Диссертация (1155344), страница 22
Текст из файла (страница 22)
В 1877 г. Достоевскийвыразил эту мысль так: «[Люди] узнали стыд, и стыд возвели вдобродетель <…> начали говорить о братстве и гуманности <…>, адля обеспечения кодексов поставили гильотину».155Вообще,Достоевскомусвойственнопротивопоставлениеодухотворённой русской культуры западной цивилизации, хотяпоследнее лучше раскрыто в его публицистике, чем в художественныхпроизведениях. Журнал «Время» во многом был обращением крусскому народу с призывом вернуться к родным корням. Хотя былобы несправедливо назвать идеологом почвеннического течения толькоФ.М. Достоевского (в пропаганде почвеннических идей принималиактивное участие и Н. Н. Страхов, и Аполлон Григорьев, и братсамого Достоевского Михаил), Достоевский действительно посвятилнемалую часть своей публицистики почвенническим концепциям,даже если и отрицал их связь с традиционным конфликтомславянофильства и западничества.
Необходимо отметить, что и уславянофилов он усматривал неопределённость, мечтательность ифанатизм, губительные для любого течения, в то время как узападников находил “чутьё русского духа и народности”.Исследователь Николай Лосский в своё время предположил, чтоособенно сильно к неприятию западной цивилизации Достоевскогоподтолкнуло польское восстание, начавшееся в январе 1863 г.,поскольку, в его глазах, стимулом к этому восстанию послужилипринципы католицизма. Н.
Лосский подчёркивает, что с большойвероятностью «поворот к Православию начался у Достоевского не сусмотрения положительной ценности своей Церкви, а с отталкиванияот чужого вероисповедения, именно от католицизма».По убеждению Достоевского, католицизм эволюционировал вПольше в «антинародный, антигражданственный, антихристианскийдух <…> Мало того: нигде, может быть, католицизм не получал такой156степени прозелитизма, как в Польше».Воплотителямиэтих«антихристианских»концепцийвтворчестве Достоевского можно уверенно назвать Раскольникова,Подростка, Ивана и Смердякова, а также Петра Верховенского,которые опирались лишь на свои желания, игнорируя совесть ибожественные законы, изложенные именно в православии, а нехристианствекактаковом.Неудивительно,чтоихдействияприводили к результатам, прямо противоречащим их собственнымидеалам.Из произведений Достоевского видно, что, по его убеждению,отрицание веры в Бога есть отрицание веры в бессмертие души, азначит – и в необходимость добродетели.
Не обличая и не укоряясвоих героев напрямую, Достоевский, однако, показывает, чторелигиозныйнигилизмприводиткотчаяниюиморальномусамоубийству (а иногда и самоубийству физическому, как в случае сКирилловым, Ставрогиным, Ипполитом и некоторыми другимиперсонажами автора). Что ещё хуже, отрицание нравственных законовчасто оканчивается смертью других людей, нередко даже не вязанныхс самим убийцей и его философией.
Так, совершает цепочку убийстводин из главных «бесов» Достоевского, Пётр Верховенский.Отрицание религии подталкивает к убийству Федьку-каторжника иСмердякова, причём последнего подговаривает Иван, которогоследует считать отнюдь не преступником, а заблудшей душой,исповедником крайнего нигилизма. Раскольников также становитсяжертвой собственных религиозных измышлений, в которых, опять же,отсутствует осознанное стремление ко злу и наличествует только157желание доказать себе, что Бога – нет.Совсемпо-другомувидитконфликтправославногоикатолического начала М.А. Волошин.Его мистицизм опирается прежде всего на совмещениемножествабожьихобразов,интерпретируемыхразнымирелигиозными конфессиями по-своему. Он ищет синтеза междузападным и восточным представлением о Боге. Последнее отчётливопрослеживается в цикле стихотворений «Возношения».Мотивбесовщины-нечаевщинычрезвычайноважендлятворчества Ф.
М. Достоевского и М. А. Волошина. Нетруднозаметить, что, выдвинув эту тему на высочайший духовнорелигиозный уровень, оба мыслителя задаются вопросом об истокахэтого пагубного течения. Оба находят корень нечаевщины в одном: вкровопролитном периоде русской Смуты. Так, Николай Ставрогин –“Князь” — сравнивается в романе Достоевского то со СтенькойРазиным, то с Гришкой Отрепьевым.Как отмечает Л.
И Сараскина, “…тень первого русскогосамозванца, Лжедмитрия I, лишь придаёт разговору о самозванстве в“Бесах”некоторуюисторическуюперспективу...феноменнезаконного присвоения... чужого имени, звания, статуса или властиизначально показан, неизбежен для той болезни русского общества,которую Ф. М. Достоевский назвал бесовством”[186:262]. Не эта липровидческаясторона романа Ф. М. Достоевского заставилаВолошина написать 15 января 1918 г. в письме к А.
