Диссертация (1155344), страница 16
Текст из файла (страница 16)
ДОСТОЕВСКОГОВ МИРОВОСПРИЯТИИ М.А. ВОЛОШИНА§ 3.1. “Бесы” и “бесовщина” в поэзии и публицистикеМ. А. ВолошинаПо признанию Волошина, именно русский роман XIX века стал“сосредоточием всех трагических переживаний славянской души”. Встатье“РусскаятрагедиявозникнетизДостоевского”,опубликованной в газете “Русская молва” в марте 1913 г., Волошинуподобляет Ф. М. Достоевского пророку славянской души, устамикоторого говорит “вся ночная душа России”. “Это не художник, –утверждает Волошин. – Это бесноватый, в котором поселились всебесы русской жизни”.Едва ли поэт мог предположить, что пророчества Ф.
М.Достоевского в самом ближайшем времени предстоит пережить емусамому. Весной 1917 г. Волошин окончательно возвращается в свойдом в Коктебеле, где ему предстоит разделить со своим народом всеиспытания, обрушившиеся на страну. Потрясение Волошина таково,что до Октябрьской революции 1917 г., по собственному признаниюпоэта, он оказывается не в силах написать ни одного стихотворения.Волошина не интересует личное спасение от общественныхпотрясений, всколыхнувших Россию: “Ни от кого не спасаюсь, никудане эмигрирую, и все волны гражданской войны и смены правительствпроходят над моей головой”[28:18], — пишет он в автобиографии.110Уже первые революционные события XX в.
воспринимаютсяпоэтом как своего рода бесовская игра, предзнаменования которойещё во второй половине прошлого века отмечал Достоевский. “ВнастоящуюминутуРоссияужеперешагнулакругбезумиясправедливости и отмщения, — заключает поэт в статье “Пророки имстители. Предвестия Великой революции”. — Неслыханная иневиданная моровая язва, о которой говорил Достоевский, уженачалась”[39:207].Хотясказать,чтоэтимпризнаниемотмеченовсёисториософское мироощущение поэта после революционных событий1905 г., было бы преувеличением, в глазах Волошина революциястановится не причиной, а лишь выразителем духовной болезниобщества,подтверждающеймысльДостоевскогообесовскойодержимости русских революционеров.ВреволюционныхсобытияхВолошиннеищетсоциополитического подтекста, борьба движений и партий малоинтересует его.
Куда более важные перспективы он видит висследованиипсихологическихизменений,постигшихрусскоесамосознание в тревожные годы начала XX в.В стихотворении “Русская революция” поэт ставит подсомнениеподлиннуюсущность“пролетариев”схлестнувшихся в гражданской войне:Но жизнь и русская судьбаСмешали клички, стёрли грани:Наш пролетарий — голытьба,А наши “буржуа” — мещане.111и“буржуа”,Окончательно эту мысль поэт формулирует в лекции “Россияраспятая”, пытаясь определить подлинные имена этих “беспощадноборющихся врагов”. Итог Волошина: “...мы знаем, что это толькомаскарадные псевдонимы, под которыми ничего не скрывается”[40:82].В этой идеологической маскарадности поэт обнаруживаетскрытые подосновы русского бесовства.
Он видит, что зло сокрыто нев идеалах, к которым стремятся русские революционеры, а в техпутях, которыми эти новоявленные “бесы” идут к достижениюиллюзорной свободы. Происходит подмена идеалов и методов,подлинная борьба сменяется “кровью по совести”. Террор становитсясамодостаточной целью, полноценной идеологией, за которойпрактически не прослеживается настоящего стремления к обретениюмира и справедливости ни народом-богоносцем, ни даже самимиинициаторами борьбы. Начинается “слияние революционера сразбойником, освобождение революционной психики от всякихнравственных сдержек”[190:319].Волошин хорошо понимает ритуализированность отечественнойреволюции.
Вслед за Нечаевым и его художественным альтер-эгоПетром Верховенским “бесы” терзают свою страну ради воцарениястраха, ради самого факта принесения жертвы. Подобно императоруАлександру II, прозванному Освободителем, но погибшему от руки“освобождённого” народовольца Игнатия Гриневицкого, любойполитический или культурный деятель тех лет мог стать цельютеррористического движения не по своим убеждениям, но по своемустатусу человека, смерть которого может способствовать укреплениюатмосферы ужаса и насилия в империи.112“Сколько раз мне приходилось слышать от “буржуев с военнойпсихологией”, что необходимо после занятия севера “повеситьГорького” и “расстрелять Брюсова и Блока”, – отмечает поэт в статье“Соломонов суд”.
– “Эти проявления классовой психологии оченьстрашны и представляют из себя явление чисто большевистскогохарактера. “Большевизм” — это ведь вовсе не то, что человекисповедует, а то, какими средствами и в каких пределах он считаетвозможным осуществлять свою веру”[124:118].Волошина тяготит стремление европейских народов, а теперьуже и России, добиться освобождения “восстанием и бунтом, огнём имечом и реками крови”[84:262-263], на что указывал ещё Достоевский вапрельском номере “Дневника писателя” за 1876 г.Оба мыслителя сходятся в том, что освобождение должно былоприйти не посредством кровопролития, а лишь на основе взаимногопонимания между народом и его царём.
