные аксиологические смыслы, которые восходят к текстам Нового Завета: “Andthis is the promise that he hath promised us, even eternal life” (1 John 2: 25); “...Lord Jesus Christ, who is our hope” (1 Timothy 1:1).В описании празднования Рождества в доме Б. Крэтчита присутствие в темпоральном пространстве иного, вневременного начала подчеркивается повтором устойчивых пожеланий с предельным ценностным содержанием (Lord bless ye! God blessus! – «Да благословит вас Бог!»), напр.: “‘A Merry Christmas to us all, my dears. Godbless us!’”.

Метонимическое определение “contented with the time” (букв. «довольнывременем») высвечивает онтологическую полноту праздничного времени:“They were not a handsome family <...> But, they were happy, grateful, pleased with oneanother, and contented with the time <...> Scrooge had his eye upon them”.Внешняя, материальная скудость (“ribbons, which are cheap” – «дешевые ленты», “threadbare clothes” – «поношенная одежда», “twice-turned gown” – «дваждыперелицованное платье», “a custard-cup without a handle” – «соусник с отбитой ручкой»), немощь младшего ребенка четы Крэтчитов, Крошки Тима, лишенного возможности ходить (“a cripple”) контрастируют с эмоциональным состоянием героев(ср. “high spirits” – «ликование», “murmur of delight” – «восторженный шепот»,“beaming looks” – «сияющие лица»).

Антитеза внешнего и внутреннего имплицируетмысль о предельном уничижении рожденного в вертепе Богомладенца Христа, Который «ввел в Свою Божественную Личность всю немощь человеческой природы,<...> чтобы победить смерть» (Лосский, 2004, с. 192, 194).Участие в празднике становится не просто воспоминанием, но живым сопереживанием прецедентному событию Рождества, о чем свидетельствуют слова Крошки Тима, сказанные отцу после церковной службы:“...he hoped the people saw him in the church, because he was a cripple, and it might bepleasant to them to remember upon Christmas Day, who made lame beggars walk, andblind men see”.Восходящие к Евангелию от Матфея (ср.: “The blind receive their sight, and thelame walk” [St. Matthew 11: 5]), слова ребенка сообщают личному переживаниюпраздника атемпоральный ценностный смысл, эксплицируя сопряженность категорий «время» и «вечность».362Художественная репрезентация подфрейма «празднование» многообразна:описание праздника в семье Крэтчитов сменяется картинами Рождества в различныхуголках Старой Англии: в хижине горняков, на одиноком маяке, на корабле в открытом море.

Символически границы праздника расширяются на всё пространство«очеловеченного» мира. Темным тонам в описании дикой природы (ср. “bleak anddesert moor” – «мрачная пустошь», “black and heaving sea” – «черное бушующееморе», “darkness” – «мрак») противостоят образы света (“a ray of brightness” – «лучсвета», “flickering” – «мерцая», “in a glow” – «сияя», “specks of light” – «капли света»)и огня (“roaring fires” – «пылающие камины», “blaze” – «пламя»), которые становятся синестезическим выражением радости.

Сочетания с ключевым хрононимомChristmas (“Christmas tune” –«рождественская мелодия», “Christmas thought” –«мысль о Рождестве», “bygone Christmas Day” – «минувший день Рождества») подчеркивают в едином микроконтексте с определительным местоимением every («каждый») всеобщность праздника:“Every man among them hummed a Christmas tune, or had a Christmas thought, orspoke below his breath to his companion of some bygone Christmas Day, with homewardhopes belonging to it. And every man on board, waking or sleeping, good or bad, had hada kinder word for another on that day than on any day in the year; and had shared tosome extent in its festivities; and had remembered those he cared for at a distance, andhad known that they delighted to remember him”.Завершается череда рождественских картин упоминанием иных мест, запечатленных явлением праздника:“The Spirit stood beside sick beds, and they were cheerful; on foreign lands, and theywere close at home; by struggling men, and they were patient in their greater hope; bypoverty, and it was rich.

In almshouse, hospital, and jail, in misery's every refuge <...> heleft his blessing”.Семантико-синтаксическая структура этих строк восходит к евангельским словам о Страшном Суде – “I was an hungred, and ye gave me meat: I was thirsty, and yegave me drink: I was a stranger, and ye took me in: Naked, and ye clothed me: I was sick,and ye visited me: I was in prison, and ye came unto me <...> Verily I say unto you, Inasmuch as ye have done it unto one of the least of these my brethren, ye have done it untome” (St.

Характеристики

Список файлов диссертации