Диссертация (1155503), страница 34
Текст из файла (страница 34)
В первоначальном рабочем проекте этого закона раздел просто гласил: «Внебрачный183ребенок и его отец не являются родственниками», в понимании составителейзакона это отношение было простым правовым вопросом, но такого родаправовая норма, а соответственно, и порождаемое ей правовое отношение –яркий пример применения метода юридических фикций для конструирования правовых отношений в семейном праве.Раскрывая природу фиктивных правовых отношений, Л. Фуллер отмечает, что некоторые, самые древние из фикций являются утверждениями, которые были сделаны судами и явно относятся не к реальным фактам, а к содержанию самих правоотношений.
Так, «фикция «муж и жена одна Сатана»является выдающимся примером. Однако действительно ли это фикция?Ясно, что это утверждение не самого факта, а констатация имеющегоместо между субъектами правоотношения (причем, в формате «как еслибы»). Если суд фактически рассматривает мужа и жену, как будто они были«одним целым», то, разумеется, такое утверждение не будет соответствоватьистине в привычном, классическом ее понимании, как соответствия суждения (в данном случае, нормативного суждения) и имеющего место положения дела. Здесь налицо фиктивный элемент нормы.
Суды в действительностине рассматривают мужа и жену как «единое целое». Однако описание существующего правоотношения (урегулированного юридически положения дел)в полной мере заслуживает термина «фикция». Правосудие рассматриваеткак «сделанное» то, что на самом деле должно быть сделано. Например, «закон часто рассматривает деньги как землю и землю как деньги»218.В законе зачастую говорится о «слиянии имуществ», о «нарушении договоров», «исполнении обязательств». Эти выражения и многие другие, подобные им, приняты в языке права.
Они приобрели специальное юридическое значение, которые юристы используют, не осознавая их других значений. Никто не может отрицать и то, что группу лиц в корпорации, можно218McIntosh v. Aubrey - 185 U.S. 122 (1902) //http://supreme.justia.com/cases/federal/us/185/122/184рассматривать в качестве такой известной юридической фикции, как «юридическое лицо». Ясно, что юридическое лицо, взятое в качестве «единицы»гражданско-правового пространства, должны признавать суды и законодательные органы, говоря, что юридические права и обязанности присущи этому юридическому лицу. Здесь имеется своего рода «фиктивное сходство» с«физическими лицом».
Из этого следует что физические лицо и юридическое лицо в какой-то степени, но все же рассматриваются законом одинаково. Тем же, кто утверждает, что «юридическое лицо» это фикция, нужнопомнить, что слово «лицо» первоначально означало «маску» и его применение к человеку было изначально метафорическим, что, по сути, в рамкахконцепции Л. Фуллера, и будет метафорическим проявлением «правды».Обратимся к истокам такого подхода к инструментальной природе юридических фикций. Так, Л.Л. Герваген еще в конце XIX в. писал: «Глоссаторыпервые в христианской традиции говорили о законом установленной фикциипри решении вопросов о силе большинства и представительства… Канонисты первые назвали корпорацию лицом, применяя это название вначале кцеркви.
Данный результат был достигнут благодаря тому, что они началиотличать правовое понятие лица от «реального понятия» о человеке»219.Таким образом, еще с периода позднего европейского Средневековьястановится ясно, что только через призму теории фикций (эволюционно развивающейся в разные периоды западноевропейской истории права) можнобыло объяснить сущность такой правовой конструкции, как «юридическое219Герваген Л.Л.
Развитие учения о юридическом лице. СПб., 1888.С.17, 19. Вообще, в работе Н. Суворова можно встретить суждении о том, что«фикции вовсе не были нужны римлянам …, римские юристы были малорасположены заниматься спекуляциями отрешенными от действительности,и умозрительное оперирование фикциями можно всецело отнести на счетсредневековой юриспруденции» (Суворов Н. Об юридических лицах по римскому праву.
Ярославль, 1892. С. 43.185лицо». В этом плане, в работах Савиньи, Унгера, Пухты, Бирлинга, Резлера ииных исследователей этой категории теория юридического лица, как и теория юридических фикций только получают свое новое развитие, приобретают разного рода дополнительные концептуализации и, соответственно, практическое преломление.«Суть данной теории заключается в противопоставлении человека какконкретного, материального, «естественного» субъекта права искусственному, вымышленному, воображаемому лицу – юридическому лицу. Для Савиньи юридическое лицо – это искусственный, фиктивный субъект, квазичеловек, созданный для юридических целей и лишь в сфере частного права.