Без этого единения попыткаосвобождения будет явлением по определению антинародным,поскольку приведёт к гражданской войне. (Ср.: “Россия будет единойиостанетсямонархической,несмотрянатеперешнюю“социалистическую революцию”[40:84] (М. Волошин) и “В Россиикрестьянство получило освобождение по доброй воле царя и под егомудрым правлением”[84:262-263]).Даже в кругу радикально настроенных лиц не раз признавалсятот факт, что идеи “террора ради террора” в период революций и войнначала XX в.
начинали впитываться в само общество, заражать егоиррациональными страстями. В 1906 г. в одном из выпусков газеты“Секира”высказываетсямысль,113котораяпозженеоднократноповторяетсяорганизмвпублицистикезаражёнМ.нечаевщиной,Волошина:“Революционныйчудовищнойболезнью…вырождением революционного духа”[189:7].
Действительно, в отличиеот радикалов первой половины XIX в., анархисты XX столетиядействуют методами Нечаева, включая в спектр террористическихактов грабёж и убийства не только политических деятелей ичиновников, но и мирное население, зачастую не заинтересованное впобеде конкретных партий.Тупиковость этой борьбы с существующим строем методамиобрушения прежних устоев чувствовали многие из современныхВолошину революционеров, хотя среди них были и те, кто просто непредставлял,кудаподатьсяпоследолгихлетбеспрерывнойтеррористической деятельности. В числе таких разочаровавшихся былдаже знаменитый Б. Савинков, с которым Волошин поддерживалдружеские отношения с 1915 г. Именно Савинков, которого Горькийназывал “палачом, не чуждым лиризма и заражённым карамазовскойболезнью”,однимневозможностиизпервыхпреодолениявоплотилбесовстваидеюВолошинанасилием,опосколькуфизическая борьба и террор (в частности, осуществляемый ячейкойсамого Савинкова) приводили только к возникновению новых очаговбессмысленной агрессии.Неудивительно, что в письме к Савинкову Волошин делаетследующее признание: “...смертям Вашим я не верю, т.
к. убеждён,что судьба Вас хранит для роли чрезвычайной и что Вы скажете одноиз последних слов в русской смуте”[12]. В глазах Волошина Савинков –бес, переживший своё бесовство и увидевший путь к преодолению114русской смуты, в противовес своим бывшим товарищам, которые“ведутдьявольскуюполитику...призываякпогромам,сеяультрамонархические слухи и вожделения”[цит. по 48].Подобный взгляд на необходимость преодоления революцииненасильственнымиметодамиимеетособоезначениедляМаксимилиана Волошина.
Почти за десять лет до письма Савинкову,в январе 1911 года, Волошин читает лекцию “Отцеубийство вантичной и христианской трагедии (братья Карамазовы и Эдипцарь)”, в которой он поэтически осмысляет судьбу Карамазовых кактрагедию сыновей, унаследовавших бесовское, проклятое началосвоего грешного отца. В попытке спастись от своего демоническогонаследия братья ищут возможности “преодолеть” в себе своегородителя. Но это преодоление невозможно осуществить ни насилием,ни тем более отречением от духовной связи с Фёдором Карамазовым.Путь к спасению лежит через духовное паломничество и “смиреннуюлюбовь”, провозглашённую Зосимой.Попытавшись освободиться от грехов своего отца черезубийство, братья лишь укрепляют в себе его бесовское начало.Подлинное спасение требует от них не убить в себе “плоть” отца, а“возлюбить её, освятить, преобразить, одухотворить её… принять ивсеюсвоеюжизньюоправдатьсвоюфизическуюнаследственность”[47:52].В одной из статей того периода, озаглавленной “"БратьяКарамазовы" в постановке Московского Художественного театра”,Волошин даёт такую оценку судьбе героев произведения: “На всехпутях, уводящих их от их карамазовской плоти к духу, стоит115отцеубийство”.
Невзирая на то, что “Дмитрий наследует дух своейматери”, отец передаёт ему “сладострастное карамазовское насекомое,которое он во что бы то ни стало должен истребить в себе”[32:154].В основе этого утверждения лежит представление Волошина осоединении добродетели и порока, равновесии грешного и святогоначал. Ошибка Дмитрия Карамазова – в том, что он пытается убить всебе отцовское наследие, вместо того чтобы преобразить его инаполнить внутренней красотой. Даже лакей Смердяков, которыйстановится всего лишь орудием, воплощающим грешный замыселсвоих братьев, “хочет оправдаться формальным признанием, но егожертва не принята...
наступает безумие – горячка. Он так же, как иДмитрий, гибнет за то, что хотел истребить в себе отчую злую плоть,а не спасти, не просветить её, не преобразить её”[32:154].Та же участь постигла русский народ. Незадолго до своегописьма Савинкову Волошин подчёркивает эту мысль в лекции“Россия распятая”: “Большевизм нельзя победить одной силойоружия,отбесноватостихирургическим”[40:82].Попытканельзяосвободитьисцелитьсяпутёмсвоюсилойземлюприведёт только к процветанию “Руси Грешной”, заслоняющей собою“Святую Русь”.Волошин чётко обозначает свою позицию по отношению кэтому вопросу: “Перегонять бесов из человека в свинью, из свиньи вбездну, из бездны опять в человека — это значит толькоспособствоватьбесовскомуколовращению,вьюжнойметели,заметающей Русскую землю”[40:82].