Диссертация (1155344), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Так, встихотворении“Северовосток”поэтвозвращаетсяктемеполитического маскарада бунтовщиков, впервые прозвучавшей ещё встихотворении “Русская революция”:102Что менялось? Знаки и возглавья?Тот же ураган на всех путях:В комиссарах - дурь самодержавья,Взрывы Революции в царях[цит. по 5].Подобным смешением антитетических образов проникнуто всётворчество Волошина. Поэт использует ветхозаветные и новозаветныеобразы, распространяя их на окружающий мир и провозглашая темсамым неувядающий характер христианских заповедей и традиций.По мысли художника, законы Горнего царства формируютособое пространство, проникнуть в которое может только обретшийистину.
Постичь же подобную истину можно только через кровавоесамопожертвование, всецелое отречение от своего блага радивосхождения своего народа на очищающую Голгофу. Верующийчеловек по определению должен не избегать духовного перерожденияна фоне страдания плоти, а лишь приветствовать и возвещать его:Нам ли весить замысел Господний?Всё поймем, всё вынесем, любя, —Жгучий ветр полярной преисподней,Божий Бич! приветствую тебя[цит. по 5].Веру в добродетельное начало России автор провозглашаетсамим названием сборника. “Неопалимая Купина” выступает в ролиживого воплощения русского духа: горящего, но не сгорающего,освещающего путь себе и другим народам.Опасность – не в угрозе физической гибели, а в духовномразложенииРоссиивремёнреволюций.
Россияне поддаётсябедствиям материального мира, и её невозможно разрушить в103духовном плане внешними силами, поскольку “Каждый, коснувшийсядерзкойМолниейрукою,поражён”[44:139]—Россия/защищенасвященнымпокровительством Горнего мира, однако моральное разложениебогоизбранного народа в годы усобицы потому и страшно, что саманация оказывается недостойна своего Бога. Как не вспомнить здесьутверждениеШатова,озвучившегооднуизмыслейсамогоДостоевского: “Всякий народ до тех пор и народ, пока имеет своегоБога… пока верует в то, что своим богом победит и изгонит из миравсех остальных богов”[92:238].Волошин хорошо понимает, что если народ перестанет верить вединую истину, дарованную ему Горним миром, он откажется отединого Бога и от его священного покровительства. То, что не подсилу внешним врагам, грозит совершить сам народ, охваченныйбезумием междоусобицы.Дело здесь даже не в принципе Достоевского “православие – врусском народе”.
Как видно из всего комплекса произведений М. А.Волошина, речь идёт о незримом единстве Руси, о её способностиподниматься на борьбу с захватчиком ради защиты святого отечества.Отступив от собственной святости, усомнившись в ней, Святая Русьвполне предсказуемо оборачивается Русью грешной.Не брат борется с братом на улицах революционной России, ноСпаситель с Антихристом (вспомним слова Достоевского: “ТутДьявол с Богом борются, а поле битвы – сердца людей”). Народноегрехопадение – и не одной только Руси, но всего человечества –наглядно продемонстрировано автором во второй части книги104“Неопалимая Купина”, озаглавленной “Пламена Парижа”.
Этот циклособеннопоказателенвтомотношении,чтопоэтсамзасвидетельствовал преображение мирного города, будучи в самомцентре кровопролития и террора.Всё тот же он во дни войны,В часы тревог, в минуты боли...[цит. по 5]– таким поэт запомнил город в дни войны. Во второмстихотворении цикла, озаглавленном “Париж в январе”, показан ещёнравственно чистый, дорогой сердцу художника город, хотя уже в нём“по ночам безглазый мрак/ В провалах улиц долго бродит”. Однако этакартина быстро сменяется трагическими эпизодами, свидетелем илетописцем которых приходится стать Волошину.Подобнотому,какФ.М.Достоевскийдостигособого,исключительного для русских писателей XIX в. проникновения впсихологические основы грядущей революции, так и Волошинпервым среди поэтов серебряного века указал на непоправимыеколебания в народном самосознании.
Необходимо заметить, чтоБиблия, оказавшая колоссальное влияние на мироощущение поэта,наделяла его неистощимым материалом для осмысления революции.Именно в библейских (зачастую – апокалиптических) образах онописывал и культуру нового века, и мировую войну, и грянувшую заней революцию, в огнях которой он – один из немногих крупныхпоэтов–занялмиротворческуюпозицию.Пособственномупризнанию, поэт “молился за тех и за других”, готовый, какрассказывали его близкие, в любую минуту покинуть Коктебель,чтобы спасти гибнущую душу, какую бы сторону в гражданской105войне ни занимала жертва.Эту самоотверженную, гуманную и мужественную позицию М.Волошина во время гражданской войны отмечали и другие поэты.Спасение людей от жестокости расправ вне зависимости от ихубеждений и принадлежности к политическим фракциям подтолкнулоА.
