Диссертация (1155344), страница 9
Текст из файла (страница 9)
По твёрдому убеждению писателя, именнорусские труженики, “Мареи” и “Власы”, приведут Россию кспасению, причём именно через жизнь с природой:“Последнее слово скажут они же, вот эти самые разные“Власы”, кающиеся и не кающиеся; они <…> укажут нам новуюдорогу и новый исход из всех, казалось бы, безысходных затрудненийнаших”[84:34], – предсказывает Достоевский и завершает свою мысльвесьма показательной в этом контексте фразой: “Не Петербург жеразрешит окончательно судьбу русскую”[84:34].Несправедливобылобыутверждать,чтоДостоевскийгероизирует исключительно крестьян: в своих статьях говорит он и оняне Алёне Фроловне, и о Тихоне Задонском, и о Фоме Данилове.Однако главным мерилом искренности и святости человека для негоостаётся его простота, духовная прозрачность.
Из статьи в статью онназывает подобных людей богатырями, в конечном счёте приходя квыводу, что они вместе и образуют “русский положительный тип”.Равным образом, не следует полагать, что Ф. М. Достоевскийсклонялся к крестьянскому утопическому социализму: известны егослова о том, что “народу страшно нужна интеллигенция”. Хорошо60видно, что великому писателю не чужда идеализация общественноготруда, но лишь потому, что он верил в потребность человечества вовсеобщем счастье. Ошибкой было бы и забывать, что всевышеприведённые строки Достоевский писал в последней четвертиXIX столетия, когда религиозные колебания и образование новыхдуховных течений переросли в полноценный нигилистическийкризис.Достоевскийнепризываетвернутьсякстаройпатриархальности – он смотрит в будущее и мечтает о святой Руси,которой только ещё предстоит родиться.В своём фантастическом рассказе-притче “Сон смешногочеловека”,опубликованномвапрельскомномере“Дневникаписателя” за 1877 год, Достоевский обращается к мифу о золотом векечеловечества, но раскрывает его весьма своеобразно.
В виденииглавного героя Земля предстаёт идеальным миром, который вот-вотпотеряет свою чистоту именно из-за решения самого человека творитьв нём зло.Известный литературовед Н. И. Пруцков справедливо отмечал,что важность этого произведения в творчестве Достоевскогоопределяется тем, что в нём мы впервые видим человека,“разорвавшего всякие связи с людьми и человечеством, а потом, подвпечатлением первобытного рая, осознавшего своё родство, своёединство с людьми”[101:75]. Вывод исследователя – которого будемпридерживаться в этой работе и мы – гласит, что в людях живётвоспоминание о своём первородном братстве и именно это являетсяоснованием человеческой совести. “Пробуждение совести”, – пишетПруцков – “[означает] пробуждение у человека сознания своего61единства, братства с другими людьми. Капитализм убивает этуспособность <…> только религия действительно способна еёпитать”[101:75].15 апреля 1864 года в Москве умирает первая женаДостоевскогоМарияДмитриевна.ДостоевскийоставляетвсвоейУженазаписнойследующийкнижкеденьзаметку,посвящённую одновременно загробной жизни и вопросу о задачечеловека на земле.
По его мысли, эта задача заключается в единствевсех людей, в отказе – причём “безраздельном и беззаветном” отсвоего “я”. Однако слияние с окружающими возможно только приискренней любви к другим людям, а это, по мнению Ф.М.Достоевского, представляет собой исключительно трудную или даженевыполнимую задачу. Вот как пишет об этом сам автор: “Возлюбитьчеловека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невозможно.Закон личности на земле связывает <…> высочайшее употребление,которое может сделать человек из своей личности, из полнотыразвития своего я, — это как бы уничтожить это я, отдать его целикомвсем и каждому”[96:715].Вспоминаются строки, которые М.А.
Волошин напишет встихотворении “В эти дни” через полвека после признанияДостоевского: “…нет ни врага, ни брата: /Все во мне, и я во всех”. Темне менее, в стихотворении Волошина мечта “развоплотиться”предстаёт скорее бегством от непреодолимых жизненных тягот,грёзой об умиротворении, в то время как для Достоевского “Это-то иесть рай Христов. Вся история, как человечества, так отчасти икаждого отдельно, есть только развитие, борьба, стремление и62достижение этой цели”[96: 715].Тем не менее, Достоевский приходит к выводу, что если учеловека есть подобная цель, то есть земной путь конечен, а значит,“человекестьназемлесуществотолькоразвивающееся,следовательно, не оконченное, а переходное”[96:715].ИвэтомДостоевскийвидитодинизцентральныхконтраргументов, опровергающих положение атеистов и нигилистов отом, что человек продолжает страдать на земле, несмотря наприсутствие всепрощающего, сочувствующего ему Бога: “Отчего жечеловек до сих пор страдает, а не делается братом друг другу? <…>Потому что это идеал будущей, окончательной жизни человека, а наземлечеловеквсостояниипереходном<…>СамХристоспроповедовал свое учение только как идеал, сам предрёк, что до концамира будет борьба и развитие”.Достоевский развивает этот тезис на протяжении несколькихмесяцев, разделяющих апрель 1864 года и закрытие журнала “Эпоха”в феврале 1865 г.
