Диссертация (1155344), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Им[революционерам]ничто,посуществу,немешаетужитьсявместе”[40:84].Это подтверждает мысль художника о том, что религиознореволюционное бесовство свойственно русскому народу испоконвремён. Подобно мифологическим бесам, разрывающим душу и разумодержимого, бесы русской революции также дробят народноеединство на множество осколков:“Великая русская равнина — исконная страна бесноватости, —размышляет поэт. — Отсюда в древности шли в Грецию оргическиекульты и дионисические поступления; здесь с незапамятных временбродитхмельбезумия.Свойствобесов—дроблениеимножественность”[40:82]. Как не вспомнить здесь “атрибут своеволия”нигилиста Кириллова и связанные с ним попытки выстроить глубокоиндивидуальную, прежде всего - эксклюзивную для самого теоретиканравственную систему.
Дробление проникает в само революционноеобщество, уже не Святая Русь борется с Русью Грешной, а бесынабрасываются на других бесов. Прогноз Волошина неутешителен:Те бесы шумны и быстры:Они вошли в свиное стадоИ в бездну ринутся с горы...Неудивительно, что в 1917 г., в год наивысшего социального133резонанса, Волошин вспоминает сон Раскольникова из финала“Преступления и наказания”. Всё это время пророчество Достоевскогождало своего часа, ускользая от внимания поэта. Как отмечал самВолошин, до 1917 г.
он не придавал значения этой странице и даже незамечал её — ему даже “казалось, что её никогда раньше не было иона только что выросла в этой книге... Очевидно, глаза наши донынешних времен скользили по этим строкам, не видя их”[7].Ознаменовав само появление бесов в стихотворении “Трихины”(“Исполнилось пророчество: трихины/ В тела и в дух вселяютсялюдей/ И каждый мнит, что нет его правей”), в стихотворении“Китеж” Волошин описывает уже своё видение безнадёжногобудущего революционеров, в котором явно слышится всё тот жемотив шигалёвщины:Вчерашний раб, усталый от свободы,Возропщет, требуя цепей,Поставит вновь казармы и остроги...Стоит повторить ещё раз: любое смутное время, по мысли поэта,связано с отрицанием религиозных устоев.
Одной из удивительныхособенностей мировосприятия Волошина можно с уверенностьюназвать его видение истории как единого временного полотна, накотором изображены все исторические вехи и изломы. Для Волошинанесуществуетисториикакочерёдностивех,какстрогойпоследовательности событий. В его глазах, каждое происшествие – несоставная часть истории, но сама история.Вполне вероятно, что выдержать годы революции ему помоглоименно убеждение в предначертанности всех моментов истории.134Недаромвстихотворении«Северовосток»(1920г.)звучатодновременно вопрос и ответ:Нам ли весить замысел господний?Всё поймём, всё вынесем любя…[50: 9]Примечательно, что датировка стихотворения дополняетсякомментарием автора: “Перед приходом советской власти в Крым”.Волошин хорошо понимал, что сегодняшний день есть не более чемотражение бесконечной цепи событий, которые вкупе формировалитекущее положение России.
В восприятии М. Волошина историяпредставляет собой своего рода зеркало, в котором отражаются сразувсе значимые события прошлого. Недаром в автобиографии онпризнавался: “Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем неразочаровали… я их ожидал давно и в формах ещё болеежестоких”[54:32].Последнее хорошо видно из стихотворений “Деметриусимператор”, “Стенькин суд”, “Дикое поле”, “Китеж”, “Святая Русь”. Вназванных произведениях смута гражданской войны предстаёт неновым политическим конфликтом, но застарелой духовной болезнью,уходящей корнями в Смуту историческую.Идея о том, что одно событие можно понять и истолковать черездругое, занимает в философии автора одно из центральных мест. Так,в стихотворении “Стенькин суд” (1917) современная Волошинуреволюция напрямую сопоставляется с бунтами Степана Разина иЕмельяна Пугачёва, а также с предполагаемым самозванством монахаГригория Отрепьева. Обратим внимание: не одна только голытьбаидёт вместе со Стенькой Разиным – “вся великая, тёмная, пьяная,135окаянная...
Русь” сметает прежние устои, охваченная бесовским огнёмреволюции. Это не отдельные человеческие образы, это вечныетёмные силы, тяготеющие над Россией. Не один за другим губятрусский народ знаменитые мятежники: нет, “восставши из мёртвых смечом/Три угодника — с Гришкой Отрепьевым/Да с Емелькойпридём Пугачём”, — вот каково пророчество Стеньки Разина.В этой связи вспоминается библейский миф об изгнаниигергесинских бесов. «И когда Он прибыл на другой берег в странуГергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов,весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путём» (Мф.
8,28). В глазах Волошина революционеры – такие же бесноватые,следующие тёмной силе, не всегда даже ощущая её в себе.Опять же, вспоминаются слова Волошина о том, что “свойствобесов — дробление и множественность”[40:82] По мысли Волошина, заплакатнымилозунгамиипартийнымиидеаламискрываетсядеятельность всё тех же “гергесинских бесноватых”.