Данный субъект, будучи фикцией, не обладает сознанием, волей… Савиньи отмечает такое же противоречие у сумасшедших и у детей: здесь в качестве ихсобственной воли рассматривается воля их представителей»220. В этом плане,конечно, не случайно, теорию юридических фикций называют в западнойдоктринально-правовой традиции теорией «олицетворения» (а в трактовке Л.Фуллера – теорией «маскирования»).Впрочем, не только американские и западноевропейские исследователи обратили внимание на значение слова «маска» в праве. Так, Г.А.Гаджиев вработе «Онтология права» пишет: «Правовые понятия представляют собоюне случайно обобщенную совокупность правовых явлений, а объективно необходимые категории юридического мышления, которые мифологизируютреальную действительность, поскольку оперируют априорными понятиями, икоторые носят оценочный характер, поскольку направлены на упорядочениеотношений между людьми посредством разделения юридически существенного и юридически безразличного.
Юридический концепт появился, когдаримские юристы создали понятие субъекта права — persona, который является юридическим символом, не реальным, биологическим человеком, а правовым существом. Как человек, оказавшийся в греческом или римском театре,220Архипов С.И. Субъект права. СПб., 2004. С. 313-314.186в котором артисты носили специальные маски, переносился в особый мир,так и юристы для пространства правовой реальности ввели знаковосимволическое понятие субъекта права. Оказывается, физическое лицо — этоне человек, а правовая маска человека.
Со времен классического римскогоправа утверждение: субъектом права является только живой человек — становится ошибочным как связанное с узкореалистическим пониманием права,его концепта, в котором и еще не родившийся человек, и человек умершиймогут быть признаны «субъектами права». То есть для римских юристовpersona — это был не человек, которого можно было потрогать руками, дляних была несущественна телесная сущность человека, они признавали разницу между физическим и юридическим рождением человека»221.В хорошо известном учебнике римского права И.
Б. Новицкого«persona» переведено как «лицо», т.е. для него persona — это человек, пустьи не каждый, «раб — это человек, но не «persona», не «лицо». И.Б. Новицкийсчитает, что лица — это «люди».Г. Ф. Шершеневич в своих ранних работах, следуя уже сложившейсятрадиции, перевел «persona» как «лицо». Однако в позднем переиздании«Учебника русского гражданского права» «он вдруг неожиданно переводит«persona» как «маска», взяв тем самым на вооружение это понятие не как антропологическое, биологическое, а как сугубо юридическое222.Е.
Спекторский разъяснил, почему Г. Ф. Шершеневич уточнил своепонимание термина «persona»: «Даже понятие физического лица являетсячем-то надэмпирическим, особым метафизическим придатком к реальномучеловеку. Это понятие является как бы метафизической маской, личиной,надеваемой на людей юриспруденцией, — подобно той маске с очень широ-221Гаджиев Г. А. Онтология права. М., 2013.
С.16.222Пятков Д. В. Физическое лицо человека // Цивилист. 2012. No 1. С.33.187ким ртом этрусского происхождения, которую носили римские актеры и которая называлась persona»223.Утверждение же, что «юридическое лицо» должно быть обязательнофикцией основывается на понимании того, что «лицо» в юридическом обороте достигло своего нового и, возможно окончательного категориальнопонятийного развития, т.е. вышло уже на уровень теории юридических фикций, причем, последние при этом еще раз подтвердили свое инструментально-прагматическое (на уровне материального и процессуального права) значение.В свою очередь, Дж. Грэй считал, что единственным существом, которое имеет законные права является обладатель «воли» и поэтому рассматривал «коллективную индивидуальность» как фикцию, потому что юридическое лицо в качестве корпоративной индивидуальности – это простая «фигура речи»224. Рациональная же фикция «корпоративной индивидуальности»служит прежде всего для того, чтобы сохранить особого рода предпосылку:только «лицо» может иметь права и нести обязанности.В контексте целей исследования, обозначенных Л.
Фуллером, следуетотметить, что развитие современного правового языка, по большей части,двигалось вдоль предложенных им путей развития теории фикций. Вообще,только те юридические фикции, которые были научно переосмыслены и привели к возникновению в западной и отечественной юридической традициипродуктивных и в практическом, и в теоретическом ракурсах концепций.Особое лигвистическое чувство нескольких поколений юристов, утверждаетавтор, служило бережному сохранению языка права, охраняя последний отлингвистического застоя и разного рода «гротескного перенасыщения».223Спекторский Е.
Юриспруденция и философия // Юридическивестник. М., 1913. Кн. 2. С. 72-73.224Gray J.C., Nature and Sources of the Law (1st. ed., 1909), p.20,21.188Чем же тогда фикция отличается от «правды»? Например, Л.Фуллерполагает, что фикция вообще и юридическая фикции в частности являетсяособым метафорическим способом выражения «правды»225. Никакое утверждение, считает Л.Фуллер, не является полностью «соответствующим реальности» и мы обозначаем понятием «ложный» утверждения, включающие такие несоответствия.Фуллер все же допускает «частичное осознание ложности» юридических фикций, что, разумеется, нуждается в дополнительном теоретикометодологическом прояснении, также рассматривается отличие юридическихфикций и правовых презумпций.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