Белого, посетившего Волошина в Коктебеле в 1924 г., кпризнанию: “Я не узнаю Максимилиана Александровича. За пять летреволюции он удивительно изменился, много и серьезно пережил… сизумлением вижу, что Макс Волошин стал Максимилианом”.Творчество поэта в годы революции отмечено пробудившимсячувством русского единства, которое он изо всех сил пыталсясохранить и поддержать. “Революция ударила по его творчеству, какогниво по кремню, и из него посыпались яркие, великолепные искры,– писал о Волошине В.В. Вересаев.
– Как будто совсем другой поэтявился, мужественный, сильный, с простым и мудрым словом”[29:535].Следует заметить, что апокалиптическое видение русскойусобицыбылосвойственноМ.Волошинуссамогоначалареволюционного периода. Задолго до создания образов “НеопалимойКупины” и начала миротворческой деятельности М. Волошинстановитсясвидетелемодногоизважнейшихсобытийвпредреволюционной России.
“К 9-му января 1905 года судьба привеламеня в Петербург и дала почувствовать все грядущие перспективырусской революции, – вспоминает поэт. – Но я не остался в России, ипервая русская революция прошла мимо меня”[54:31]. Несмотря на этопризнание, уже очень скоро Волошин пишет во французскую газету“L’Europeen” очерк о Кровавом воскресенье, взволнованно отмечая106огромное историческое и мистическое значение этого события.Волошин завершает статью с трагической уверенностью в том, что“этот день является мистическим прологом к большой народнойтрагедии, которая пока ещё не началась”[цит.
по 106].Похожие мысли просматриваются в стихотворении, написанномв 1905 году в Петербурге:Уж занавес дрожит перед началом драмы...Уж кто-то в темноте, всезрящий, как сова,Чертит круги, и строит пентаграммы,И шепчет вещие заклятья и слова.Спустя годы в лекции “Россия распятая” поэт ещё будетвспоминать об этих днях: “И тут внезапно и до ужаса отчетливо сталопонятно, что... русская революция будет долгой, безумной, кровавой,что мы стоим на пороге новой великой разрухи Русской земли, новогосмутного времени...
Правда – страшная, но зато подлинная,обнаружилась только во время октябрьского переворота. Русскаяреволюция выявила свой настоящий лик”[44:314-315].Кровавая подоплёка грядущей народной усобицы, которой былоуже не избежать и преодолеть которую стало возможно толькомолитвой и искренней верой в духовную силу русского народа,получила у Волошина название “всенародного бесовского шабаша 17го года”. Он не только усматривает иррациональное, демоническоеначало в действиях русских революционеров, но и напрямую называетштурмЗимнегодворца“импровизированнымспиритическимсеансом”[44:317].Осмысление “бескровного” бунта, осуществлённого под угрозой107применения оружия, и мучительное понимание неизбежности чисток,репрессий и братоубийственной гражданской войны заставляютВолошинаоставитьследующиестрокионравственно-психологическом состоянии русского народа в первые дни после“торжества” революции:Сквозь пустоту державной воли,Когда-то собранной Петром,Вся нежить хлынула в сей домИ на зияющем престоле,Над зыбким мороком болотБесовский правит хоровод[цит.
по 5].Мотив бесовщины всё с большей отчётливостью начинаетпросачиваться в идейно-художественное мировидение Волошина. Онвидит, как за кратковременной, мимолётной радостью победыприходит смятение, смута. Тревога за нравственное и психическоездоровьереволюционероввыливаетсяуВолошинавтемуидеологического сумасшествия – и вот уже:Народ, безумием объятый,О камни бьётся головойИ узы рвёт, как бесноватый...Задолго до написания этих строк Волошин в другой статье,озаглавленной“Пророкиимстители.ПредвестияВеликойреволюции” (1906 г.), выражает столь же категоричный взгляд напопытки установить справедливость на крови невинных, взять на себярассмотренный ещё Ф.М.
Достоевским грех “крови по совести”:“Справедливость судящая, наказывающая – зло”[7].108По мысли художника, прекрасна лишь та справедливость,которая проявляет себя “…как миг, как порыв любви, как мятежпротив беззакония”[7].Волошин неоднократно подчёркивал, что провозвестники новойморали тем и опасны, что они не отрицают Бога, а наделяют себясвятотатственным правом нести его слово своими устами, искажая ипереворачивая старые истины, но вместе с тем – веря в них безостатка.Подобный взгляд на разрушительную сущность поиска истины,направленного не на постижение подлинной картины жизни, но напреображение мира в соответствии с собственной волей, находит своёразвитие в статье “Пророки и мстители”.По мысли художника, “любовь страшнее и разрушительнеененависти, потому что ненависть...
только огненный цветок,распускающийсянадеревелюбви,нанеопалимойкупинечеловечества”[39:194].Образ Страшного суда потому и страшен, что “у статуиСправедливости в руках меч”[39:194], а высшей точкой общенародногопоиска справедливости становится “безумие революций”[39:194].Между тем, мотив безумия и братоубийственной революции как актасамоослепления и жестокости становится магистральным в позднемхудожественном и публицистическом творчестве Ф.М. Достоевского.Своеобразный синтез идей этих двух мыслителей, писателей ипророков заслуживает отдельного рассмотрения.109ГЛАВА III. ИДЕЙНО-ФИЛОСОФСКОЕ НАСЛЕДИЕФ.М.