Несмотря наразрозненность фракций, борьбу политических кредо и социальныхпрограмм, они не разрозненно, а вместе истязают Россию в этоттёмный, тревожный час её жизни.Метафорой «бесовства», или «бесовщины», под которой следуетпониматьсвятотатственно-религиозныеосновыполитическогоанархизма, Волошин пользуется на протяжении большей части своеготворчества.Безусловно,задолгиегодыпоэтической,публицистической и даже социальной деятельности автора этивзгляды претерпевают определённые изменения.Так, статьи первого десятилетия XX в. (в особенности –136«Демоны разрушения и закона») наполнены образами «машинногодемонизма»Европы,которомуавторпротивопоставляетодухотворённость России.
С болью и горечью он говорит о «новойгосударственности», ожидающей человечество уже в ближайшеевремя. Его прогноз: этот новый уклад «будет пронизан ритмическомтрепетом сил, его породивших, которые, сбросив свои личиныдемонов, зримые нами, явят свои строгие божественные лики новойсправедливости»[39:147].Однако позже он разовьёт образ одухотворённой, «святой» Русив одном из главных трудов своей жизни – книге «НеопалимаяКупина». Здесь идеал Руси предстанет уже в двуликой форме: насмену однозначно светлому образу приходит контрастный, дажеконфликтный мотив России как страны, раздираемой внутреннимипротиворечиями. Такую Россию поэт называет одновременно «святойи грешной», «богоспасаемой» и «богонаказуемой». Он возвеличиваети бесконечно любит её – но любит «поруганной и в пыли».Конфликт между неотъемлемой святостью Руси и её бесовскимначалом становится, вероятно, фундаментальной темой «ВиденияИезекииля».
Это произведение занимает особое место в творчествеавтора, поскольку в нём Волошин создаёт метафорический образРоссии как невесты самого Творца. Прежде чем обратиться к текстустихотворения, вспомним, что в христианской мифологии видениеИезекиилясопровождалосьтаинственнымявлениемчетырёхживотных с лицами человека, льва, тельца и орла, двое из которыхзащищали от глаз иудейского пророка нечто сокровенное, источавшеепламя и жар.137Следуя духу библейского мифа, Волошин, однако, связывает еговсё с тем же конфликтным образом святости и греха.
В егостихотворении присутствует образ Руси как возлюбленной Господа:В полдень лежала ты в поле нагая,И проходил и увидел тебя Я,Край моих риз над тобою простер,Обнял, омыл твою кровь, и с тех порЯ сочетался с рабою Моею. [46: 164]По мысли поэта, трагедия России – в том, что взаменпредначертанной ей роли она возжелала стать равной Богу, из рабынистать госпожой и владычицей.
«Упоённая славой и властью[46:164]»,Россия «Стала распутной – ловка и хитра[46: 164]». Россия утратила тубожественную любовь, которая была ей подарена. Сокровенные жар ипламя из оригинального видения она променяла на «знаки из золота исеребра»[46: 164].Хотя именно в этом стихотворении образ России напрямуюсвязываетсясблагосклонностьфигуройТворцаБожьейиз-заизбранницы,собственныхпотерявшейстрастей,идеянравственного падения России встречается в творчестве Волошинанеоднократно.Так, в стихотворении «Святая Русь», созвучном по идейномуряду с «Видением Иезекииля», Россия предстаёт жертвой «лихихподговоров» врага (Сатаны), отдавая “Власть – холопам, силу –супостатам,/ Смердам – честь, изменникам – ключи”).
Русь, которойнекогда «Плотник-Царь» (Иисус Христос) «построил дом широко», вфинале произведения превращается в «гулящую» и «во Христе138юродивую Русь». Слово «гулящая» упомянуто неслучайно – именноподтакимназванием,стихотворение,«ГулящаясмысловаяРусь»,нагрузкаВолошинкоторогонапишетзеркальнопротивоположна «Святой Руси». Здесь персонифицированная Русьуже пережила своё падение:Шлендит пьяная в лохмах кумашныхДа бесстыжие песни орёт.Сквернословит, скликает напасти,Пляшет голая - кто ей заказ?Кажет людям срамные части,Непотребства творит напоказ.[48: 126]Однако её мятежу противопоставляется и попытка раскаяния:А проспавшись, бьется в подклетьях,Да ревет, завернувшись в платок,О каких-то расстрелянных детях,О младенцах, засоленных впрок.[48: 126]Опять же, отношение автора – или хотя бы лирического героя –к своей стране трудно назвать неизменным.
Так, в стихотворениях«Мир» и «Родина» возвращаются образы России как гибнущей илиуже погибшей святыни:Её мы прогалдели, проболтали,Пролузгали, пропили, проплевали,Замызгали на грязных площадях…(Мир, 1917)139В процитированном стихотворении встречается даже фраза«Распродали на улицах», как если бы речь шла о некой бесценнойреликвии. Тот же образ звучит и в «Родине»:Сквозь жаркий бред и сон - твояМечта в страданьях изжитаяИ неосуществлённая...Образ неосуществлённой мечты здесь явственно перекликаетсяс уже упомянутой ролью России как Божьей невесты из «ВиденияИезекииля».Нетрудно заметить, что даже с лексической точки зренияописанию России в стихотворениях Волошина соответствует глубококонтрастный, практически парадоксальный ряд слов: Россия уВолошина и «святая», и «грешная», и «великая», и «распластанная», и«окаянная», и «распятая» (то есть, с точки зрения христианскойсимволики, – богоподобная).