В это время ему свойственно противопоставлятьрациональный материализм и идеалистическое мировоззрение. Этидва разных подхода к жизни, два типа философского мировосприятия,вскоре приобретают в интерпретации Достоевского обозначения“социализм” и “христианство”, хотя справедливости ради заметим,что после написания статьи “Социализм и христианство” (так иоставшейся незавершённой) в конце 1864 г. писатель практически невозвращается к этим понятиям.В заметках к этой статье Достоевский даёт социализмунегативную оценку, подчёркивая, что любое общество рано или63поздно достигает переходной точки развития, в которой каждыйчеловек испытывает соблазн отказаться от прежних устоев, чтобыпровозгласить свою волю, свои индивидуальные взгляды.
Такиевзгляды всегда находятся в конфликтных отношениях с убеждениями,некогда заложенными в человека обществом, и задача личности втакой переломный момент – пересилить себя и избежать отрицаниябылых устоев. “Когда человек живет массами” – добавляет автор, –“<…> то человек живёт непосредственно.
Затем наступает времяпереходное, то есть <…> развитие личного сознания и отрицаниенепосредственных идей и законов (авторитетных, патриархальныхзаконов масс). И человек как личность всегда в этом состоянии <…>становился во враждебное, отрицательное отношение к авторитетномузакону масс”[96:755].По мнению Ф.М. Достоевского, только христианство предлагаетспасение от подобного разложения человеческого коллектива набунтующих, фанатично настроенных индивидуалистов. И как ужебыло сказано выше, христианство ведёт к жертвенному отказу отсвоей личной воли в пользу традиционной культуры.
Человек долженвернуться к авторитетам Церкви и отречься от себя как индивида радислияния с окружающими[96:755].Продолжаячеловечествожеразделятьсяначинаетжитьнатолькоотдельныерадиличности,удовлетворениясиюминутных потребностей. По мнению писателя, именно к этомуведётпуть,выбранныйсоциалистами(хотявоизбежаниетерминологической путаницы ещё раз заметим, что в данномзначении слово “социализм” Достоевский использовал только на64протяжении 1864 года). Буквально о “социалистах-западниках” онпишет,чтоонинастолькососредоточилисьнаобеспеченииматериального благосостояния человека, что “дальше брюха неидут”[96:755].Более того, Достоевский проводит дальнейшее разграничениесоциализма и христианства, говоря о социалистах: “Они с гордостиюв этом признаются: сапоги лучше Шекспира, о бессмертии душистыдно говорить”, а о христианах – что каждый из них стремится“быть властелином и хозяином <…> себя самого” только для того,чтобы “пожертвовать этим я, отдать его — всем”[96:756].Ф.М.Достоевскийпризнаёт,чтовконечномитогеисоциалисты, и христиане жаждут одного и того же – всеобщегосчастья, решения всех проблем, стоящих перед человечеством от заривремён.
Однако неоспоримое преимущество “христианства надсоциализмом в том и заключается, что христианин (идеал), всёотдавая, ничего себе сам не требует”. Уточнение “идеал” в данномконтексте значит, что подобного самоотречения достиг только самИисус Христос – для обычного же человека возможно толькобороться за этот идеал самоотверженности. Как только он достигнетего, он перестанет быть человеком перейдёт в новое экзистенциальноесостояние, над природой которого и размышляет автор.
“Какая она[эта жизнь], где она, на какой планете, в каком центре, вокончательном ли центре, то есть в лоне всеобщего Синтеза, то естьБога? — мы не знаем”, – признаётся мыслитель. – “Мы знаем толькоодну черту будущей природы будущего существа, которое вряд либудет и называться человеком: <…> живут, как ангелы Божии”[96:757].65Поэтому Достоевскому и кажется странным, что социалистыпытаются рассмотреть задачи человеческой жизни сугубо в земномключе, справиться только с материальными проблемами. В его глазах,природа того божественного существа, которым суждено статьчеловеку (фактически ангела – соответствующего, заметим, иволошинскойтеориипротивоположнаолюдяхприродекакангелахчеловека.десятогоЧеловеккруга),идётотиндивидуальности и разрозненности к слиянию, “Синтезу”, в то времякак обожествлённая сущность, которой ему предстоит стать, – это уже“Синтез всего бытия”.В отличие от философов-просветителей и прогрессоров второйполовины XIX в., Достоевский видит абсолютную вершину развитияобщества в возвращении индивида к естественному, гармоничномусуществованию.
Ни в коем случае не следует рассматривать этупозицию как призыв Достоевского возвращаться к первобытномусостоянию: напротив, обретя духовную гармонию, человек долженначать праведное существование на грани аскетизма и социализма.Суть этой идеи – в преодолении индивидуализма, а не в отказе от благцивилизации.Последнее хорошо видно из заметки с характерным названием“Социализм и христианство”[148:246-250], в которой весь мировойисторический процесс изображается Достоевским как результатдлительной эволюции патриархальной личности. Достоевский пишет,что для развития человечества необходимо, чтобы и дальше личность“отпадала от массы” и входила в состояние, в котором она “теряетисточник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и всё66сознаёт”[цит.по 102:8].