Петровой такиестроки: “Мне, может, удастся выявить после и лики русских демонов,не только бесов. Пока у меня единый русский демон – Дмитрий158император. Он уже историческое выявление демонизма, в своё времяраспылённого тоже между тысячами бесов”[цит.по 33:537]. В глазахВолошина мотив самозванства становится ключом к пониманиюанархической психологии современных русских революционеров.Особое место эта тема занимает в стихотворениях “Деметриусимператор”, “Стенькин суд”, “Дикое поле”, “Китеж”, “Святая Русь”.Как уже было замечено, в этих произведениях смута гражданскойвойны уходит корнями в годы исторической Смуты. “Три угодника —с Гришкой Отрепьевым/Да с Емелькой придём Пугачём”, —предрекает воскресший Разин.
Великое качество бесов – дробление имножественность, и все вместе они истязают Россию в этот тёмный,тревожный час её жизни. Сорваны “маскарадные псевдонимы”[40:82]революционеров. Обнажены лики бесов, приближающих Страшныйсуд.Вспоминается диалог С. Н. Булгакова и Вяч. Иванова осущности Николая Ставрогина. Медиум, проводящий бесов сквозьсвою душу в дольний мир, жертва манипуляций злых духов,вочеловеченное Ничто, утверждающее своё пагубное начало, — всеэти характеристики, совпадающие или противоречащие друг другу,метафорически объясняют характер и символичность историческогосамозванства и бесовщины.Тем не менее, как мы уже увидели ранее, путь распятия, черезкоторый проходит Россия, ведёт к будущему воскресению. Встихотворении“Готовность”Волошин,предчувствовавшийреволюцию и ожидавший её “давно и в формах ещё более жестоких”,называет революционное время “крещением”, в ходе которого муки и159испытания только полнее позволяют ему раскрыть свою веру.Апокалиптическому ЗверюВверженный в зияющую пасть,Павший глубже, чем возможно пасть,В скрежете и в смраде – верю!Этажеисключительностьибезапелляционностьсамоотверженной веры относится и к России, которую в том жестихотворении поэт называет “обугленной”.
Более того, дажепорождённыйбесовскимисилами,ритуалраспятияостаётсясвященным, и его необходимо пройти до конца:Надо до алмазного закалаПрокалить всю толщу бытия.Если ж дров в плавильной печи мало:Господи! Вот плоть моя.Подобно умирающему, предчувствующему свою агонию иочищающему душу молитвой, человек способен преодолеть духовнуюагонию своего народа жертвенной верой. Неудивительно, что в глазаххудожника русский народ проходит через те же муки и испытания,которыевыпалинадолюпервыхмучеников,переживавших“крестные муки Христа с такою полнотой веры, что самиудостаивались получить знаки распятия на руках и на ногах”[43:486]. Пособственной воле – хотя и вопреки собственному рассудку – русскийнарод обрекает себя на восхождение к новой Голгофе.Давно замечено: кто с мучительной болью в душе продолжаетбороться за справедливость, отмеченную светом самоотверженнойлюбви к ближним и состраданием к истинным страждущим, тому160необходимо ценою нравственных испытаний, через неверие изаушательство отстаивать свою веру перед апологетами лозунговойсправедливости, истинная сущность которых, подобно Гадаринскимбесам,открываетсялишьглазамправедногоитворческогоменьшинства.
Ф. М. Достоевский и М. А. Волошин – мыслители,гении и пророки в своём отечестве, – доказали свою приобщённость кэтому просветлённому меньшинству самой своей жизнью. Онипрошли через очищающий огонь человеколюбия, веры и постижениясовременных катаклизмов сознания, но самое важное – они сумели нетолько сберечь, но и облагородить человеческое лицо в периодбесовщины, сумели прославить истину в годы добровольногоослепления народа, бросить семена человечности в изувеченнуюреволюционным плугом славянскую почву.Мысль о том, что никакой идеал свободного человека, никакойумозрительный тезис о равенстве и правосудии, построенном накрови,неоправдываетразрушенияобщественнойгармонии,пронизывает существенную часть творческого наследия Ф.
М.Достоевского и М. А. Волошина. Отношение к революции какмаскараду, “одной из современных фальшей”[40:82] русского общества,роднит идейно-художественные и этические программы авторов другс другом в достаточной степени, чтобы можно было вполне уверенноговорить о своеобразном синтезе политических и религиозныхвоззрений обоих мыслителей.Тревожный дух времени наложил отпечаток на характертворчества каждого из великих авторов.
Понимание иррациональнойи бездуховной сущности русского освободительного движения161позволило и Достоевскому, и Волошину измерить себя мериломсвоего времени и в себе разглядеть порочное, бесовское семя,преодоление которого было бы невозможным вне искренней любви кродине, к своей земле, к Богу.Недаром в одной из статей “Дневника писателя” Достоевский,исследуя в ретроспективе идейно-этическую платформу кружкаПетрашевского, делает такой вывод: “Нечаевым, вероятно, я бы немог сделаться никогда, но нечаевцем не ручаюсь, может и мог бы...
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
